Зябкий ветер доносил запах надвигавшегося дождя.
Мы остановились на пригорке между двумя мелкими озерцами. Рептилии помогли нам с Аней сесть, но ничуть не ослабили наших пут. Все пятеро сели полукругом, лицом к нам. Юнона, весь день без разбора объедавшая попадавшуюся по пути зелень, протиснулась между нами и тут же уснула.
– Мы голодны, – сказал я пустоглазым гуманоидам.
– И окоченели, – подхватила Аня.
Ни малейшей реакции. Они-то не голодны, это ясно. Неизвестно, сколько они могут обходиться без пищи. А о потребностях млекопитающих они то ли не задумывались, то ли – что вероятнее – им вообще нет дела до наших нужд. А может – скорее всего, – они понимают, что голод подорвет наши силы и уменьшит шансы на побег.
Дождь пошел лишь на рассвете. Мы шлепали по щиколотку в грязи, то и дело поскальзываясь и падая, поскольку не могли балансировать связанными руками. Рептилии неизменно помогали нам подняться – не слишком ласково, но и не грубо. Аню они поднимали вдвоем, а трое других загораживали их от меня.
Всю дорогу до озерного замка почти беспрестанно шли дожди. Наконец, как-то под вечер, едва дыша от духоты, голода и усталости, мы вышли к берегу.
Замок впервые предстал перед нашими глазами при свете дня; его массивные стены и высокие башни влажно поблескивали в лучах склонявшегося к закату солнца. А с высоты чистых голубых небес, не помраченная даже солнцем, взирала на нас кровавая звезда.
21
Нас повели по узким мосткам к единственным воротам в мощных высоких стенах замка. Ворота оказались тесными – две тощие рептилии едва прошли в них плечом к плечу, – зато высокими, не менее двадцати футов в высоту. Свод арки был утыкан блестевшими шипами, обращенными остриями внутрь.
Когда мы из жаркого сияния солнца ступили в красноватый сумрак твердыни Сетха, я всей кожей ощутил едва уловимый гул мощных механизмов. В замке оказалось даже жарче, чем снаружи. Жар окатил меня удушливой волной, выжав пот из каждой поры, пронизав душу иссушающей усталостью.
Пятеро наших конвоиров передали нас с рук на руки четверке других – чуть более рослых, но в остальном как две капли воды похожих на прежних. Судя по столь поразительному сходству, их могли вывести клонированием из одной клетки.
Новые конвоиры освободили нас от пут, и мы впервые за много дней смогли пошевелить онемевшими руками, размять закостеневшие пальцы. Обычный человек на нашем месте был бы необратимо искалечен – мышцы его рук атрофировались бы, а кисти покрылись язвами от недостаточного притока крови. Я же смог направить кровь в обход мучительно тугих уз, сознательно усилив ее приток через более глубокие артерии. Аня поступила точно так же, но все равно рубцы от веревок исчезли нескоро.
Размяв пальцы, моя любимая первым делом наклонилась, чтобы приласкать малышку Юнону, буквально засопевшую от удовольствия. Я даже готов был ревновать.
Нас всех троих поместили в тесную комнату, не дав даже горстки соломы, чтобы подстелить на голый жесткий пол, совершенно гладкий – без единого стыка или вмятинки. Весь замок был сделан из какого-то пластика, как и крепость Сетха в неолите.
Стены тоже казались совершенно гладкими, но вдруг в одной из них открылась дверца и появился поднос с пищей – дымившееся, только что с вертела, жареное мясо, вареные овощи, бутыли с водой и даже охапка зелени для Юноны.
Мы с жадностью принялись за еду, хотя я никак не мог выбросить из головы мысль о последнем ужине приговоренного к казни.
– Что теперь? – поинтересовался я, вытирая подбородок тыльной стороной ладони.
Аня оглядела гладкие стены камеры.
– Чувствуешь вибрацию?
– Должно быть, тут все питается энергией ядерного колодца, – кивнул я.
– Мы должны добраться до него и уничтожить, – решительно заявила Аня.
– Легко сказать.
Она окинула меня печальным взглядом серых глаз.
– Это необходимо сделать, Орион. От этого зависит существование человечества, существование всего континуума.
– Тогда для начала надо выбраться из камеры, – со смиренным вздохом откликнулся я. – Есть предложения?
Будто в ответ на мой вопрос, металлическая дверь откатилась, и на пороге показались еще двое тюремщиков – а может быть, двое из тех, кто пригнал нас сюда.
Один поманил нас когтистым пальцем, и мы кротко вышли в коридор, а Юнона с опаской затопала следом.
