Когда весело деду, он меня или Гизульфа сажает на это
место, кто милее ему в тот день. Уже давно хмур, как туча, дед, и место
слева от него пустует. А справа, как положено, отец наш Тарасмунд сидит.
Плюхнулся Агигульф-сосед на скамью, ложку принял. Но не ест, к горшку
не тянется, очередь свою пропускает. Правда, дышать спокойнее стал, как
увидел, что дочь его ненаглядная, кривая и беременная, Фрумо
придурковатая, за обе щеки наворачивает, так что за ушами трещит. Так
лопала дурочка, что и гостя, кажется, не замечает. Тут Гизела, мать наша,
за рукав ее дернула и сказала ей вполголоса: "Поздоровайся с батюшкой".
Фрумо отцу заулыбалась, через стол к нему потянулась, чуть горшок не
своротила, и поведала: "А Ахма, муж мой, вон там в закутке, помирает". И
головой показала, где.
Агигульф-сосед на деда нашего уставился. А дед знай себе степенно
кушает и ложкой рот обтирает. Тарасмунд, что справа от деда сидел, глаз от
горшка не поднимал, будто узрел там что-то.
Лишь окончив трапезу, дед ложку положил и спросил соседа спокойно:
мол, как, в доме был? Агигульф-сосед отвечал: был. Дед сказал:
- Секиру мы от дождя в дом внесли. И меч на месте ли?
Сосед подтвердил: да, на месте и меч, и секира.
Дед же сказал:
- А птица твоя пропала, Агигульф. Жара стоит. Протухла птица.
- А отчего бы это ей протухнуть? - Агигульф спрашивает.
- Отчего же убоина протухает? - ответствовал дед. - От того и
протухла. - И добавил: - Нам чужого не надо. Хвала богам, своего хватает.
- А кто птицу-то мою забил? - Агигульф-сосед спрашивает.
- Твои и забили, - дед отвечает.
Сосед наш рассердился и кричать было начал, что, видать, шутники
нашлись попользоваться слабоумием дочери и зятя его. Небось, Агигульфа
(дяди нашего), шута горохового, с дружком его Валамиром рук дело.
На что дед сурово сказал ему, что сын его Агигульф с Валамиром сейчас
жизнью рискуют, среди гепидов, народа вражьего, за село родное ратуют. Или
на тинге том у Агигульфа-соседа уши пылью забило, что не расслышал о том,
куда младший сын его, Рагнариса, ехать вызвался?
Тут Фрумо вдруг встрепенулась и кричать начала, что курочки она
хочет, курочки. Но дедушка Рагнарис на дурочку цыкнул и гаркнул ей, что,
дескать, муженьку ее полоумному своих кур резать не даст.
Отец наш Тарасмунд сказал Агигульфу-соседу:
- Ахма, видать, последнего ума лишился, как ты уехал. Пир устроить
хотел. Гостей каких-то ждал. Не понравились нам разговоры про гостей этих.
Ахма - блаженный; вдруг ему видение было? Хорошо бы Одвульф Гупту из
соседнего села привел. Гупта святой. Может быть, отвадил бы Гупта беду.
Ибо идет беда, по всему видно. Вот и Ахма помирает.
- Отчего он помирает? - спросил Агигульф-сосед. Видно было, что
больше из вежливости спросил, ибо очень зол был на Ахму из-за перебитой
птицы и пса изведенного.
Отец объяснил, что, как видно, птиц и пса зарубив, на свинью Ахма
покусился. Потому так решил, что подранена свинья была. Свинья за себя
постоять сумела, не курица все-таки, зверь серьезный. Видать, толкнула
дурака рылом, он на меч и напоролся. Хорошо еще, что выбраться сумел, хоть
не заела его свинья, пока беспомощный был...
Тут дедушка Рагнарис, мысли Агигульфа-соседа прочитав, заговорил
громким голосом, что наша семья платить за перебитую птицу не будет, ибо
Ахма выполнял волю его дочери, которая курочку потребовала. И для нашей
семьи Ахма - отрезанный ломоть, ибо Агигульф-сосед, взяв его в зятья, стал
ему нынче вместо отца. А что Ахма здесь лежит, то по родственному
приветили их с Фрумо, желая хозяйство Агигульфа-соседа от разорения
уберечь. Ибо два дурака много не нахозяйничают.
Агигульф-сосед уперся. И раньше доводилось ему оставлять молодых без
пригляду; отчего же раньше ничего подобного не случалось? Отчего в
одночасье оба последнего ума лишились?
На это отец наш Тарасмунд отвечал: видать, на то воля Бога Единого.
Захотел - дал ума, захотел - отобрал.
Дедушка Рагнарис носом шумно засопел, но опровергать не стал.
Нам с братом скоро надоело слушать, как Агигульф-сосед с дедушкой
из-за каждой курицы препирается, и мы ушли. Времени прошло немало, прежде
чем те договорились между собой. Агигульф-сосед свою дочь Фрумо домой
забрал вместе с ее "богатырем"; Ахма же помирать в нашем доме остался. По
всему видать было, что не жилец Ахма на этом свете. Так отец наш говорил
матери нашей, Гизеле.
