Все они всхлипывали и, видимо, едва сдерживали рыдания.
- Эге! Да вы, оказывается, скупые и мелочные! - обратился к ним Сунь У-кун. - Мы пробыли у вас всего несколько дней и собираемся перед уходом отблагодарить вас за гостеприимство и возместить расходы на топливо. Чего же это вы так разнюнились?
Монахи в сильном смущении спустились на колени.
- Мы не смеем, не смеем! - заговорили они.
- Что значит «не смеем»? - спросил Сунь У-кун. - Может быть, вы хотите сказать, что вас объедает тот из нас, у кого длинное рыло и большое брюхо?
- Почтенный отец! Не в том дело! - начали объяснять монахи. - Нас в этом монастыре сто десять душ. Если каждый возьмется прокормить вас хоть один день, то все вместе мы сможем кормить вас сто с лишним дней. Разве посмели бы мы обижаться на вас и считать какие-то харчи?
- А если не в этом дело, то отчего же тогда вы плачете? - спросил Сунь У-кун.
- Отец наш! - ответили монахи. - К нам в монастырь забрался какой-то злой дух-оборотень. По вечерам мы посылаем двоих послушников отбивать часы в колокол и бить в барабан. Каждый раз мы слышим, как они звонят и барабанят, но назад не возвращаются. А когда на другой день идем искать их, то находим возле огорода, на заднем дворе, монашеские шапки, соломенные туфли и обглоданные кости. Кто-то их пожирает. Вы живете у нас три дня, и за это время мы лишились шестерых послушников. Мы не из пугливых и зря никогда не сокрушаемся. А не осмеливались сказать об этом лишь потому, что ваш наставник хворает, однако слез своих не сумели скрыть от тебя.
Сунь У-кун слушал их, испытывая тревогу и радость одновременно.
- Теперь все ясно, - сказал он решительно. - В монастыре завелся злой дух-оборотень, который губит людей. Хотите, уничтожу его?
- Отец! Послушай нас! - взмолились монахи. - Ты же знаешь, что все злые духи-оборотни обладают волшебной силой. Так и этот. Он безусловно умеет летать на облаках и туманах, наверняка знает все ходы и выходы в подземном царстве! Древние люди недаром сложили замечательную поговорку: «Не верь чересчур большой честности, остерегайся также бесчеловечности!». Не сердись, отец наш, и позволь нам сказать тебе все, что мы думаем. Если тебе удастся поймать злого оборотня и уничтожить его с корнем, воистину это будет счастьем трех жизней наших; ну, а если тебе не удастся, тогда ты навлечешь на нас множество бед.
- Что это значит: «множество бед»? - спросил Сунь У-кун, задетый за живое.
- Скажем тебе прямо, ничего не скрывая, - ответили монахи. - Нас собралось здесь в этом глухом монастыре сто десять душ. Все мы с малых лет покинули мир сует. Вот послушай, как мы живем:
Лишь волосы большие отрастут,
Мы тут же их сбриваем острой бритвой.
Заплаты нашиваем там и тут
На рубище с усердною молитвой.
Чуть утро, окружаем водоем
И умываемся струей студеной,
И, пальцы с пальцами сложив, поклоны
Смиренные пред Буддою кладем.
Приходит ночь - и тихий фимиам
Мы возжигаем пред его жилищем.
Дадао - «Путь великий» - близок нам.
Зубами щелкаем, чтоб вознести
Сердца и помыслы к святому Будде,
«Амитофо» мы на ночь не забудем
С благоговением произнести.
И голову подняв, мы видим Будд,
Святых отцов, подвижников блаженных,
Сияющих на лотосах священных,
Которые на небесах цветут,
Мы много праведников различаем
Всех девяти высоких ступеней,
Душою разгораясь все сильней.
Три звездных колесницы мы встречаем:
На них и бодисатвы и архаты,
И посреди миров рождаясь вновь,
Там Будды милосердного любовь
Плывет - спасения челнок крылатый!
Хотим тогда войти в Покоя сад
И Сакья-муни там узреть воочью.
Потом к земле мы опускаем взгляд
И проникаем к сердца средоточью.
Стараемся вселенную спасти,
Пять заповедей строго соблюдая,
Чтоб, наши заблужденья постигая,
От сущности всю бренность отмести…
Когда приходят данапати к нам,
Мы рады приношеньям и дарам.
Тогда -
Мы, старые
И малые,
И мальчики
И взрослые,
Жирные,
Поджарые,
Низкие
И рослые,
Мы все, отрекшиеся от сует,
В медь гонга бьем,
В бок деревянной рыбы,
Чтоб все пришедшие внимать могли бы
Словам из глав «Ученья Будды цвет»
И к чтенью глав мы добавляем кстати
Письмо, которое, с тоской в груди,
Прислал под старость лянский царь У-ди.
А если не приходят данапати,
Тогда - Мы, прежние
И новые,
Веселые,
Суровые,
Крестьяне
Прямо с пашни
И богачи
Вчерашние,
Мы закрываем при луне врата,
Проверим все засовы и запоры,
Нас птиц ночных не потревожат споры,
Их крики, их возня и суета.