В коридоре было жарко и сумрачно. Лампочки на потолке едва тлели, наверняка излучая основную часть энергии в инфракрасном диапазоне, невидимом для моих глаз. Но рептилиям тут наверняка светло. Закрыв глаза, я мысленно подключился к Юноне. И действительно, увиденный глазами динозаврихи коридор оказался залит ярким светом, а жара воспринималась как на диво приятное тепло.
Коридор уходил вниз – не слишком круто, но ощутимо. Оглядываясь по сторонам глазами Юноны, я вдруг открыл, что стены здесь вовсе не одноцветные – их украшали яркие мозаики, изображавшие грациозных человекообразных рептилий, прогуливавшихся по красивым аллеям и паркам, в заботливо ухоженных садах, раскинувшихся на берегу бурного моря или на скалистых гребнях гор.
Шагая по коридору, я внимательно изучал картины. Ни на одной из них не было более одного человекоподобного ящера, хотя на многих имелись изображения других рептилий – частью двуногих, но в большинстве своем четвероногих. Ни один ящер не был одет, не держал в руках хоть что-нибудь напоминавшее орудие. У них не было даже поясов или сумок.
И вдруг по спине моей пробежал холодок: я осознал, что солнце на всех мозаиках не желтое, а темно-красное, настолько огромное, что зачастую закрывает четверть небосвода. А в нескольких сценах даже появлялось второе светило – далекая желтая звездочка.
Настенная живопись изображала отнюдь не Землю. Их солнце – та самая багровая звезда, на которую я смотрел из ночи в ночь; та зловещая звезда, которую не в силах погасить даже полуденное солнце; звезда, даже сейчас озарявшая замок кровавым светом.
Я уже собирался сообщить об этом Ане, когда стражники остановили нас перед дверью, покрытой затейливой резьбой, – настолько огромной, что в нее рука об руку могли бы войти десять человек. Притронувшись к створке, я ощутил под пальцами холодный безжизненный пластик, хотя она и казалась сделанной из темного дерева, похожего на эбеновое. Меня поразило, что даже при такой жаре дверь была холодной.
Вдруг ее створки плавно и совершенно беззвучно распахнулись внутрь. Не дожидаясь приглашения, мы с Аней вошли в огромный сводчатый зал. Юнона вышагивала между нами.
Снова воспользовавшись собственным зрением, я едва разглядел ребристый свод, круто уходивший кверху. В зале царил сумрак, воздух был обжигающе жарок, будто в июльский полдень мы остановились у открытой топки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
Мы остановились на пригорке между двумя мелкими озерцами. Рептилии помогли нам с Аней сесть, но ничуть не ослабили наших пут. Все пятеро сели полукругом, лицом к нам. Юнона, весь день без разбора объедавшая попадавшуюся по пути зелень, протиснулась между нами и тут же уснула.
– Мы голодны, – сказал я пустоглазым гуманоидам.
– И окоченели, – подхватила Аня.
Ни малейшей реакции. Они-то не голодны, это ясно. Неизвестно, сколько они могут обходиться без пищи. А о потребностях млекопитающих они то ли не задумывались, то ли – что вероятнее – им вообще нет дела до наших нужд. А может – скорее всего, – они понимают, что голод подорвет наши силы и уменьшит шансы на побег.
Дождь пошел лишь на рассвете. Мы шлепали по щиколотку в грязи, то и дело поскальзываясь и падая, поскольку не могли балансировать связанными руками. Рептилии неизменно помогали нам подняться – не слишком ласково, но и не грубо. Аню они поднимали вдвоем, а трое других загораживали их от меня.
Всю дорогу до озерного замка почти беспрестанно шли дожди. Наконец, как-то под вечер, едва дыша от духоты, голода и усталости, мы вышли к берегу.
Замок впервые предстал перед нашими глазами при свете дня; его массивные стены и высокие башни влажно поблескивали в лучах склонявшегося к закату солнца. А с высоты чистых голубых небес, не помраченная даже солнцем, взирала на нас кровавая звезда.
21
Нас повели по узким мосткам к единственным воротам в мощных высоких стенах замка. Ворота оказались тесными – две тощие рептилии едва прошли в них плечом к плечу, – зато высокими, не менее двадцати футов в высоту. Свод арки был утыкан блестевшими шипами, обращенными остриями внутрь.
Когда мы из жаркого сияния солнца ступили в красноватый сумрак твердыни Сетха, я всей кожей ощутил едва уловимый гул мощных механизмов. В замке оказалось даже жарче, чем снаружи. Жар окатил меня удушливой волной, выжав пот из каждой поры, пронизав душу иссушающей усталостью.
Пятеро наших конвоиров передали нас с рук на руки четверке других – чуть более рослых, но в остальном как две капли воды похожих на прежних. Судя по столь поразительному сходству, их могли вывести клонированием из одной клетки.
