Я – их произведение, они создали меня. Я – человек во всем, я смертен. И никогда не знаю, вернут ли меня к жизни.
Миллионы лет спустя буддисты будут утверждать, что все живые существа включены в великий круговорот жизни, умирая и возрождаясь снова и снова. Единственный способ вырваться из этого круга страданий – достичь нирваны, полного небытия, добиться столь же полного и окончательного бегства от мира, как падение в черную дыру и исчезновение из вселенной навечно.
Нирвана не по мне. Я отрекся не от всех стремлений. Я люблю богиню и отчаянно жажду ответной любви. Она твердит, что любит меня, но в те жуткие неизмеримые мгновения, когда она покинула меня, падавшего в бесконечный огненный колодец, я заново осознал, что она не человек, не такой человек, как я, несмотря на внешность.
Меня не покидал страх, что я утрачу ее. Или, хуже того, что Ане надоест моя человеческая ограниченность и она бросит меня навсегда.
15
Мы провели на болоте три дня, пока я оправлялся от ран и набирался сил. Пожалуй, мы были единственными людьми на всей планете; впрочем, назвать Аню просто человеком можно лишь с большой натяжкой.
В болоте было невыносимо жарко и сыро. Почва чавкала при ходьбе; на каждом шагу приходилось пробиваться сквозь заросли гигантского папоротника и каких-то листьев, похожих на лопухи, огромных – побольше слоновьих ушей, – влажно липших к телу. Повсюду змеились лианы, опутывая деревья и стелясь под ноги коварными ловушками.
Но хуже жары был смрад. Запахи разложения окружали нас со всех сторон; болото источало дух смерти. Духота угнетала меня, сырость высасывала силы.
Как в ловушке, увязли мы среди мокрой зелени. Джунгли подступали к нам, будто живые, выпивали воздух из наших легких, заслоняли собой весь мир. Взор проникал вперед лишь на два-три ярда. Дальше все терялось за плотной стеной растительности, если мы не шли по илистому руслу потока. Но даже тогда листва переплеталась настолько, что мы могли бы не заметить стадо бронтозавров, проходившее от нас в двух шагах.
Есть было почти нечего. Растения, сплошь незнакомые, казались совершенно несъедобными. Несколько раз я видел в темных водах серебристых рыбок, но слишком крохотных и юрких, чтобы пытаться их поймать. Мы обходились лягушками и мохнатыми личинками насекомых, отвратительными на вид, но достаточно питательными, чтобы не протянуть ноги.
Каждый вечер шел дождь, бурными потоками низвергаясь с мрачных небес. Тучи громоздились горами на протяжении всего удушливого дня, всасывая влагу из гнилого воздуха, как губки. Я отсырел насквозь; кожа от влажности начала преть, пошла складками и приобрела белесый оттенок. Даже Аня после трехдневного пребывания в этой парной выглядела замарашкой.
Небо было обложено тучами почти постоянно. Однажды ночью оно ненадолго прояснилось настолько, что стали видны звезды. Я тотчас же об этом пожалел. Аня спала, а я пытался отыскать на небосводе очертания знакомых созвездий. Но взамен узрел лишь все ту же угрюмую багровую звезду, зависшую высоко над горизонтом и будто подглядывавшую за нами.
Я поискал взглядом созвездие Ориона, своего тезку среди звезд, но не нашел. Затем вдруг узнал Большую Медведицу, и сердце мое мучительно сжалось. Она сильно переменилась, совершенно утратив сходство с тем ковшом, который я знал по иным эпохам. Ее большой прямоугольный «черпак» сплющился и заострился, больше напоминая совок, чем ковшик. Рукоятка его была круто изломана.
Нас отделяла от знакомых мне эпох такая бездна миллионов лет, что даже вечные звезды переменились. При виде искаженного ковша Большой Медведицы я вдруг почувствовал себя ужасно одиноким и заброшенным, и душа моя наполнилась такой неизбывной печалью, какой я еще не знал.
Никаких млекопитающих мы не видели, кроме похожего на землеройку серого пушистого зверька, обитавшего в кронах деревьев. Зато рептилии были повсюду.
Однажды утром Аня наполняла ковшик, стоя на берегу грязной протоки, когда из воды выскочил притаившийся там гигантский крокодил. Его массивное зеленое тело совершенно сливалось с зеленью тростника и камыша, а над водой виднелись лишь выпуклые глазки и ноздри. Ане пришлось бежать изо всех сил и карабкаться на ближайшее дерево, чтобы уйти от его зубов; хищник оказался весьма проворен, и он едва не догнал ее.
В болоте водились черепахи, длиннохвостые ящерицы размером со свинью и множество змей, плававших по воде и ползавших по деревьям.
