Теперь куртка под ее лицом была вся мокрая. Она тихо шмыгала распухшим от слез носом и время от времени облизывала нижнюю разбитую губу. Кровотечение уже остановилось, но губа продолжала болеть.
Да, ведь с ней все именно так и произошло. Еще утром все было хорошо. Она проснулась в прекрасном настроении, быстро умылась, собрала вещички, оделась и побежала на автобус до Серпухова.
Она давно уже хотела прыгнуть. Почему? «Потому что хочу», – отвечала она себе, и то же самое сказала Дмитрию, тому парню, который прыгал вместе с ней. Но если разобраться...
Причина, конечно, была. И эту причину зовут... Впрочем, не важно, как его зовут. Какая разница? Он все равно на нее не смотрел. Для него метр шестьдесят пять – слишком мелкая цель. Обычная деревенская девчонка (не надо тешить себя напрасными иллюзиями: Ферзиково хоть и называется поселком, но на самом деле – это просто крупная деревня), каких пруд пруди. Медсестра в местной больнице.
А он? Он приезжал сюда летом, иногда наведывался и зимой. Правда, дом, в котором он жил, принадлежал его старшему брату, но теперь, когда брат погиб, не оставив наследников, все отошло ему.
Красивый, высокий, загорелый в любое время года. Летом он носился по окрестным дорогам на мотоцикле, а зимой – по полям на снегоходе.
Это было год назад. В июле. Да, прошел ровно год. Он немного не рассчитал скорость на входе в поворот, и мотоцикл завалился набок. Если бы не кожаные штаны, он бы сорвал все мясо на бедре – вплоть до кости. А так... Обошлось. Он сам приехал в больницу, и она ассистировала Нигматову, который обрабатывал рану.
Он сидел и лукаво смотрел на молоденькую медсестру – большими серыми глазами, а Рита видела, как подрагивали уголки его рта, когда Нигматов накладывал швы. Слегка подрагивали – от боли. Но он держался и ни разу не пикнул. Просто смотрел на нее, не отрываясь, и натянуто улыбался, когда боль становилась сильнее.
Через пару дней он снова появился в больнице, Нигматову подарил бутылку дорогого коньяка (и, наверное, кое-что еще в конверте), а ей – букет роз и огромную коробку шоколада. В Ферзикове такой шоколад не продавался. Да и в Калуге она такого не встречала.
Почему она тогда подумала, что эти цветы должны означать нечто большее, чем просто благодарность? Она не знала. Для этого не было никаких причин, но... Наверное, ей просто ХОТЕЛОСЬ так думать. Скорее всего, дело именно в этом.
Она знала, где он живет – как-никак самый роскошный дом в окрестностях Ферзикова. Странно, конечно, самый роскошный дом – и всего в километре от свалки. Но еще более странным было то, что она выбрала это место для частых, едва ли не ежедневных прогулок.
И наконец в августе... Это случилось всего один раз – как-то очень быстро и неожиданно. Но ведь она именно этого и хотела – чтобы все случилось неожиданно. Как землетрясение. Ураган. Извержение вулкана. Это и походило больше всего на извержение вулкана.
А потом он уехал и даже не оставил номер своего телефона. И все. Глупо, конечно.
Очень глупо. А на майские праздники он опять приехал. Она издалека заметила его машину, остановившуюся на «пятаке» – главной площади Ферзикова. Темно-зеленый «Субару-форестер». А спустя мгновение увидела его, подходящего к машине с полным пакетом в руках. Она уже хотела сорваться с места и броситься к нему – плевать, что кругом люди и что ее здесь с самого детства знает каждая собака! – но вдруг задняя дверца открылась, и оттуда вышла женщина. Высокая– под стать ему – стройная блондинка с ребенком на руках.
И Рита осталась на месте. Она быстро отвернулась, забежала за ближайшую палатку и сквозь стекло наблюдала, как он поцеловал эту блондинку – нежно, с любовью. А потом – ребенка. Скорее всего, мальчика. И наверняка у него были такие же серые глаза. Она была уверена в этом...
Почему, почему... Она не знала ответов на все «почему». Почему она неделю ходила сама не своя, а потом перекрасилась в блондинку? Потому что хотела быть похожей на нее (эту набитую московскую дуру, а разве она может быть другой? конечно, дура!) или потому, что ему нравятся блондинки? Ее природный каштановый цвет тоже смотрелся неплохо, но... Она перекрасилась. А потом с удивлением обнаружила, что каждое утро весьма критически рассматривает в зеркале свои бедра и по вечерам делает на ковре какие-то упражнения, вычитанные в женском журнале.
Поначалу мышцы болели, но через неделю это прошло. А потом она захотела прыгнуть с парашютом. Почему? Может, потому что видела в его доме фотографию, стоявшую на камине: он держит в руках темно-синий шелковый купол и белозубо улыбается. Может быть.
