Во всяком случае, первые одиннадцать был прочным парижанином. Забавно, но я более парижанин чем житель какого-либо другого города! (В Москве в два присеста, до эмиграции и после, я прожил всё-таки меньше.) Я настоящий "parido" и любил мою "Paname", так на жаргоне называют истинные парижане("parido") и свою столицу "Paname", ориентируясь на скандал с Панамским каналом в начале века. Замешан был в этой коррупции века Фердинанд Лессепс, т.е. парижане называют столицу "Скандал Денежным знаком доллара петляет через Париж". Сена, на острове Сен-Луи на набережной Анжу стоит отель Пимодон (он же отель Лозен), где в середине XIX века жил Шарль Бодлер (а ещё Теофиль Готье) и находился клуб гашишинов. Нет, недаром я настойчиво упоминаю о доме Бодлера в нескольких своих книгах. Дело в том, что Шарль Бодлер для меня не только создатель новой городской эстетики (до него в искусстве господствовала дворянская: помещичье-сельскохозяйственная эстетика) по которой как по Евангелию мы живём и сегодня. Он ещё и изобретатель современного мира, а это ещё и городской мир. Он придумал нас всех. Он и Бальзак.
Потому загорать я ходил поближе к Бодлеру на остров Сен-Луи. Я брал с собой американский рюкзачок, клал в него подстилку, пару французских книжек, тетрадку, служившую мне дневничком и одновременно творческой лабораторией. Иногда бутерброды и вино. Маршрут у меня был один и тот же, так как все свои годы в Париже (за исключением шести месяцев в 1985 году) я прожил в зем аррондисмане на правом берегу а именно в марэд. Там у меня были три адреса: 54, rue des Archives, rue des Ecouffes (забыл номер) и 86, rue des Turenne. От всех трёх жилищ до Сены было от пяти до семи минут. Оно и понятно: "аэ" по старофранцузски значит "болото". В начале второго тысячелетия на месте правого берега против Нотре-Дам находилось обширное болото. Обычно я первый раз переходил Сену по мосту Луи Филиппа затем пересекал (всегда глядя на дом Бодлера) неширокий островок Сен-Луи и выходил к другому рукаву Сены, обтекающему островок с другой стороны. Там, чуть влево от небольшого моста соединяющего остров Сен-Луи с островом Ситэ я сходил на мощеную булыжниками низкую в этом месте набережную и устраивался там. На тех самых булыжниках, что служили материалом парижских баррикад. У меня было облюбованное местечко на этих вонючих камнях у одного из ржавых причальных колец. Там я раскидывал свою подстилку, снимал полотняные солдатские штаны оливкового цвета. (ХБ это я привез в количестве нескольких пар из Калифорнии, из армейского second-hand). Штаны, ботинки и майку укладывал под голову и лежал, краснея кожей. Постепенно появлялись завсегдатаи этого пляжа на булыжниках. Мы все друг друга знали, здоровались, но особенно старались не сближаться. Прямо по курсу возвышался собор Нотр-дам де Пари - вид сзади. Сзади он был похож на присевший на лапы космический корабль. Частично Собор завешивала маскировочная сетка плюща. На этом месте Сена еще раз раздваивалась, и по рукаву ближнему к нам сиплые баржи с песком, углем и дровами шли в направлении площади Конкорд к мосту Александра IIIго, к Трекодеро (??) и Эйфелевой башне. По дальнему рукаву и дальше такие же баржи шли в обратном направлении, куда-то мимо Ботанического сада и Аустерлицкого вокзала. Сена немедленно покрывалась такими диким пляжами с наступлением теплых дней. Особенно центральная часть, на островах, у Лувра, у сада Тюэльри. Вся многочисленная шпана города высыпала на берега Вечной реки. В конце первого - начале второго тысячелетия Сена видела на своих водах суда норманских воителей. Немцы эти совершали набеги на Париж. Но конечно их приплывало меньше чем нас.