Однако по-настоящему этот мир все-таки принадлежал динозаврам. Далеко не все они были гигантами. На второй день Аня, воспользовавшись толстым суком в качестве дубины, попыталась убить двуногого динозавра величиной с курицу-переростка. Он удрал от нее, свистя, как чайник. Привыкнув увиливать от своих рослых собратьев, он без труда увернулся и от ударов Ани.
Со своего наблюдательного пункта на ветке я видел как-то раз под вечер ковылявшую вразвалочку рептилию, покрытую роговым панцирем, как броненосец, но ростом чуть ли не с пони. Волочившийся за ней короткий хвост был утыкан крепкими шипами, как булава.
Вокруг постоянно роились насекомые, но, как ни странно, нас они не беспокоили. Поначалу меня это удивляло, но потом я сообразил, что здесь настолько мало млекопитающих, что вряд ли хоть одно насекомое способно проявить интерес к теплой крови.
На третью ночь я сказал Ане, что достаточно окреп, чтобы тронуться в путь.
– Ты уверен?
– Да. Пора убираться из этой чертовой бани.
– А куда идти?
Я пожал плечами. Вечерний ливень только-только отшумел. Мы сидели, тесно прижавшись друг к другу, под импровизированным навесом из гигантских листьев, которые я наспех скрепил вместе. Это не помогло – струи дождя пробивали навес насквозь и все равно промочили нас. Последние капли сбегали с бесчисленных листьев, наполняя зеленый мир звуками симфонии звонкой капели. Красивый хитон Ани превратился в мокрую серую тряпку. Мой кожаный жилет и набедренная повязка липли к телу и казались мне клейкими зловонными обносками.
– Куда угодно. Все лучше, чем торчать здесь, – ответил я.
Моя богиня кивнула, соглашаясь.
– И как можно дальше отсюда, – добавил я.
– Тебя тревожит Сетх?
– А тебя нет?
– Пожалуй, должен бы. Но я не могу отделаться от мысли, что он не станет утруждаться из-за нас. Мы здесь все равно что в мышеловке, так стоит ли тратить силы, чтобы искать нас и убивать? Мы умрем здесь, любимый, в этом жалком, затерянном в глубине тысячелетий времени, и никто нас не спасет.
Сумерки бросили на очаровательное лицо Ани мрачную тень, голос ее охрип от уныния. Я бы с удовольствием прожил нормальную человеческую жизнь с моей подругой в каменном веке, но прохладные райские леса – совсем не то, что гнилые, вонючие джунгли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
Миллионы лет спустя буддисты будут утверждать, что все живые существа включены в великий круговорот жизни, умирая и возрождаясь снова и снова. Единственный способ вырваться из этого круга страданий – достичь нирваны, полного небытия, добиться столь же полного и окончательного бегства от мира, как падение в черную дыру и исчезновение из вселенной навечно.
Нирвана не по мне. Я отрекся не от всех стремлений. Я люблю богиню и отчаянно жажду ответной любви. Она твердит, что любит меня, но в те жуткие неизмеримые мгновения, когда она покинула меня, падавшего в бесконечный огненный колодец, я заново осознал, что она не человек, не такой человек, как я, несмотря на внешность.
Меня не покидал страх, что я утрачу ее. Или, хуже того, что Ане надоест моя человеческая ограниченность и она бросит меня навсегда.
15
Мы провели на болоте три дня, пока я оправлялся от ран и набирался сил. Пожалуй, мы были единственными людьми на всей планете; впрочем, назвать Аню просто человеком можно лишь с большой натяжкой.
В болоте было невыносимо жарко и сыро. Почва чавкала при ходьбе; на каждом шагу приходилось пробиваться сквозь заросли гигантского папоротника и каких-то листьев, похожих на лопухи, огромных – побольше слоновьих ушей, – влажно липших к телу. Повсюду змеились лианы, опутывая деревья и стелясь под ноги коварными ловушками.
Но хуже жары был смрад. Запахи разложения окружали нас со всех сторон; болото источало дух смерти. Духота угнетала меня, сырость высасывала силы.
Как в ловушке, увязли мы среди мокрой зелени. Джунгли подступали к нам, будто живые, выпивали воздух из наших легких, заслоняли собой весь мир. Взор проникал вперед лишь на два-три ярда. Дальше все терялось за плотной стеной растительности, если мы не шли по илистому руслу потока. Но даже тогда листва переплеталась настолько, что мы могли бы не заметить стадо бронтозавров, проходившее от нас в двух шагах.
Есть было почти нечего. Растения, сплошь незнакомые, казались совершенно несъедобными. Несколько раз я видел в темных водах серебристых рыбок, но слишком крохотных и юрких, чтобы пытаться их поймать. Мы обходились лягушками и мохнатыми личинками насекомых, отвратительными на вид, но достаточно питательными, чтобы не протянуть ноги.