Новые конвоиры освободили нас от пут, и мы впервые за много дней смогли пошевелить онемевшими руками, размять закостеневшие пальцы. Обычный человек на нашем месте был бы необратимо искалечен – мышцы его рук атрофировались бы, а кисти покрылись язвами от недостаточного притока крови. Я же смог направить кровь в обход мучительно тугих уз, сознательно усилив ее приток через более глубокие артерии. Аня поступила точно так же, но все равно рубцы от веревок исчезли нескоро.
Размяв пальцы, моя любимая первым делом наклонилась, чтобы приласкать малышку Юнону, буквально засопевшую от удовольствия. Я даже готов был ревновать.
Нас всех троих поместили в тесную комнату, не дав даже горстки соломы, чтобы подстелить на голый жесткий пол, совершенно гладкий – без единого стыка или вмятинки. Весь замок был сделан из какого-то пластика, как и крепость Сетха в неолите.
Стены тоже казались совершенно гладкими, но вдруг в одной из них открылась дверца и появился поднос с пищей – дымившееся, только что с вертела, жареное мясо, вареные овощи, бутыли с водой и даже охапка зелени для Юноны.
Мы с жадностью принялись за еду, хотя я никак не мог выбросить из головы мысль о последнем ужине приговоренного к казни.
– Что теперь? – поинтересовался я, вытирая подбородок тыльной стороной ладони.
Аня оглядела гладкие стены камеры.
– Чувствуешь вибрацию?
– Должно быть, тут все питается энергией ядерного колодца, – кивнул я.
– Мы должны добраться до него и уничтожить, – решительно заявила Аня.
– Легко сказать.
Она окинула меня печальным взглядом серых глаз.
– Это необходимо сделать, Орион. От этого зависит существование человечества, существование всего континуума.
– Тогда для начала надо выбраться из камеры, – со смиренным вздохом откликнулся я. – Есть предложения?
Будто в ответ на мой вопрос, металлическая дверь откатилась, и на пороге показались еще двое тюремщиков – а может быть, двое из тех, кто пригнал нас сюда.
Один поманил нас когтистым пальцем, и мы кротко вышли в коридор, а Юнона с опаской затопала следом.
В коридоре было жарко и сумрачно. Лампочки на потолке едва тлели, наверняка излучая основную часть энергии в инфракрасном диапазоне, невидимом для моих глаз. Но рептилиям тут наверняка светло. Закрыв глаза, я мысленно подключился к Юноне. И действительно, увиденный глазами динозаврихи коридор оказался залит ярким светом, а жара воспринималась как на диво приятное тепло.
Коридор уходил вниз – не слишком круто, но ощутимо. Оглядываясь по сторонам глазами Юноны, я вдруг открыл, что стены здесь вовсе не одноцветные – их украшали яркие мозаики, изображавшие грациозных человекообразных рептилий, прогуливавшихся по красивым аллеям и паркам, в заботливо ухоженных садах, раскинувшихся на берегу бурного моря или на скалистых гребнях гор.
Шагая по коридору, я внимательно изучал картины. Ни на одной из них не было более одного человекоподобного ящера, хотя на многих имелись изображения других рептилий – частью двуногих, но в большинстве своем четвероногих. Ни один ящер не был одет, не держал в руках хоть что-нибудь напоминавшее орудие. У них не было даже поясов или сумок.
И вдруг по спине моей пробежал холодок: я осознал, что солнце на всех мозаиках не желтое, а темно-красное, настолько огромное, что зачастую закрывает четверть небосвода. А в нескольких сценах даже появлялось второе светило – далекая желтая звездочка.
Настенная живопись изображала отнюдь не Землю. Их солнце – та самая багровая звезда, на которую я смотрел из ночи в ночь; та зловещая звезда, которую не в силах погасить даже полуденное солнце; звезда, даже сейчас озарявшая замок кровавым светом.
Я уже собирался сообщить об этом Ане, когда стражники остановили нас перед дверью, покрытой затейливой резьбой, – настолько огромной, что в нее рука об руку могли бы войти десять человек. Притронувшись к створке, я ощутил под пальцами холодный безжизненный пластик, хотя она и казалась сделанной из темного дерева, похожего на эбеновое. Меня поразило, что даже при такой жаре дверь была холодной.
Вдруг ее створки плавно и совершенно беззвучно распахнулись внутрь. Не дожидаясь приглашения, мы с Аней вошли в огромный сводчатый зал. Юнона вышагивала между нами.
Снова воспользовавшись собственным зрением, я едва разглядел ребристый свод, круто уходивший кверху. В зале царил сумрак, воздух был обжигающе жарок, будто в июльский полдень мы остановились у открытой топки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80