Я провел на Сене многие сотни зыбких, похожих на миражи счастливых дней. Кожу, раздраженную солнцем и городскими загрязнениями щипало. Вино помогало сохранять себя в состоянии легкого отупения "groggy", как говорят американцы. Парижские девочки лежали рядом topless, белые груди и соски вверх, а сверху с парапета и с моста на них пялились представители слаборазвитых народностей - кудлатые арабы. Но не слаборазвитых на самом деле, да простит меня Аллах, я имел в виду иронически, что в их культуре не принято чтоб девушки лежали в центре города выставив сиськи. Иногда появлялась моя жена Наташа, идущая куда-либо. Она могла присоединиться ко мне на час, но всякий раз раздраженно находила мое времяпровождение некомфортабельным. Часто, впрочем, заглядывал ко мне отшельнику или как я себя называл по-имени названия известного романа Луи Арагона "Peysane (??) de Paris", т.е. крестьянину Парижа, художник Вильям Бруи. Он жил в те годы поблизости, ему досталась узкая щель, квартирка-камера на острове Святого Луи. Несколько раз здесь же, с видом на Нотр-Дам, в газовых выхлопах автомобилей, криках туристов, под взглядами арабов и topless girls мы устраивали пикники. Я, Наташа, Вилли Брун, Тьери Мариньяк, и ещё всякие люди, их в те годы было много. Так что местечко у Сены было моей штаб квартирой! Погружаться в воды Сены никто не рисковал. За годы помню лишь несколько исключений. Когда становилось особенно жарко, я заходил несколько раз в воду по колено. Брусчатка как дорога умно спускалась по наклонной в воду. Если кто вдруг изможденный борьбой с волнами захочет выбраться - то будет иметь комфортабельное шоссе вверх, не надо будет в бессилии мыкаться плавать у неприступной крутизны берегов.
Прожитые мною в Париже годы несомненно останутся самыми счастливыми в моей жизни. А с кожей моей до колен ничего не случилось в те несколько раз, когда я омывал их водами Сены. Должно быть, воды не такие уж и опасные.
Есть хорошая фотография, сделанная Лотреком парижской фотографии 80-х годов Жераром Гасто, я стою на крыше Нотр-дам-де-Пари и вдали вся до самой Эйфелевой башни лежит под мостами Сена. Есть еще фотография того же Жерара Гасто: я в советской солдатской шинели сижу в темноте, у северной оконечности острова Сен-Луи, вспышка вырвала меня из тьмы. В Париже, куда не пойди - везде Сена. Я хотел в конце 80-х годов написать работу: "Влияние реки Сена на "Цветы зла" Шарля Бодлера", - но не сподобился, а жаль.
Она диктует городу Погоду. На ней есть чайки. Все маршруты Парижа включают Сену. Я много работал в этом городе: написал десять романов, шесть книг рассказов, мне нужна была разрядка. Во второй половине дня, пообедав, выходил к реке, обычно к мосту Луи-Филиппа и шел по правому берегу вдоль мостов все дальше и дальше. Заканчивался мой маршрут или же на площади Конкорд, или даже я доходил до моста Александра III, сворачивал влево, выходил на Елисейские поля и шел к Триумфальной Арке. Возвращался я тоже на своих двоих. Большой маршрут до Триумфальной Арки и обратно был более 12 километров. Зимой я обычно надевал красные высокие американские сапоги до колен, китайскую курточку-ватник без воротника цвета хаки, шарф.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Потому загорать я ходил поближе к Бодлеру на остров Сен-Луи. Я брал с собой американский рюкзачок, клал в него подстилку, пару французских книжек, тетрадку, служившую мне дневничком и одновременно творческой лабораторией. Иногда бутерброды и вино. Маршрут у меня был один и тот же, так как все свои годы в Париже (за исключением шести месяцев в 1985 году) я прожил в зем аррондисмане на правом берегу а именно в марэд. Там у меня были три адреса: 54, rue des Archives, rue des Ecouffes (забыл номер) и 86, rue des Turenne. От всех трёх жилищ до Сены было от пяти до семи минут. Оно и понятно: "аэ" по старофранцузски значит "болото". В начале второго тысячелетия на месте правого берега против Нотре-Дам находилось обширное болото. Обычно я первый раз переходил Сену по мосту Луи Филиппа затем пересекал (всегда глядя на дом Бодлера) неширокий островок Сен-Луи и выходил к другому рукаву Сены, обтекающему островок с другой стороны. Там, чуть влево от небольшого моста соединяющего остров Сен-Луи с островом Ситэ я сходил на мощеную булыжниками низкую в этом месте набережную и устраивался там. На тех самых булыжниках, что служили материалом парижских баррикад. У меня было облюбованное местечко на этих вонючих камнях у одного из ржавых причальных колец. Там я раскидывал свою подстилку, снимал полотняные солдатские штаны оливкового цвета. (ХБ это я привез в количестве нескольких пар из Калифорнии, из армейского second-hand). Штаны, ботинки и майку укладывал под голову и лежал, краснея кожей. Постепенно появлялись завсегдатаи этого пляжа на булыжниках. Мы все друг друга знали, здоровались, но особенно старались не сближаться. Прямо по курсу возвышался собор Нотр-дам де Пари - вид сзади. Сзади он был похож на присевший на лапы космический корабль. Частично Собор завешивала маскировочная сетка плюща. На этом месте Сена еще раз раздваивалась, и по рукаву ближнему к нам сиплые баржи с песком, углем и дровами шли в направлении площади Конкорд к мосту Александра IIIго, к Трекодеро (??) и Эйфелевой башне. По дальнему рукаву и дальше такие же баржи шли в обратном направлении, куда-то мимо Ботанического сада и Аустерлицкого вокзала. Сена немедленно покрывалась такими диким пляжами с наступлением теплых дней. Особенно центральная часть, на островах, у Лувра, у сада Тюэльри. Вся многочисленная шпана города высыпала на берега Вечной реки. В конце первого - начале второго тысячелетия Сена видела на своих водах суда норманских воителей. Немцы эти совершали набеги на Париж. Но конечно их приплывало меньше чем нас.
