Он размножается спорами. Ластычев бросил быстрый взгляд на его протянутую руку и заметил ободранные костяшки пальцев.
– Правда? Не цветет? Удивительно. Значит, и носы тоже сами не бьются?
– Какие носы? – повысил голос Николай. – Что вы хотите этим сказать?
– А руку ты небось случайно ушиб. Об дверь туалета, когда чересчур громко пукнул?
Это переходило всякие границы.
– Пошел вон! – прошипел Николай. И обратился к сыну: – Пошли домой, Ваня.
– Ефрейтор, на месте! – скомандовал Дастычев. – В общем, так, дорогой товарищ! Мы с Ваней немного прогуляемся. Помните, как в песне... «Мы на лодочке катались...» А вы помашите нам с берега. В противном случае я буду расценивать вас как неприятельского солдата на оккупированной территории.
Ластычев стал медленно пятиться спиной, оттесняя Ваню к реке.
Голос увидел, что ЦЕЛЬ удаляется. Этого нельзя было допустить. ЦЕЛЬ была опасной. От нее исходила угроза. Голос свился в тугой комок и щелкнул суставчатым хвостом, как укротитель бичом. Николай не задумываясь ринулся вперед – сквозь Ластычева.
Это было ошибкой. Еще одной фатальной ошибкой, которую допустил голос.
Комбат легко уклонился, подсел под руку Николая, слегка выставил вперед ногу и толкнул его в плечо. Николай во весь рост растянулся на траве. Ластычев прыгнул на него сверху, как наездник на лошадь, размахнулся...
В последний момент он успел включить тормоз, поэтому рука (по его представлениям) лишь тихо стукнула Николая в затылок. Впрочем, этого хватило, чтобы тот дернулся и отключился.
В ту же секунду он исчез с радара ГОЛОСА. Пропал. Голос завыл от страха, потому что сейчас он чувствовал себя беззащитным. Открытым.
На мгновение напряженность поля резко скакнула.
Джорджу показалось, будто что-то ударило его по глазам. Мотоцикл дернулся и заглох. Остановившийся двигатель затормозил байк, и, если бы Джордж не успел машинально выжать сцепление, они бы наверняка сделали «уши» – перевернулись через себя.
«Урал» по инерции прокатился еще тридцать метров и замер на обочине. Джордж увидел крупные капли, упавшие на бен зобак. «Кровь!» – промелькнуло в голове. Кровь капала из носа и заливала подбородок. Он сплюнул и утерся рукавом.
– Рита!
Тело девушки обмякло, она больше не держалась за него.
«Господи, как она не упала! Боже мой, она бы раскроила себе череп!»
Джордж быстро поставил байк на подножку и перенес ногу через бензобак.
– Рита! – Он успел вовремя. Тело девушки стало заваливаться набок, и он едва успел подхватить ее. – Рита! Ритонька, что с тобой!
«Как ты ее назвал? – глухо спросил внутренний голос. – Что с тобой происходит, крутой парень? Ты уже готов пустить сопли?»
Джордж отмахнулся от него, как от назойливой мухи, обнял девушку и перетащил ее на траву.
– Сейчас, сейчас... – Он открыл кофр и достал последнюю бутылку пива. «Миллер» был уже совсем теплым.
Джордж скрутил крышку, зажал горлышко большим пальцем и взболтал. Затем чуть убрал палец, и из бутылки, как из огнетушителя, брызнула тугая пенная струя – прямо на лицо Риты.
Девушка заморгала, будто просыпаясь... Он просунул руку под шею и приподнял ее голову.
– Попей немножко... Рита с трудом отхлебнула.
– Что это было?
– Что?
– Что-то... Меня что-то ударило по голове.
– Это... Наверное, солнце, дет... Э-э-э... Рита. Это солнечный удар. Тебе надо освежиться. – Он поднял бутылку и стал поливать ей голову.
Рита завизжала, но через мгновение ее визг перешел в громкий смех.
– Что ты делаешь? Что ты делаешь... сумасшедший? – Она закрывалась от него руками, но продолжала смеяться. И Джордж смеялся – как сумасшедший.
– Пробую тебя затушить – как пионерский костер.
– Пионерские костры не так тушат. – Воспоминание из далекого детства было забавным и одновременно – непри личным. Когда вожатый решал, что пора уходить в лагерь, девочки удалялись на безопасное расстояние, а мальчики становились в круг и тушили – подручными, в буквальном смысле этого слова, средствами.
– Черт возьми, я знаю, как это делается... Но мне показалось... Ну, ты помнишь, когда... Там, в лесу... – Он хохотал и не мог остановиться. Хохотал до слез. – Я подумал, что тебе это не понравится.
Рита приложила руку ко лбу, между пальцами стекало пенящееся пиво. Она так смеялась, что разболелась голова.
– Я бы... Я бы... посмотрела на тебя... Если бы я могла... Если бы я могла делать это так же ловко, как ты...
Они сидели на обочине, обнявшись, и хохотали, как помешанные.
