..
– Угу, – кивнул он в ответ. – А там ты завопишь: «Держите его!» Так, да? Нет, – подруга, мне не нужны проблемы. Слезай с байка. В конце концов, я ничего страшного с тобой не сделал. Ну... Немного пошутил.
Он уткнулся лбом в ладонь и некоторое время стоял, ожесточенно потирая висок.
– Не знаю, что на меня нашло, – он пожал плечами, будто сам удивлялся случившемуся. – Не знаю почему...
Он говорил правду. То, что произошло в лесу... Эта отвратительная сцена. Он словно видел себя со стороны, глазами этой носатой девчонки, и казался себе... омерзительным.
В этом не было смысла. Ни в чем не было смысла.
Смысл был в чем-то другом, но в чем именно – он не мог понять.
– Я, наверное, кажусь тебе сумасшедшим, да? – сказал он уже спокойно.
Рита взглянула на него исподлобья и осторожно кивнула.
– Понимаю. Я знаю, что выгляжу как идиот. Но от этого никому не легче. Забудь обо всем. Хорошо?
Она снова кивнула.
Джордж подошел к байку, Рита чуть подвинулась назад Он перекинул ногу через бензобак.
– Иди обратно, – повторил он.
– Нет. Не бросай меня. Довези до ближайшей деревни. Я никому ничего не скажу. Обещаю!
Он сидел и смотрел на разбитую машину. Медленно пожевал губами.
– Хорошо. Я высажу тебя там, где захочешь. Вот только... – он не договорил. – Ты не передумала?
– Нет.
– Мне кажется, ты зря это делаешь, – продолжал Джордж. – У меня-то нет другого выхода. А ты?
– А я... – Она задумалась.
Все это походило на бред. Напоминало какую-то странную чехарду. Совсем недавно он унизил ее, ударил, связал, и все, чего она хотела, – это вырваться и убежать. А теперь... Когда он вдруг освободил ее – так же неожиданно, как и связал, – и гонит прочь, она не хочет уходить. «Ну разве ты не дура?»
Нет. Она знала, что заставляет ее поступать именно так – страх. Животный страх, затопивший сознание. И – если уж на то пошло – куда лучше сидеть, уткнувшись в его спину, чем оставаться здесь одной и ждать неизвестно чего. Она не сомневалась – эта неизвестность несет в себе что-то ужасное.
– Я боюсь. Боюсь оставаться здесь одна, – тихо сказала Рита.
– Ты думаешь, там, – он дернул подбородком вперед, – будет лучше?
– Там люди. Ты поедешь дальше, а я расскажу им про разбитую машину. И... забудем обо всем, что случилось.
– Как скажешь.
Он сидел, склонив голову набок – будто прислушивался к чему-то.
И вдруг – сказал. Что-то такое, что заставило ее оцепенеть. Потому что этого никак не могло быть.
Как он смог пробраться в самые глубины ее души, увидеть то, что она так тщательно скрывала даже от самой себя? Как ему удалось нащупать то самое важное, самое главное, что таилось в ней?
Он убрал подножку и выкрутил газ. Сквозь треск двигателя до нее долетали его слова:
– И вот еще что, Марго... Рита. Ты, конечно, во всем права. Твой друг сделает из меня отбивную... Наверное, это правильно. Да, правильно. Это так же верно, как то, что я – отличный парень. Как и то, что все это, – он показал на «девятку», – нам просто померещилось. А на самом деле – нет у тебя никакого друга.
Он говорил медленно и размеренно. Слова, будто тяжелые монеты, падали на асфальт.
– И ребенка у тебя от него не будет. Мальчика с серыми глазами. Не будет, подруга... Такой вот расклад.
И, прежде чем она успела что-нибудь ответить, прежде чем до нее дошел смысл сказанного Джорджем, он включил передачу и тронулся с места.
«Урал» быстро набирал скорость, и они все дальше и дальше забирались– в ЗОНУ. На неведомую территорию, раскинувшуюся перед ними как зловещая черная дыра.
Одиннадцать сорок пять. Бронцы.
Теперь дорога шла под уклон, и шагать стало гораздо легче. Ноги сами несли его к ЦЕЛИ. В чем заключался смысл, он не знал. Он и не пытался понять, он просто беспрекословно повиновался приказам, которые отдавал голос, звучавший в голове.
Слева от дороги потянулись бетонные столбы, связанные ржавой колючей проволокой – остатки прежнего забора, которым был обнесен бункер.
Он повернул голову – белая будка была совсем близко, в каких-нибудь пятидесяти метрах. Он дошел до развилки и свернул на уходящую влево колею, заросшую травой, последний раз машины ездили здесь очень давно.
В сухой хрустящей траве оглушительно стрекотали кузнечики. Какая-то птичка – маленькая, с оранжевым хохолком и острым клювом – села на столб и что-то недовольно зачирикала.
Он усмехнулся, уголки рта поползли в разные стороны, он почувствовал, как глаз под ладонью – гладкий и холодный, словно шарик от комнатного бильярда, – дрогнул.