Только ему наверняка не пришлось копить на этот прыжок три месяца, откладывая понемногу с каждой крошечной зарплаты. А она копила: откладывала деньги, бумажку к бумажке, лелеяла свою надежду, потому что будущий прыжок казался ей причащением к ЕГО миру, веселому, бесшабашному и опасному.
И сегодня утром... Она сама не знала, из-за чего волновалась больше – из-за того, что ей предстояло ринуться в пугающую бездну, или из-за того, что... Ну ладно, чего уж там, скажем откровенно – она надеялась встретиться с ним, хотя и понимала, что шансов нет. Даже один из миллиарда – и то много. Скорее уж она выиграет в «Русское лото» три раза подряд. Но... Надежда – такая живучая тварь, что ей сухие математические расчеты? Зато как это было бы красиво! Они вдвоем, в воздухе. Нет, конечно, эта крашеная гусыня побоится прыгать. В этом Рита не сомневалась. А вот она...
Она смогла. И ей понравилось. И даже то, что на земле ее встретил не он, а какой-то... В общем, он тоже был высоким, но на этом сходство заканчивалось. Да и не могло быть никакого сходства, потому что ОН такой один.
И то, что до Ферзикова ей предстояло ехать на мотоцикле, тоже показалось Рите неслучайным. Она ничуть не испугалась, но...
Случай словно издевался над ней, он все время подсовывал какую-то дурацкую замену. Парашют, мотоцикл... Насмешка. Он словно говорил: «Я-то знаю, чего ты хочешь. А теперь на-ка, посмотри, что я для тебя приготовил!» С чувством юмора у судьбы все было в порядке. Но только юмор этот был немного черный.
Немного? О нет! Пожалуй, чересчур. И теперь, когда она сидела, привязанная к этому идиоту, ее утренние мечты казались ей еще более глупыми. Честно говоря, они и утром-то были глупыми, но Рита твердила, как заклинание: «Потому, что я так хочу. Я прыгаю просто потому, что я так хочу. Других причин нет». А теперь – что? Что ей твердить? Как ни крути, она оказывалась такой непроходимой дурой...
Она злилась на себя все больше и больше. Злилась и жалела одновременно. Ну ничего! Им бы только доехать до ближайшей деревни – а там она заорет так, что все собаки сбегутся. Она заорет и укусит этого сумасшедшего Джорджа за ухо, чтобы он остановился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149
Да, ведь с ней все именно так и произошло. Еще утром все было хорошо. Она проснулась в прекрасном настроении, быстро умылась, собрала вещички, оделась и побежала на автобус до Серпухова.
Она давно уже хотела прыгнуть. Почему? «Потому что хочу», – отвечала она себе, и то же самое сказала Дмитрию, тому парню, который прыгал вместе с ней. Но если разобраться...
Причина, конечно, была. И эту причину зовут... Впрочем, не важно, как его зовут. Какая разница? Он все равно на нее не смотрел. Для него метр шестьдесят пять – слишком мелкая цель. Обычная деревенская девчонка (не надо тешить себя напрасными иллюзиями: Ферзиково хоть и называется поселком, но на самом деле – это просто крупная деревня), каких пруд пруди. Медсестра в местной больнице.
А он? Он приезжал сюда летом, иногда наведывался и зимой. Правда, дом, в котором он жил, принадлежал его старшему брату, но теперь, когда брат погиб, не оставив наследников, все отошло ему.
Красивый, высокий, загорелый в любое время года. Летом он носился по окрестным дорогам на мотоцикле, а зимой – по полям на снегоходе.
Это было год назад. В июле. Да, прошел ровно год. Он немного не рассчитал скорость на входе в поворот, и мотоцикл завалился набок. Если бы не кожаные штаны, он бы сорвал все мясо на бедре – вплоть до кости. А так... Обошлось. Он сам приехал в больницу, и она ассистировала Нигматову, который обрабатывал рану.
Он сидел и лукаво смотрел на молоденькую медсестру – большими серыми глазами, а Рита видела, как подрагивали уголки его рта, когда Нигматов накладывал швы. Слегка подрагивали – от боли. Но он держался и ни разу не пикнул. Просто смотрел на нее, не отрываясь, и натянуто улыбался, когда боль становилась сильнее.
Через пару дней он снова появился в больнице, Нигматову подарил бутылку дорогого коньяка (и, наверное, кое-что еще в конверте), а ей – букет роз и огромную коробку шоколада. В Ферзикове такой шоколад не продавался. Да и в Калуге она такого не встречала.
Почему она тогда подумала, что эти цветы должны означать нечто большее, чем просто благодарность? Она не знала. Для этого не было никаких причин, но... Наверное, ей просто ХОТЕЛОСЬ так думать. Скорее всего, дело именно в этом.