– Так, как ты... – повторила Рита, выставила указательный палец и покрутила им в воздухе. От этого жеста Джордж повалился на траву и схватился за живот. Сломанные ребра болели от каждого взрыва хохота, он пробовал остановиться... И не мог.
Стоило им замолчать хотя бы на секунду, они, как по команде, выставляли пальцы и крутили ими. И продолжали хохотать.
Соловьев дернулся так сильно, что ударился затылком о заднюю стойку кабины. Мезенцев выпустил руль из рук и сжал виски. Все перед глазами задрожало и поплыло... Затем последовала яркая вспышка – тугая и ощутимая, как взрывная волна.
– МОЯ-А-А! – заорал он и закусил губу.
Трактор не заглох – в этом достоинство дизеля, стоит его завести, и можно рубить топором все провода и нести аккумуляторы в пункт приема цветного металла.
Двигатель продолжал ровно молотить, но колеса, почувствовав свободу, рыскнули в сторону, и огромная машина свалилась в кювет. Они неслись прямо на огромную липу, растущую у дороги. Соловьев в ужасе закрыл лицо руками и пригнулся. Он знал, что сейчас последует страшный удар.
Невероятным усилием Мезенцев смог оторвать одну руку от головы и схватиться за руль. «Т-150», подпрыгнув на кочке – Соловьеву и Мезенцеву показалось, будто их посадили на кол, рядышком, по соседству, – вернулся на дорогу.
– Что это? – спросил позеленевший Соловьев и в следующую секунду его вырвало – прямо на колени, себе и капитану.
Мезенцев, казалось, не заметил этого. Липкая дымящаяся масса растекалась по его штанам, Соловьев, согнувшись, утробно рычал. Из закушенной губы Мезенцева текли тонкие струйки крови, они начинались от уголков рта и, достигнув подбородка, обрывались, капая на футболку.
Мезенцев втянул в себя воздух и проглотил кровь.
– МОЯ! – повторил он, не разжимая челюсти. – МОЯ!!!
– ПАПА! ПАПА! – всхлипывал Ваня.
– Не буду больше, солдат... Отставить, ефрейтор! – бормотал Ластычев, ощупывая Николая.
Он выругался, но неразборчиво, так, чтобы Ваня не понял, что именно он сказал.
– Чертов твой папа! Радио в голове носит, а ремень в штаны вставить забывает! Что теперь прикажешь с ним делать? – Он развязал кусок провода, заменявший ему ремень. – Ну? Хорош комбат – без штанов.
Он заломил руки Николая за спину и крепко стянул запястья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149
– Правда? Не цветет? Удивительно. Значит, и носы тоже сами не бьются?
– Какие носы? – повысил голос Николай. – Что вы хотите этим сказать?
– А руку ты небось случайно ушиб. Об дверь туалета, когда чересчур громко пукнул?
Это переходило всякие границы.
– Пошел вон! – прошипел Николай. И обратился к сыну: – Пошли домой, Ваня.
– Ефрейтор, на месте! – скомандовал Дастычев. – В общем, так, дорогой товарищ! Мы с Ваней немного прогуляемся. Помните, как в песне... «Мы на лодочке катались...» А вы помашите нам с берега. В противном случае я буду расценивать вас как неприятельского солдата на оккупированной территории.
Ластычев стал медленно пятиться спиной, оттесняя Ваню к реке.
Голос увидел, что ЦЕЛЬ удаляется. Этого нельзя было допустить. ЦЕЛЬ была опасной. От нее исходила угроза. Голос свился в тугой комок и щелкнул суставчатым хвостом, как укротитель бичом. Николай не задумываясь ринулся вперед – сквозь Ластычева.
Это было ошибкой. Еще одной фатальной ошибкой, которую допустил голос.
Комбат легко уклонился, подсел под руку Николая, слегка выставил вперед ногу и толкнул его в плечо. Николай во весь рост растянулся на траве. Ластычев прыгнул на него сверху, как наездник на лошадь, размахнулся...
В последний момент он успел включить тормоз, поэтому рука (по его представлениям) лишь тихо стукнула Николая в затылок. Впрочем, этого хватило, чтобы тот дернулся и отключился.
В ту же секунду он исчез с радара ГОЛОСА. Пропал. Голос завыл от страха, потому что сейчас он чувствовал себя беззащитным. Открытым.
На мгновение напряженность поля резко скакнула.
Джорджу показалось, будто что-то ударило его по глазам. Мотоцикл дернулся и заглох. Остановившийся двигатель затормозил байк, и, если бы Джордж не успел машинально выжать сцепление, они бы наверняка сделали «уши» – перевернулись через себя.
«Урал» по инерции прокатился еще тридцать метров и замер на обочине. Джордж увидел крупные капли, упавшие на бен зобак. «Кровь!» – промелькнуло в голове. Кровь капала из носа и заливала подбородок. Он сплюнул и утерся рукавом.
– Рита!
Тело девушки обмякло, она больше не держалась за него.
