Вернер вновь уселся и возвел руки к потолку.
- Ужель слагать великие творения недостижимо без мирских помех?
Даффи изумленно уставился на него:
- Что?
Вернер глубоко вздохнул.
- Ладно, Даффи, какая разница! Тебе чего?
Даффи взглянул на заваленный чем попало стол и взял оттуда маленький деревянный свисток с единственной дырочкой.
- Можешь не объяснять: вы заняты сочинением торжественной мессы. - Он дунул в свисток, но не смог извлечь различимого звука. - Обзаведись новым камертоном.
Вернер вскочил, стараясь скрыть болезненную гримасу, прихрамывая, обогнул стол и выхватил из рук Даффи свисток, после чего, все так же хромая, вернулся на место.
- Ты хотел что-то сказать или так просто зашел?
Даффи хотел было поинтересоваться причиной увечий трактирщика, но вспомнил о цели своего прихода.
- Я собирался сказать, что ты не можешь выгнать Ипифанию Фойгель. Ты…
- В своем заведении я сам себе хозяин.
Ирландец улыбнулся и уселся на стул Кречмера.
- В этом вся загвоздка. Как ты все время умудряешься забывать, что это не твое заведение? Трактир принадлежит Аврелиану, а он мой старый друг. Он не…
- Уже полгода как тебя здесь нет. И Аврелиан вряд ли числит тебя в друзьях. А хоть бы и числил, - внезапно разгорячился он, - я, черт тебя возьми, веду здесь хозяйство! Я постоянно держу руку на пульсе. И в том, как содержать трактир, он слушается меня. Думаешь, без меня он бы управился? Как бы не так! Этот старый плюгавый…
Даффи расхохотался.
- Руку на пульсе? Вот это здорово! Знать, трактир умудряется содержать себя сам, ибо можно по пальцам счесть, сколько раз ты здесь появлялся. Чаще просиживал у этого жалкого подобия поэта. Дьявольщина! Я не забыл пасхальную ночь, когда Заполи едва не разнес трактир в щепки, а ты наутро о том ни сном ни духом! Торчал у своего дружка… цитировал Петрарку и целовал сапоги Кречмера, как я подозреваю…
В глазах трактирщика мелькнул непривычно лукавый огонек.
- Ну… по правде говоря, это были совсем не сапоги.
Ирландец сощурился:
- О чем ты, черт возьми?
- Да будет тебе известно, Кречмера в ту ночь не было дома - а вот жена его была. - Вернер ухмыльнулся. - Должен присовокупить, на диво юная и привлекательная жена.
Даффи прямо остолбенел.
- Уж не хочешь ли ты сказать, что ты… с его женой?..
- Я ничего не говорю! - воскликнул Вернер все с той же самодовольной ухмылкой. - Просто отмечаю, что прелестные чувствительные юные дамы имеют обыкновение терять голову от моих стихов. Удивительно, до какой степени. - Он откровенно подмигнул.
Даффи поднялся, чувствуя, как удивление перемешивается у него с отвращением.
- До такой степени, что тут же падают навзничь. Любопытно, где был Кречмер, пока у него происходили такие чудеса? Не иначе как наслаждался здесь только что откупоренным темным пивом.
- Возможно. Где бы он ни был, она дала мне понять, что раньше утра его ждать не придется.
- С твоего позволения, - сказал Даффи, указывая на разбросанные по столу бумаги, - я оставляю тебя с твоей поэмой и осиротевшей рощей бедной Афродиты. Но Ипифания остается здесь работать, ясно? И может держать у себя в комнате бутылку бренди. Я попрошу Аврелиана спуститься и подтвердить тебе это. - Он направился к двери и на ходу обернулся. - Знаешь, на твоем месте я бы поостерегся. Ты хоть разглядел, какие плечи у этого Кречмера? Для поэта чертовски широкие. Такому ничего не стоит тебя на клочки порвать.
Напудренный трактирщик самоуверенно хмыкнул:
- Я не так уж немощен. Коли на то пошло, я не раз побеждал его в борьбе на руках.
Даффи чуть помедлил и пожал плечами.
- Тебе видней, - заметил он и вышел, прикрыв за собой дверь.
“Невозможно, - размышлял он, возвращаясь с кухни, - чтобы Вернер мог уложить руку Кречмера на стол - или Вернер приврал, или Кречмер нарочно поддался. Но зачем ему это? И с чего бы, что еще удивительнее, жене здоровенного в самом соку молодца увлечься таким, как Вернер? Ну а тебе-то зачем ломать над всем этим голову?” - нетерпеливо спросил он себя.
Анну он застал за перекладыванием с разделочной доски в котелок кусочков вяленого мяса.
- Настоящая говядина, - сообщила она, подняв голову и увидев его. - Накануне выходных в большинстве трактиров уже стали подавать мясо собак и кошек, понятно, под другим названием. У нас запасы получше - свинины и говядины хватит до четверга. - Она невесело усмехнулась. - Да и позже нашей честности ничто не угрожает, ведь собак и кошек к тому времени не останется.
- Я бывал в городах, что подолгу оставались в осаде, там съедали даже всех крыс, - вежливо заметил Даффи, - а мы ели муравьев и тараканов. Некоторые - кое-что и похуже.
Анна удачно изобразила лучезарную улыбку.
- Вот как? Тогда, должна заметить, у нас неплохие шансы составить новое меню.
Он указал пальцем на кладовку.
- Пиф все еще там?
- Э… да, - чуть замявшись, ответила она.
Осторожно, чтобы не напугать подругу, Даффи открыл дверь, и глазам его предстали Ипифания и Лотарио Мазертан, сидящие парой на одном из оставшихся стофунтовых мешков с мукой. Они разговаривали вполголоса, и Мазертан гладил ее по голове. Ирландец закрыл дверь так же беззвучно, как перед тем открыл.
Он постоял рядом с Анной, наблюдая, как та нарезает кубиками лук.
- Давно это началось?
Она собрала вместе белые кусочки и ладонью смахнула их в котелок.
- Уже несколько дней. Похоже, что за последние две недели все стали вести себя иначе.
- И не говори. Я все же побеседую о ней с Аврелианом.
- Вот оно, подлинное великодушие!
- Сдаюсь, Анна, сдаюсь, - кивнул он. - Можно сказать, уязвлен до глубины души. Так где я смогу его найти?
- Черт побери, прости меня. Вернее всего, он в старой часовне. Просиживает там часами, ставя диковинные опыты с гирьками, маятниками и волчками вроде тех, какими играют еврейские дети. А только выглянет солнце, выставляет из окна маленькое зеркальце. Как будто он подает кому-то сигналы, но там, знаешь, двор с высокими глухими стенами, так что разглядеть вспышки света могут разве только птицы в небе.
- У волшебников часто такое бывает, - заверил ее Даффи. - Ладно, еще увидимся.
В длинном коридоре к восточной стороне трактира было и днем темно, как в глухую полночь, так что несколько минут Даффи ощупью пробирался по коридорам, длина, ширина и настил которых менялись на всем протяжении пути до высоких двустворчатых дверей часовни. Последнюю сотню ярдов он слышал голоса и теперь увидел, что одна из железных створок распахнута. Хотя слов разобрать было нельзя, нечто в тоне голосов заставило его последние несколько ярдов преодолеть беззвучно, не снимая руки с рукоятки кинжала. Все те же груды коробок и связки метел перегораживали проход, и он осторожно протиснулся сбоку так, чтобы обозревать внутренность часовни в щель между двумя перевернутыми железными бадьями для метел, поставленными поверх пирамиды из свернутых старинных ковров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87