Она знала, где он живет – как-никак самый роскошный дом в окрестностях Ферзикова. Странно, конечно, самый роскошный дом – и всего в километре от свалки. Но еще более странным было то, что она выбрала это место для частых, едва ли не ежедневных прогулок.
И наконец в августе... Это случилось всего один раз – как-то очень быстро и неожиданно. Но ведь она именно этого и хотела – чтобы все случилось неожиданно. Как землетрясение. Ураган. Извержение вулкана. Это и походило больше всего на извержение вулкана.
А потом он уехал и даже не оставил номер своего телефона. И все. Глупо, конечно.
Очень глупо. А на майские праздники он опять приехал. Она издалека заметила его машину, остановившуюся на «пятаке» – главной площади Ферзикова. Темно-зеленый «Субару-форестер». А спустя мгновение увидела его, подходящего к машине с полным пакетом в руках. Она уже хотела сорваться с места и броситься к нему – плевать, что кругом люди и что ее здесь с самого детства знает каждая собака! – но вдруг задняя дверца открылась, и оттуда вышла женщина. Высокая– под стать ему – стройная блондинка с ребенком на руках.
И Рита осталась на месте. Она быстро отвернулась, забежала за ближайшую палатку и сквозь стекло наблюдала, как он поцеловал эту блондинку – нежно, с любовью. А потом – ребенка. Скорее всего, мальчика. И наверняка у него были такие же серые глаза. Она была уверена в этом...
Почему, почему... Она не знала ответов на все «почему». Почему она неделю ходила сама не своя, а потом перекрасилась в блондинку? Потому что хотела быть похожей на нее (эту набитую московскую дуру, а разве она может быть другой? конечно, дура!) или потому, что ему нравятся блондинки? Ее природный каштановый цвет тоже смотрелся неплохо, но... Она перекрасилась. А потом с удивлением обнаружила, что каждое утро весьма критически рассматривает в зеркале свои бедра и по вечерам делает на ковре какие-то упражнения, вычитанные в женском журнале.
Поначалу мышцы болели, но через неделю это прошло. А потом она захотела прыгнуть с парашютом. Почему? Может, потому что видела в его доме фотографию, стоявшую на камине: он держит в руках темно-синий шелковый купол и белозубо улыбается. Может быть.
Только ему наверняка не пришлось копить на этот прыжок три месяца, откладывая понемногу с каждой крошечной зарплаты. А она копила: откладывала деньги, бумажку к бумажке, лелеяла свою надежду, потому что будущий прыжок казался ей причащением к ЕГО миру, веселому, бесшабашному и опасному.
И сегодня утром... Она сама не знала, из-за чего волновалась больше – из-за того, что ей предстояло ринуться в пугающую бездну, или из-за того, что... Ну ладно, чего уж там, скажем откровенно – она надеялась встретиться с ним, хотя и понимала, что шансов нет. Даже один из миллиарда – и то много. Скорее уж она выиграет в «Русское лото» три раза подряд. Но... Надежда – такая живучая тварь, что ей сухие математические расчеты? Зато как это было бы красиво! Они вдвоем, в воздухе. Нет, конечно, эта крашеная гусыня побоится прыгать. В этом Рита не сомневалась. А вот она...
Она смогла. И ей понравилось. И даже то, что на земле ее встретил не он, а какой-то... В общем, он тоже был высоким, но на этом сходство заканчивалось. Да и не могло быть никакого сходства, потому что ОН такой один.
И то, что до Ферзикова ей предстояло ехать на мотоцикле, тоже показалось Рите неслучайным. Она ничуть не испугалась, но...
Случай словно издевался над ней, он все время подсовывал какую-то дурацкую замену. Парашют, мотоцикл... Насмешка. Он словно говорил: «Я-то знаю, чего ты хочешь. А теперь на-ка, посмотри, что я для тебя приготовил!» С чувством юмора у судьбы все было в порядке. Но только юмор этот был немного черный.
Немного? О нет! Пожалуй, чересчур. И теперь, когда она сидела, привязанная к этому идиоту, ее утренние мечты казались ей еще более глупыми. Честно говоря, они и утром-то были глупыми, но Рита твердила, как заклинание: «Потому, что я так хочу. Я прыгаю просто потому, что я так хочу. Других причин нет». А теперь – что? Что ей твердить? Как ни крути, она оказывалась такой непроходимой дурой...
Она злилась на себя все больше и больше. Злилась и жалела одновременно. Ну ничего! Им бы только доехать до ближайшей деревни – а там она заорет так, что все собаки сбегутся. Она заорет и укусит этого сумасшедшего Джорджа за ухо, чтобы он остановился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149