«Господи, как она не упала! Боже мой, она бы раскроила себе череп!»
Джордж быстро поставил байк на подножку и перенес ногу через бензобак.
– Рита! – Он успел вовремя. Тело девушки стало заваливаться набок, и он едва успел подхватить ее. – Рита! Ритонька, что с тобой!
«Как ты ее назвал? – глухо спросил внутренний голос. – Что с тобой происходит, крутой парень? Ты уже готов пустить сопли?»
Джордж отмахнулся от него, как от назойливой мухи, обнял девушку и перетащил ее на траву.
– Сейчас, сейчас... – Он открыл кофр и достал последнюю бутылку пива. «Миллер» был уже совсем теплым.
Джордж скрутил крышку, зажал горлышко большим пальцем и взболтал. Затем чуть убрал палец, и из бутылки, как из огнетушителя, брызнула тугая пенная струя – прямо на лицо Риты.
Девушка заморгала, будто просыпаясь... Он просунул руку под шею и приподнял ее голову.
– Попей немножко... Рита с трудом отхлебнула.
– Что это было?
– Что?
– Что-то... Меня что-то ударило по голове.
– Это... Наверное, солнце, дет... Э-э-э... Рита. Это солнечный удар. Тебе надо освежиться. – Он поднял бутылку и стал поливать ей голову.
Рита завизжала, но через мгновение ее визг перешел в громкий смех.
– Что ты делаешь? Что ты делаешь... сумасшедший? – Она закрывалась от него руками, но продолжала смеяться. И Джордж смеялся – как сумасшедший.
– Пробую тебя затушить – как пионерский костер.
– Пионерские костры не так тушат. – Воспоминание из далекого детства было забавным и одновременно – непри личным. Когда вожатый решал, что пора уходить в лагерь, девочки удалялись на безопасное расстояние, а мальчики становились в круг и тушили – подручными, в буквальном смысле этого слова, средствами.
– Черт возьми, я знаю, как это делается... Но мне показалось... Ну, ты помнишь, когда... Там, в лесу... – Он хохотал и не мог остановиться. Хохотал до слез. – Я подумал, что тебе это не понравится.
Рита приложила руку ко лбу, между пальцами стекало пенящееся пиво. Она так смеялась, что разболелась голова.
– Я бы... Я бы... посмотрела на тебя... Если бы я могла... Если бы я могла делать это так же ловко, как ты...
Они сидели на обочине, обнявшись, и хохотали, как помешанные.
– Так, как ты... – повторила Рита, выставила указательный палец и покрутила им в воздухе. От этого жеста Джордж повалился на траву и схватился за живот. Сломанные ребра болели от каждого взрыва хохота, он пробовал остановиться... И не мог.
Стоило им замолчать хотя бы на секунду, они, как по команде, выставляли пальцы и крутили ими. И продолжали хохотать.
Соловьев дернулся так сильно, что ударился затылком о заднюю стойку кабины. Мезенцев выпустил руль из рук и сжал виски. Все перед глазами задрожало и поплыло... Затем последовала яркая вспышка – тугая и ощутимая, как взрывная волна.
– МОЯ-А-А! – заорал он и закусил губу.
Трактор не заглох – в этом достоинство дизеля, стоит его завести, и можно рубить топором все провода и нести аккумуляторы в пункт приема цветного металла.
Двигатель продолжал ровно молотить, но колеса, почувствовав свободу, рыскнули в сторону, и огромная машина свалилась в кювет. Они неслись прямо на огромную липу, растущую у дороги. Соловьев в ужасе закрыл лицо руками и пригнулся. Он знал, что сейчас последует страшный удар.
Невероятным усилием Мезенцев смог оторвать одну руку от головы и схватиться за руль. «Т-150», подпрыгнув на кочке – Соловьеву и Мезенцеву показалось, будто их посадили на кол, рядышком, по соседству, – вернулся на дорогу.
– Что это? – спросил позеленевший Соловьев и в следующую секунду его вырвало – прямо на колени, себе и капитану.
Мезенцев, казалось, не заметил этого. Липкая дымящаяся масса растекалась по его штанам, Соловьев, согнувшись, утробно рычал. Из закушенной губы Мезенцева текли тонкие струйки крови, они начинались от уголков рта и, достигнув подбородка, обрывались, капая на футболку.
Мезенцев втянул в себя воздух и проглотил кровь.
– МОЯ! – повторил он, не разжимая челюсти. – МОЯ!!!
– ПАПА! ПАПА! – всхлипывал Ваня.
– Не буду больше, солдат... Отставить, ефрейтор! – бормотал Ластычев, ощупывая Николая.
Он выругался, но неразборчиво, так, чтобы Ваня не понял, что именно он сказал.
– Чертов твой папа! Радио в голове носит, а ремень в штаны вставить забывает! Что теперь прикажешь с ним делать? – Он развязал кусок провода, заменявший ему ремень. – Ну? Хорош комбат – без штанов.
Он заломил руки Николая за спину и крепко стянул запястья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149