Теперь солнце жгло ему затылок, рубашка прилипла к мокрой от пота спине.
Странное чувство... Оно было не в голове, а впиталось в мышцы, пульсировало в них, вскипало, как пузырьки газа в лимонаде. Он не чувствовал себя усталым, но знал, что уже на пределе.
Сердце по-прежнему быстро сокращалось, легкие расправлялись и опадали, насыщая кровь кислородом, руки и ноги двигались, но... Он был на пределе.
Его тело напоминало спичку, которая почти вся уже почернела и обуглилась, но продолжает гореть, давая ровное дрожащее пламечко.
Проблема заключалась в том, что гореть ей оставалось не так уж и много.
И голос, засевший под его коротко стрижеными волосами, тоже знал об этом. И торопил его.
Попов подошел к белой будочке. Железная дверь была закрыта.
Левой рукой он прикрывал глаз, а правой – зажимал под мышкой автомат. Он подошел к двери вплотную и взялся за ручку, потянул осторожно, не отрывая руку от туловища, чтобы Калашников не выпал.
Дверь не поддавалась.
«Идиот!» – прошипел голос в воспаленном мозгу, этот голос напоминал шуршание высохшей травы под ногами. А может, это и был шорох? Он прислушался.
«Убери эту железяку. Но не очень далеко, вдруг она еще понадобится?»
Попов ощерился. Он резко развернулся на месте, надеясь увидеть кого-то, кто прячется у него за спиной. Автомат был в полной готовности: патрон в патроннике, предохранитель снят – оставалось только нажать на спусковой крючок.
Краем глаза (единственного, правого, глаза, остававшегося в его распоряжении) он успел уловить легкое движение в кустах неподалеку от развилки, где дорога от Бронцев разделялась: направо она уходила в сторону карьера, а налево – к бункеру.
Ветки кустов качнулись, и из них вылетела птица, что-то тревожно крича.
Несколько секунд он стоял присматриваясь, но шевеление не повторилось.
«Не тяни! – подсказал голос. – Повесь эту железяку на шею».
Он так и сделал. Слегка ослабил правую руку, и автомат скользнул вдоль тела, цевье легло прямо в ладонь. Он поднял автомат над головой и сунул голову в брезентовую петлю ремня.
«Так. Все хорошо, парень. Передатчик. Теперь – передат чик. Возьмись обеими руками за дверь и потяни ее что есть силы».
Он убрал левую ладонь от лица, и картинка в голове вновь раздвоилась:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149
– Угу, – кивнул он в ответ. – А там ты завопишь: «Держите его!» Так, да? Нет, – подруга, мне не нужны проблемы. Слезай с байка. В конце концов, я ничего страшного с тобой не сделал. Ну... Немного пошутил.
Он уткнулся лбом в ладонь и некоторое время стоял, ожесточенно потирая висок.
– Не знаю, что на меня нашло, – он пожал плечами, будто сам удивлялся случившемуся. – Не знаю почему...
Он говорил правду. То, что произошло в лесу... Эта отвратительная сцена. Он словно видел себя со стороны, глазами этой носатой девчонки, и казался себе... омерзительным.
В этом не было смысла. Ни в чем не было смысла.
Смысл был в чем-то другом, но в чем именно – он не мог понять.
– Я, наверное, кажусь тебе сумасшедшим, да? – сказал он уже спокойно.
Рита взглянула на него исподлобья и осторожно кивнула.
– Понимаю. Я знаю, что выгляжу как идиот. Но от этого никому не легче. Забудь обо всем. Хорошо?
Она снова кивнула.
Джордж подошел к байку, Рита чуть подвинулась назад Он перекинул ногу через бензобак.
– Иди обратно, – повторил он.
– Нет. Не бросай меня. Довези до ближайшей деревни. Я никому ничего не скажу. Обещаю!
Он сидел и смотрел на разбитую машину. Медленно пожевал губами.
– Хорошо. Я высажу тебя там, где захочешь. Вот только... – он не договорил. – Ты не передумала?
– Нет.
– Мне кажется, ты зря это делаешь, – продолжал Джордж. – У меня-то нет другого выхода. А ты?
– А я... – Она задумалась.
Все это походило на бред. Напоминало какую-то странную чехарду. Совсем недавно он унизил ее, ударил, связал, и все, чего она хотела, – это вырваться и убежать. А теперь... Когда он вдруг освободил ее – так же неожиданно, как и связал, – и гонит прочь, она не хочет уходить. «Ну разве ты не дура?»
Нет. Она знала, что заставляет ее поступать именно так – страх. Животный страх, затопивший сознание. И – если уж на то пошло – куда лучше сидеть, уткнувшись в его спину, чем оставаться здесь одной и ждать неизвестно чего. Она не сомневалась – эта неизвестность несет в себе что-то ужасное.
– Я боюсь. Боюсь оставаться здесь одна, – тихо сказала Рита.
– Ты думаешь, там, – он дернул подбородком вперед, – будет лучше?