Садимся мы на коврики свои
И, погружаясь в самоотрешенье,
Душой уходим в древнее ученье
Терпения, страданья и любви.
Вот почему не можем укрощать
Мы оборотней хищных и драконов,
Не изучаем демонских законов,
Как духов злых заклятием встречать.
Врага раздразнишь ты, и алчный демон
Сто десять душ сожрет в один присест,
И жизни колесо от этих мест
Назад покатится.
И будет, дьявол, тем он
Обрадован, что рухнет монастырь,
Что от него останется пустырь…
И вечной славы нас лишишь тогда ты
В грядущем царстве Будды Татагаты,
Все горести, которые нас ждут,
Когда рассержен будет враг проклятый,
Почтительно мы изложили тут.
Слушая речи монахов, Сунь У-кун все больше распалялся от гнева, поднимавшегося в сердце и доходившего до печени. Неукротимая злоба бушевала в нем.
- Ну и дураки же вы! - громко крикнул он. - Вы знаете лишь одно: каков злой дух-оборотень, а на что способен я, старый Сунь У-кун, вы и представления не имеете!
Монахи сконфуженно признались:
- По правде говоря, действительно не знаем.
- Тогда послушайте, сейчас я вам расскажу о себе, - с гордостью произнес Сунь У-кун.
Как-то раз я поднялся
На гору Плодов и цветов,
И мятежные мне подчинились
Драконы и тигры,
И в небесных чертогах
Затеял я буйные игры,
Напугав и священных архатов
И древних отцов.
Но лишь только мучительный голод
Проснулся в груди,
В тайнике Лао-цзюня
Две-три я похитил пилюли,
А замучила жажда,
Я выпил, лишь стражи заснули,
Чарок семь со стола
Императора неба Юй-ди.
Тут бессмертным сияньем
Глаза у меня засверкали,
И не черным, не белым огнем,
А огнем золотым.
Небеса омрачились тогда
Облаками печали,
И луна потускнела,
Закутавшись в траурный дым.
В золотых украшеньях, -
Не посох я выбрал, а чудо! -
Мне как раз по руке,
Не страшна с ним любая беда!
Я похитил его,
Ускользнув невидимкой оттуда,
Той же самой дорогой,
Какою проник я туда.
Так меня ль испугать
Кровожадностью демона злого?
Что мне оборотни!
Что мне происки дьявольских сил!
Что мне черти большие и малые!
Беса любого,
Ухватив, разорву пополам,
Сколько б он ни просил!
Задрожит и по норам попрячется
Свора их злая,
Не спасут их
Ни ноги, ни крылья, когда налечу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156
- Эге! Да вы, оказывается, скупые и мелочные! - обратился к ним Сунь У-кун. - Мы пробыли у вас всего несколько дней и собираемся перед уходом отблагодарить вас за гостеприимство и возместить расходы на топливо. Чего же это вы так разнюнились?
Монахи в сильном смущении спустились на колени.
- Мы не смеем, не смеем! - заговорили они.
- Что значит «не смеем»? - спросил Сунь У-кун. - Может быть, вы хотите сказать, что вас объедает тот из нас, у кого длинное рыло и большое брюхо?
- Почтенный отец! Не в том дело! - начали объяснять монахи. - Нас в этом монастыре сто десять душ. Если каждый возьмется прокормить вас хоть один день, то все вместе мы сможем кормить вас сто с лишним дней. Разве посмели бы мы обижаться на вас и считать какие-то харчи?
- А если не в этом дело, то отчего же тогда вы плачете? - спросил Сунь У-кун.
- Отец наш! - ответили монахи. - К нам в монастырь забрался какой-то злой дух-оборотень. По вечерам мы посылаем двоих послушников отбивать часы в колокол и бить в барабан. Каждый раз мы слышим, как они звонят и барабанят, но назад не возвращаются. А когда на другой день идем искать их, то находим возле огорода, на заднем дворе, монашеские шапки, соломенные туфли и обглоданные кости. Кто-то их пожирает. Вы живете у нас три дня, и за это время мы лишились шестерых послушников. Мы не из пугливых и зря никогда не сокрушаемся. А не осмеливались сказать об этом лишь потому, что ваш наставник хворает, однако слез своих не сумели скрыть от тебя.
Сунь У-кун слушал их, испытывая тревогу и радость одновременно.
- Теперь все ясно, - сказал он решительно. - В монастыре завелся злой дух-оборотень, который губит людей. Хотите, уничтожу его?
- Отец! Послушай нас! - взмолились монахи. - Ты же знаешь, что все злые духи-оборотни обладают волшебной силой. Так и этот. Он безусловно умеет летать на облаках и туманах, наверняка знает все ходы и выходы в подземном царстве! Древние люди недаром сложили замечательную поговорку: «Не верь чересчур большой честности, остерегайся также бесчеловечности!». Не сердись, отец наш, и позволь нам сказать тебе все, что мы думаем. Если тебе удастся поймать злого оборотня и уничтожить его с корнем, воистину это будет счастьем трех жизней наших; ну, а если тебе не удастся, тогда ты навлечешь на нас множество бед.