Каждый вечер шел дождь, бурными потоками низвергаясь с мрачных небес. Тучи громоздились горами на протяжении всего удушливого дня, всасывая влагу из гнилого воздуха, как губки. Я отсырел насквозь; кожа от влажности начала преть, пошла складками и приобрела белесый оттенок. Даже Аня после трехдневного пребывания в этой парной выглядела замарашкой.
Небо было обложено тучами почти постоянно. Однажды ночью оно ненадолго прояснилось настолько, что стали видны звезды. Я тотчас же об этом пожалел. Аня спала, а я пытался отыскать на небосводе очертания знакомых созвездий. Но взамен узрел лишь все ту же угрюмую багровую звезду, зависшую высоко над горизонтом и будто подглядывавшую за нами.
Я поискал взглядом созвездие Ориона, своего тезку среди звезд, но не нашел. Затем вдруг узнал Большую Медведицу, и сердце мое мучительно сжалось. Она сильно переменилась, совершенно утратив сходство с тем ковшом, который я знал по иным эпохам. Ее большой прямоугольный «черпак» сплющился и заострился, больше напоминая совок, чем ковшик. Рукоятка его была круто изломана.
Нас отделяла от знакомых мне эпох такая бездна миллионов лет, что даже вечные звезды переменились. При виде искаженного ковша Большой Медведицы я вдруг почувствовал себя ужасно одиноким и заброшенным, и душа моя наполнилась такой неизбывной печалью, какой я еще не знал.
Никаких млекопитающих мы не видели, кроме похожего на землеройку серого пушистого зверька, обитавшего в кронах деревьев. Зато рептилии были повсюду.
Однажды утром Аня наполняла ковшик, стоя на берегу грязной протоки, когда из воды выскочил притаившийся там гигантский крокодил. Его массивное зеленое тело совершенно сливалось с зеленью тростника и камыша, а над водой виднелись лишь выпуклые глазки и ноздри. Ане пришлось бежать изо всех сил и карабкаться на ближайшее дерево, чтобы уйти от его зубов; хищник оказался весьма проворен, и он едва не догнал ее.
В болоте водились черепахи, длиннохвостые ящерицы размером со свинью и множество змей, плававших по воде и ползавших по деревьям.
Однако по-настоящему этот мир все-таки принадлежал динозаврам. Далеко не все они были гигантами. На второй день Аня, воспользовавшись толстым суком в качестве дубины, попыталась убить двуногого динозавра величиной с курицу-переростка. Он удрал от нее, свистя, как чайник. Привыкнув увиливать от своих рослых собратьев, он без труда увернулся и от ударов Ани.
Со своего наблюдательного пункта на ветке я видел как-то раз под вечер ковылявшую вразвалочку рептилию, покрытую роговым панцирем, как броненосец, но ростом чуть ли не с пони. Волочившийся за ней короткий хвост был утыкан крепкими шипами, как булава.
Вокруг постоянно роились насекомые, но, как ни странно, нас они не беспокоили. Поначалу меня это удивляло, но потом я сообразил, что здесь настолько мало млекопитающих, что вряд ли хоть одно насекомое способно проявить интерес к теплой крови.
На третью ночь я сказал Ане, что достаточно окреп, чтобы тронуться в путь.
– Ты уверен?
– Да. Пора убираться из этой чертовой бани.
– А куда идти?
Я пожал плечами. Вечерний ливень только-только отшумел. Мы сидели, тесно прижавшись друг к другу, под импровизированным навесом из гигантских листьев, которые я наспех скрепил вместе. Это не помогло – струи дождя пробивали навес насквозь и все равно промочили нас. Последние капли сбегали с бесчисленных листьев, наполняя зеленый мир звуками симфонии звонкой капели. Красивый хитон Ани превратился в мокрую серую тряпку. Мой кожаный жилет и набедренная повязка липли к телу и казались мне клейкими зловонными обносками.
– Куда угодно. Все лучше, чем торчать здесь, – ответил я.
Моя богиня кивнула, соглашаясь.
– И как можно дальше отсюда, – добавил я.
– Тебя тревожит Сетх?
– А тебя нет?
– Пожалуй, должен бы. Но я не могу отделаться от мысли, что он не станет утруждаться из-за нас. Мы здесь все равно что в мышеловке, так стоит ли тратить силы, чтобы искать нас и убивать? Мы умрем здесь, любимый, в этом жалком, затерянном в глубине тысячелетий времени, и никто нас не спасет.
Сумерки бросили на очаровательное лицо Ани мрачную тень, голос ее охрип от уныния. Я бы с удовольствием прожил нормальную человеческую жизнь с моей подругой в каменном веке, но прохладные райские леса – совсем не то, что гнилые, вонючие джунгли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80