– Но там... – Он не договорил. – Это – нехорошее место.
– А хороших мест вообще не бывает, – беззаботно сказал Мезенцев. – Неужели такая мелочь, как разбитая машина, могла тебя смутить?
– Мелочь?! – Белобрысый сжал кулаки. – Вы говорите, это – мелочь?
Мужик в защитной футболке казался очень странным.
– Конечно, мелочь, а что же еще? Разве чужая смерть – это не мелочь? На Земле – шесть миллиардов человек, и каждую секунду кто-то умирает. Что теперь, сидеть и всех оплакивать?
– Вы... рассуждаете как-то странно, – медленно произнес парень. – Очень цинично.
– Не обращай внимания. Типичный трупоедский юмор, как раз в духе капитана спецназа Некрасова.
Парень снова посмотрел на него, но уже более внимательно и немного по-другому. С уважением...
Ну вот, теперь, кажется, все более или менее понятно. Этот мужик – спецназовец. Поэтому и одет в защитную футболку. Парень начал успокаиваться. В словах мужика был резон. И, пожалуй...
«А разве я переживаю из-за того, что кто-то погиб? – спросил себя Соловьев. И ответ звучал очень похоже на слова этого незнакомца: не так прямолинейно и грубо, но сути это не меняло. – Вовсе нет. Я просто, я боюсь, что нечто подобное может случиться и со мной».
– А вы? Идете туда?
– Конечно.
Белобрысый, казалось, колебался, но совсем недолго, присутствие другого человека, человека, с которым можно было РАЗДЕЛИТЬ свой страх, придало ему уверенности и сил.
– А можно... я пойду с вами? – Боясь, что капитан спецназа вдруг ему откажет, Соловьев добавил: – Ну, если, конечно, не помешаю.
– Нет, – отрезая обладатель оливковой футболки. – Пойти со мной нельзя.
Соловьев молитвенно посмотрел на него и уже хотел что-то сказать, но спецназовец перебил:
– А вот побежать – можно.
– Хорошо, мы побежим. – Идея как можно скорее оставить позади это проклятое место журналисту понравилась. – Конечно, побежим.
– Но, – мужчина поднял палец, – сначала, я думаю, следует познакомиться. Меня зовут Дмитрий.
– А я – Владимир. – Парень подтянул фотоаппарат, болтавшийся под мышкой, и добавил: – Владимир Соловьев, жур налист.
– Отлично, – улыбнулся Мезенцев. – Обмен верительными грамотами состоялся. Ну а теперь – давай бог ноги!
Он взял с места уверенной рысью, и Соловьев побежал за ним следом, стараясь не отставать.
Все постепенно становилось на свои места. Конечно, о вертолете, потерпевшем катастрофу, уже знали. И этот капитан наверняка приехал на той самой машине с сиреной, но сгоревший бензовоз преградил им путь. Его группа, наверное, осталась там, разгребать завал на дороге, а сам капитан побежал вперед – на разведку. Значит, все по-прежнему здорово. Он, журналист газеты «Новости дня» Владимир Соловьев, находится в самой гуще событий. И ему будет что рассказать своим читателям. Ну, и если уж быть совсем откровенным, ему будет чем потрясти перед носом у редактора, требуя двойного гонорара, ведь, собирая материал, он подвергал свою жизнь опасности – разве спецназовцев посылают не на самые опасные задания?
Его не смутил тот факт, что капитан был одет в самые что ни на есть штатские джинсы и кроссовки. «Может, это для маскировки?» – подумал Соловьев.
И вопрос, который задал капитан, еще больше подогрел любопытство журналиста.
Мезенцев чуть сбавил шаг – точнее, бег – и, поравнявшись с Соловьевым, спросил:
– Ты случайно не видел мотоцикл? Такой черный «Урал», с закосом под «харлей»?
– Да, – чтобы не сбивать дыхание, коротко ответил Володя, он и так уступал в беге капитану.
– Сколько на нем было человек? Один? Или двое? – Спецназовец говорил так ровно, будто не бежал, а лежал, развалясь, в любимом кресле перед телевизором. «Военная выучка. Тренировка», – подумал Соловьев.
– Двое, – выкрикнул он.
– Вот они-то нам и нужны, – как-то хищно сказал капитан, и Соловьев слегка напрягся. – Прибавь маленько.
«Он что, хочет догнать мотоцикл? – ужаснулся журналист. Он искоса посмотрел на спецназовца и понял... Что он именно это и хочет. – Ну, да такой воробья в долине загоняет. Вон какой детина здоровый!»
Из узкой груди с хрипом рвалось учащенное дыхание, фотоаппарат больно колотил в бок. Соловьев уперся взглядом в точку между лопаток капитана и, как мог, прибавил темп.
Они быстро поднялись на горку. Километрах в пяти-шести от них показалась деревня, лежавшая в нежно-белой дымке. Соловьев не оборачивался, но был уверен, что разбитую «девятку» уже не видно.
Он больше не боялся, он бежал за капитаном, как молодой волчонок за матерым вожаком – на одном самолюбии. Ну, чего-чего, а этого у него хватало.

* * *
Одиннадцать часов пятьдесят минут. Заброшенный бункер в окрестностях деревни Бронцы.
Это было видение, прекрасное, как полуденный сон в тени цветущей вишни.
Сначала он видел только изумрудно-зеленую траву, такую яркую, что она слепила глаза. По тонкому стеблю ползла божья коровка с семью черными точками на красном панцире. Под ее тяжестью травинка сгибалась все ниже и ниже, но божья коровка продолжала упрямо ползти вперед. Наверное, она думала, что движется вверх, совершает какую-то работу, перебирает ножками не зря, но на самом деле она не поднялась ни на сантиметр. Чем дальше она продвигалась к заостренному кончику, тем ниже нагибалась травинка. И все же насекомому казалось, что в этом есть какой-то смысл. Не может не быть. Ее движения были неторопливыми и уверенными, как у человека, наконец-то решившегося и начавшего долгий путь, быть может, длиною в целую жизнь.
Внезапно травинка чуть-чуть дрогнула. Коровка остановилась, прислушиваясь. Откуда-то издалека доносился нарастающий гул и страшный, ужасающий лязг. В ее цветущем зеленом мире таких звуков не существовало, им просто неоткуда было взяться. Самый громкий шум, слышанный ею до сих пор – это беспокойное стрекотание соседей-кузнечиков.
Гул все нарастал, и лязг стал более отчетливым. Гул был непрерывным, а лязг, напротив, – прерывистым. Одно это вселяло ужас. В ее мире все было бесконечным, как лето, главным свойством ее мира была текучесть, а сейчас она слышала мертвящую ритмичность, явно неживую, порожденную каким-то невиданным чудовищем, механическим и бездушным, как сама смерть.
Она быстро перебирала лапками, стремясь как можно скорее достичь спасительной верхушки, чтобы там, раскрыв панцирь, подставить ласковому потоку теплого воздуха, напоенного ароматами цветов и трав, прозрачные крылышки, трепетавшие в нетерпеливом ожидании полета.
Она бежала все быстрее и быстрее, а травинка сгибалась все ниже и ниже. И эти ужасные звуки, они обрели тугую разрушительную плоть, сделались сильными и упругими.
Травинка дрогнула... Чересчур сильно – божья коровка, не удержавшись на узком лезвии зеленого листа, упала на землю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149