- Что это значит: «множество бед»? - спросил Сунь У-кун, задетый за живое.
- Скажем тебе прямо, ничего не скрывая, - ответили монахи. - Нас собралось здесь в этом глухом монастыре сто десять душ. Все мы с малых лет покинули мир сует. Вот послушай, как мы живем:
Лишь волосы большие отрастут,
Мы тут же их сбриваем острой бритвой.
Заплаты нашиваем там и тут
На рубище с усердною молитвой.
Чуть утро, окружаем водоем
И умываемся струей студеной,
И, пальцы с пальцами сложив, поклоны
Смиренные пред Буддою кладем.
Приходит ночь - и тихий фимиам
Мы возжигаем пред его жилищем.
Дадао - «Путь великий» - близок нам.
Зубами щелкаем, чтоб вознести
Сердца и помыслы к святому Будде,
«Амитофо» мы на ночь не забудем
С благоговением произнести.
И голову подняв, мы видим Будд,
Святых отцов, подвижников блаженных,
Сияющих на лотосах священных,
Которые на небесах цветут,
Мы много праведников различаем
Всех девяти высоких ступеней,
Душою разгораясь все сильней.
Три звездных колесницы мы встречаем:
На них и бодисатвы и архаты,
И посреди миров рождаясь вновь,
Там Будды милосердного любовь
Плывет - спасения челнок крылатый!
Хотим тогда войти в Покоя сад
И Сакья-муни там узреть воочью.
Потом к земле мы опускаем взгляд
И проникаем к сердца средоточью.
Стараемся вселенную спасти,
Пять заповедей строго соблюдая,
Чтоб, наши заблужденья постигая,
От сущности всю бренность отмести…
Когда приходят данапати к нам,
Мы рады приношеньям и дарам.
Тогда -
Мы, старые
И малые,
И мальчики
И взрослые,
Жирные,
Поджарые,
Низкие
И рослые,
Мы все, отрекшиеся от сует,
В медь гонга бьем,
В бок деревянной рыбы,
Чтоб все пришедшие внимать могли бы
Словам из глав «Ученья Будды цвет»
И к чтенью глав мы добавляем кстати
Письмо, которое, с тоской в груди,
Прислал под старость лянский царь У-ди.
А если не приходят данапати,
Тогда - Мы, прежние
И новые,
Веселые,
Суровые,
Крестьяне
Прямо с пашни
И богачи
Вчерашние,
Мы закрываем при луне врата,
Проверим все засовы и запоры,
Нас птиц ночных не потревожат споры,
Их крики, их возня и суета.
Садимся мы на коврики свои
И, погружаясь в самоотрешенье,
Душой уходим в древнее ученье
Терпения, страданья и любви.
Вот почему не можем укрощать
Мы оборотней хищных и драконов,
Не изучаем демонских законов,
Как духов злых заклятием встречать.
Врага раздразнишь ты, и алчный демон
Сто десять душ сожрет в один присест,
И жизни колесо от этих мест
Назад покатится.
И будет, дьявол, тем он
Обрадован, что рухнет монастырь,
Что от него останется пустырь…
И вечной славы нас лишишь тогда ты
В грядущем царстве Будды Татагаты,
Все горести, которые нас ждут,
Когда рассержен будет враг проклятый,
Почтительно мы изложили тут.
Слушая речи монахов, Сунь У-кун все больше распалялся от гнева, поднимавшегося в сердце и доходившего до печени. Неукротимая злоба бушевала в нем.
- Ну и дураки же вы! - громко крикнул он. - Вы знаете лишь одно: каков злой дух-оборотень, а на что способен я, старый Сунь У-кун, вы и представления не имеете!
Монахи сконфуженно признались:
- По правде говоря, действительно не знаем.
- Тогда послушайте, сейчас я вам расскажу о себе, - с гордостью произнес Сунь У-кун.
Как-то раз я поднялся
На гору Плодов и цветов,
И мятежные мне подчинились
Драконы и тигры,
И в небесных чертогах
Затеял я буйные игры,
Напугав и священных архатов
И древних отцов.
Но лишь только мучительный голод
Проснулся в груди,
В тайнике Лао-цзюня
Две-три я похитил пилюли,
А замучила жажда,
Я выпил, лишь стражи заснули,
Чарок семь со стола
Императора неба Юй-ди.
Тут бессмертным сияньем
Глаза у меня засверкали,
И не черным, не белым огнем,
А огнем золотым.
Небеса омрачились тогда
Облаками печали,
И луна потускнела,
Закутавшись в траурный дым.
В золотых украшеньях, -
Не посох я выбрал, а чудо! -
Мне как раз по руке,
Не страшна с ним любая беда!
Я похитил его,
Ускользнув невидимкой оттуда,
Той же самой дорогой,
Какою проник я туда.
Так меня ль испугать
Кровожадностью демона злого?
Что мне оборотни!
Что мне происки дьявольских сил!
Что мне черти большие и малые!
Беса любого,
Ухватив, разорву пополам,
Сколько б он ни просил!
Задрожит и по норам попрячется
Свора их злая,
Не спасут их
Ни ноги, ни крылья, когда налечу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156