Мы с братом были недовольны, что Ахма в нашем доме остался, потому
что от его раны очень сильно воняло. А еще стонал он целыми днями, так что
жутко делалось. Хорошо еще, что мы на сеновале спали. Отец наш Тарасмунд и
Гизела, мать наша, к годье ходили. Но годья сказал, что все в руках Бога
Единого. Ежели замыслил Бог Единый Ахму прибрать, значит, приберет и
нечего надоедать Ему своими просьбами. Но он утешил нашу мать, сказав, что
не от ее грехов помирает Ахма (мать наша почему-то считала, что
провинилась в чем-то и что ее наказать решил Бог Единый). Наша мать Гизела
очень боится Бога Единого.
Сестрам нашим, Сванхильде и Галесвинте, любопытно было смотреть, как
Ахма помирает. Они хотели поглядеть, кто за Ахмой придет: бесы или ангелы.
Годья говорил во время чумы, что часто видел, как души грешных людей бесы
крючьями утаскивают из тела. Они спорили между собой. Сванхильда говорила,
что Ахма напакостил много в жизни и что бесы непременно придут за ним.
Галесвинта же говорила, что Ахма блаженный и что за ним придут ангелы.
Что дедушка Рагнарис обо всем этом думал, никто не знал. Отец раз
заикнулся, что годью бы надо к Ахме позвать, но дедушка запретил. Он Ахму
нарочно возле своих богов положить велел. Так он рек: "Только от богов
может прийти и исцеление тела, и просветление ума". Но дедушкины боги
молчали.
Мы видели, что дедушка очень зол, потому что он нешуточно побил
Ильдихо.
Агигульф-сосед такие новости привез. Задержался он потому, что
Теодобада ждал. Теодобад же у аланов в становище был. В нашем селе про
аланов мало что знают. Далеко становище аланское от нас. А в бурге у
Теодобада аланы - частые гости. И дружинники теодобадовы многие на аланках
женаты. Агигульф-сосед сказал, что видел много аланов в бурге и кое-что
очень ему не понравилось.
А не понравилось ему то, что аланы очень много мяса привезли в бург и
продавали его дешево. Рано они в этом году начали скот бить и слишком
много забили. Агигульф, сосед наш и родич, у одного алана спросил, почему
они так рано скот забивать начали, не случилось ли чего, но тот алан
только и сказал Агигульфу-соседу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
место, кто милее ему в тот день. Уже давно хмур, как туча, дед, и место
слева от него пустует. А справа, как положено, отец наш Тарасмунд сидит.
Плюхнулся Агигульф-сосед на скамью, ложку принял. Но не ест, к горшку
не тянется, очередь свою пропускает. Правда, дышать спокойнее стал, как
увидел, что дочь его ненаглядная, кривая и беременная, Фрумо
придурковатая, за обе щеки наворачивает, так что за ушами трещит. Так
лопала дурочка, что и гостя, кажется, не замечает. Тут Гизела, мать наша,
за рукав ее дернула и сказала ей вполголоса: "Поздоровайся с батюшкой".
Фрумо отцу заулыбалась, через стол к нему потянулась, чуть горшок не
своротила, и поведала: "А Ахма, муж мой, вон там в закутке, помирает". И
головой показала, где.
Агигульф-сосед на деда нашего уставился. А дед знай себе степенно
кушает и ложкой рот обтирает. Тарасмунд, что справа от деда сидел, глаз от
горшка не поднимал, будто узрел там что-то.
Лишь окончив трапезу, дед ложку положил и спросил соседа спокойно:
мол, как, в доме был? Агигульф-сосед отвечал: был. Дед сказал:
- Секиру мы от дождя в дом внесли. И меч на месте ли?
Сосед подтвердил: да, на месте и меч, и секира.
Дед же сказал:
- А птица твоя пропала, Агигульф. Жара стоит. Протухла птица.
- А отчего бы это ей протухнуть? - Агигульф спрашивает.
- Отчего же убоина протухает? - ответствовал дед. - От того и
протухла. - И добавил: - Нам чужого не надо. Хвала богам, своего хватает.
- А кто птицу-то мою забил? - Агигульф-сосед спрашивает.
- Твои и забили, - дед отвечает.
Сосед наш рассердился и кричать было начал, что, видать, шутники
нашлись попользоваться слабоумием дочери и зятя его. Небось, Агигульфа
(дяди нашего), шута горохового, с дружком его Валамиром рук дело.
На что дед сурово сказал ему, что сын его Агигульф с Валамиром сейчас
жизнью рискуют, среди гепидов, народа вражьего, за село родное ратуют. Или
на тинге том у Агигульфа-соседа уши пылью забило, что не расслышал о том,
куда младший сын его, Рагнариса, ехать вызвался?