Я провел на Сене многие сотни зыбких, похожих на миражи счастливых дней. Кожу, раздраженную солнцем и городскими загрязнениями щипало. Вино помогало сохранять себя в состоянии легкого отупения "groggy", как говорят американцы. Парижские девочки лежали рядом topless, белые груди и соски вверх, а сверху с парапета и с моста на них пялились представители слаборазвитых народностей - кудлатые арабы. Но не слаборазвитых на самом деле, да простит меня Аллах, я имел в виду иронически, что в их культуре не принято чтоб девушки лежали в центре города выставив сиськи. Иногда появлялась моя жена Наташа, идущая куда-либо. Она могла присоединиться ко мне на час, но всякий раз раздраженно находила мое времяпровождение некомфортабельным. Часто, впрочем, заглядывал ко мне отшельнику или как я себя называл по-имени названия известного романа Луи Арагона "Peysane (??) de Paris", т.е. крестьянину Парижа, художник Вильям Бруи. Он жил в те годы поблизости, ему досталась узкая щель, квартирка-камера на острове Святого Луи. Несколько раз здесь же, с видом на Нотр-Дам, в газовых выхлопах автомобилей, криках туристов, под взглядами арабов и topless girls мы устраивали пикники. Я, Наташа, Вилли Брун, Тьери Мариньяк, и ещё всякие люди, их в те годы было много. Так что местечко у Сены было моей штаб квартирой! Погружаться в воды Сены никто не рисковал. За годы помню лишь несколько исключений. Когда становилось особенно жарко, я заходил несколько раз в воду по колено. Брусчатка как дорога умно спускалась по наклонной в воду. Если кто вдруг изможденный борьбой с волнами захочет выбраться - то будет иметь комфортабельное шоссе вверх, не надо будет в бессилии мыкаться плавать у неприступной крутизны берегов.
Прожитые мною в Париже годы несомненно останутся самыми счастливыми в моей жизни. А с кожей моей до колен ничего не случилось в те несколько раз, когда я омывал их водами Сены. Должно быть, воды не такие уж и опасные.
Есть хорошая фотография, сделанная Лотреком парижской фотографии 80-х годов Жераром Гасто, я стою на крыше Нотр-дам-де-Пари и вдали вся до самой Эйфелевой башни лежит под мостами Сена. Есть еще фотография того же Жерара Гасто: я в советской солдатской шинели сижу в темноте, у северной оконечности острова Сен-Луи, вспышка вырвала меня из тьмы. В Париже, куда не пойди - везде Сена. Я хотел в конце 80-х годов написать работу: "Влияние реки Сена на "Цветы зла" Шарля Бодлера", - но не сподобился, а жаль.
Она диктует городу Погоду. На ней есть чайки. Все маршруты Парижа включают Сену. Я много работал в этом городе: написал десять романов, шесть книг рассказов, мне нужна была разрядка. Во второй половине дня, пообедав, выходил к реке, обычно к мосту Луи-Филиппа и шел по правому берегу вдоль мостов все дальше и дальше. Заканчивался мой маршрут или же на площади Конкорд, или даже я доходил до моста Александра III, сворачивал влево, выходил на Елисейские поля и шел к Триумфальной Арке. Возвращался я тоже на своих двоих. Большой маршрут до Триумфальной Арки и обратно был более 12 километров. Зимой я обычно надевал красные высокие американские сапоги до колен, китайскую курточку-ватник без воротника цвета хаки, шарф.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53