– Там люди. Ты поедешь дальше, а я расскажу им про разбитую машину. И... забудем обо всем, что случилось.
– Как скажешь.
Он сидел, склонив голову набок – будто прислушивался к чему-то.
И вдруг – сказал. Что-то такое, что заставило ее оцепенеть. Потому что этого никак не могло быть.
Как он смог пробраться в самые глубины ее души, увидеть то, что она так тщательно скрывала даже от самой себя? Как ему удалось нащупать то самое важное, самое главное, что таилось в ней?
Он убрал подножку и выкрутил газ. Сквозь треск двигателя до нее долетали его слова:
– И вот еще что, Марго... Рита. Ты, конечно, во всем права. Твой друг сделает из меня отбивную... Наверное, это правильно. Да, правильно. Это так же верно, как то, что я – отличный парень. Как и то, что все это, – он показал на «девятку», – нам просто померещилось. А на самом деле – нет у тебя никакого друга.
Он говорил медленно и размеренно. Слова, будто тяжелые монеты, падали на асфальт.
– И ребенка у тебя от него не будет. Мальчика с серыми глазами. Не будет, подруга... Такой вот расклад.
И, прежде чем она успела что-нибудь ответить, прежде чем до нее дошел смысл сказанного Джорджем, он включил передачу и тронулся с места.
«Урал» быстро набирал скорость, и они все дальше и дальше забирались– в ЗОНУ. На неведомую территорию, раскинувшуюся перед ними как зловещая черная дыра.
Одиннадцать сорок пять. Бронцы.
Теперь дорога шла под уклон, и шагать стало гораздо легче. Ноги сами несли его к ЦЕЛИ. В чем заключался смысл, он не знал. Он и не пытался понять, он просто беспрекословно повиновался приказам, которые отдавал голос, звучавший в голове.
Слева от дороги потянулись бетонные столбы, связанные ржавой колючей проволокой – остатки прежнего забора, которым был обнесен бункер.
Он повернул голову – белая будка была совсем близко, в каких-нибудь пятидесяти метрах. Он дошел до развилки и свернул на уходящую влево колею, заросшую травой, последний раз машины ездили здесь очень давно.
В сухой хрустящей траве оглушительно стрекотали кузнечики. Какая-то птичка – маленькая, с оранжевым хохолком и острым клювом – села на столб и что-то недовольно зачирикала.
Он усмехнулся, уголки рта поползли в разные стороны, он почувствовал, как глаз под ладонью – гладкий и холодный, словно шарик от комнатного бильярда, – дрогнул.
Теперь солнце жгло ему затылок, рубашка прилипла к мокрой от пота спине.
Странное чувство... Оно было не в голове, а впиталось в мышцы, пульсировало в них, вскипало, как пузырьки газа в лимонаде. Он не чувствовал себя усталым, но знал, что уже на пределе.
Сердце по-прежнему быстро сокращалось, легкие расправлялись и опадали, насыщая кровь кислородом, руки и ноги двигались, но... Он был на пределе.
Его тело напоминало спичку, которая почти вся уже почернела и обуглилась, но продолжает гореть, давая ровное дрожащее пламечко.
Проблема заключалась в том, что гореть ей оставалось не так уж и много.
И голос, засевший под его коротко стрижеными волосами, тоже знал об этом. И торопил его.
Попов подошел к белой будочке. Железная дверь была закрыта.
Левой рукой он прикрывал глаз, а правой – зажимал под мышкой автомат. Он подошел к двери вплотную и взялся за ручку, потянул осторожно, не отрывая руку от туловища, чтобы Калашников не выпал.
Дверь не поддавалась.
«Идиот!» – прошипел голос в воспаленном мозгу, этот голос напоминал шуршание высохшей травы под ногами. А может, это и был шорох? Он прислушался.
«Убери эту железяку. Но не очень далеко, вдруг она еще понадобится?»
Попов ощерился. Он резко развернулся на месте, надеясь увидеть кого-то, кто прячется у него за спиной. Автомат был в полной готовности: патрон в патроннике, предохранитель снят – оставалось только нажать на спусковой крючок.
Краем глаза (единственного, правого, глаза, остававшегося в его распоряжении) он успел уловить легкое движение в кустах неподалеку от развилки, где дорога от Бронцев разделялась: направо она уходила в сторону карьера, а налево – к бункеру.
Ветки кустов качнулись, и из них вылетела птица, что-то тревожно крича.
Несколько секунд он стоял присматриваясь, но шевеление не повторилось.
«Не тяни! – подсказал голос. – Повесь эту железяку на шею».
Он так и сделал. Слегка ослабил правую руку, и автомат скользнул вдоль тела, цевье легло прямо в ладонь. Он поднял автомат над головой и сунул голову в брезентовую петлю ремня.
«Так. Все хорошо, парень. Передатчик. Теперь – передат чик. Возьмись обеими руками за дверь и потяни ее что есть силы».
Он убрал левую ладонь от лица, и картинка в голове вновь раздвоилась:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149