Тут Фрумо вдруг встрепенулась и кричать начала, что курочки она
хочет, курочки. Но дедушка Рагнарис на дурочку цыкнул и гаркнул ей, что,
дескать, муженьку ее полоумному своих кур резать не даст.
Отец наш Тарасмунд сказал Агигульфу-соседу:
- Ахма, видать, последнего ума лишился, как ты уехал. Пир устроить
хотел. Гостей каких-то ждал. Не понравились нам разговоры про гостей этих.
Ахма - блаженный; вдруг ему видение было? Хорошо бы Одвульф Гупту из
соседнего села привел. Гупта святой. Может быть, отвадил бы Гупта беду.
Ибо идет беда, по всему видно. Вот и Ахма помирает.
- Отчего он помирает? - спросил Агигульф-сосед. Видно было, что
больше из вежливости спросил, ибо очень зол был на Ахму из-за перебитой
птицы и пса изведенного.
Отец объяснил, что, как видно, птиц и пса зарубив, на свинью Ахма
покусился. Потому так решил, что подранена свинья была. Свинья за себя
постоять сумела, не курица все-таки, зверь серьезный. Видать, толкнула
дурака рылом, он на меч и напоролся. Хорошо еще, что выбраться сумел, хоть
не заела его свинья, пока беспомощный был...
Тут дедушка Рагнарис, мысли Агигульфа-соседа прочитав, заговорил
громким голосом, что наша семья платить за перебитую птицу не будет, ибо
Ахма выполнял волю его дочери, которая курочку потребовала. И для нашей
семьи Ахма - отрезанный ломоть, ибо Агигульф-сосед, взяв его в зятья, стал
ему нынче вместо отца. А что Ахма здесь лежит, то по родственному
приветили их с Фрумо, желая хозяйство Агигульфа-соседа от разорения
уберечь. Ибо два дурака много не нахозяйничают.
Агигульф-сосед уперся. И раньше доводилось ему оставлять молодых без
пригляду; отчего же раньше ничего подобного не случалось? Отчего в
одночасье оба последнего ума лишились?
На это отец наш Тарасмунд отвечал: видать, на то воля Бога Единого.
Захотел - дал ума, захотел - отобрал.
Дедушка Рагнарис носом шумно засопел, но опровергать не стал.
Нам с братом скоро надоело слушать, как Агигульф-сосед с дедушкой
из-за каждой курицы препирается, и мы ушли. Времени прошло немало, прежде
чем те договорились между собой. Агигульф-сосед свою дочь Фрумо домой
забрал вместе с ее "богатырем"; Ахма же помирать в нашем доме остался. По
всему видать было, что не жилец Ахма на этом свете. Так отец наш говорил
матери нашей, Гизеле.
Мы с братом были недовольны, что Ахма в нашем доме остался, потому
что от его раны очень сильно воняло. А еще стонал он целыми днями, так что
жутко делалось. Хорошо еще, что мы на сеновале спали. Отец наш Тарасмунд и
Гизела, мать наша, к годье ходили. Но годья сказал, что все в руках Бога
Единого. Ежели замыслил Бог Единый Ахму прибрать, значит, приберет и
нечего надоедать Ему своими просьбами. Но он утешил нашу мать, сказав, что
не от ее грехов помирает Ахма (мать наша почему-то считала, что
провинилась в чем-то и что ее наказать решил Бог Единый). Наша мать Гизела
очень боится Бога Единого.
Сестрам нашим, Сванхильде и Галесвинте, любопытно было смотреть, как
Ахма помирает. Они хотели поглядеть, кто за Ахмой придет: бесы или ангелы.
Годья говорил во время чумы, что часто видел, как души грешных людей бесы
крючьями утаскивают из тела. Они спорили между собой. Сванхильда говорила,
что Ахма напакостил много в жизни и что бесы непременно придут за ним.
Галесвинта же говорила, что Ахма блаженный и что за ним придут ангелы.
Что дедушка Рагнарис обо всем этом думал, никто не знал. Отец раз
заикнулся, что годью бы надо к Ахме позвать, но дедушка запретил. Он Ахму
нарочно возле своих богов положить велел. Так он рек: "Только от богов
может прийти и исцеление тела, и просветление ума". Но дедушкины боги
молчали.
Мы видели, что дедушка очень зол, потому что он нешуточно побил
Ильдихо.
Агигульф-сосед такие новости привез. Задержался он потому, что
Теодобада ждал. Теодобад же у аланов в становище был. В нашем селе про
аланов мало что знают. Далеко становище аланское от нас. А в бурге у
Теодобада аланы - частые гости. И дружинники теодобадовы многие на аланках
женаты. Агигульф-сосед сказал, что видел много аланов в бурге и кое-что
очень ему не понравилось.
А не понравилось ему то, что аланы очень много мяса привезли в бург и
продавали его дешево. Рано они в этом году начали скот бить и слишком
много забили. Агигульф, сосед наш и родич, у одного алана спросил, почему
они так рано скот забивать начали, не случилось ли чего, но тот алан
только и сказал Агигульфу-соседу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63