– Предлагаю поручить это Веселовой. Поговори с ним от имени комсомольской организации…
– Что ты! Что ты! – вскричала Поленька, краснея.
– А что? – не понял Витька.
– Нет, нет… Только не я… Не могу я!
– Так… Понятно. – Туманов опять пометил что-то в бумажке. – Ладно, я сам с ним поговорю.
Когда проголосовали за второе предложение, Туманов хотел было закрыть уже собрание, но Ракитин поднял руку, встал.
– Минуточку. Вот какое дело у меня к вам, дорогие друзья. Не у меня лично, у всей парторганизации, у колхоза. Сушилку медленно строим. А вот-вот дожди пойдут. Давайте подумаем все вместе, как нам ускорить строительство…
Ракитин хотел еще что-то говорить, но Туманов сделал жест рукой – понятно, мол, – и сказал:
– Есть предложение – подумать насчет сушилки. Возражений нет? Правильно, и быть не может. Ну, у кого какие соображения?
С полминуты длилось молчание. Потом кто-то кашлянул, кто-то двинул стулом.
– Соображение одно – строить надо побыстрее.
– Это понятно. А как?
– Как строят? Руками, ясное дело…
Ракитин грустно усмехнулся, и это заметили все комсомольцы.
– Если были бы в колхозе свободные руки! Я сегодня весь день думал: кого бы назначить на сушилку? И не мог придумать. Уборка ведь. Евдокию Веселову снял с веялки. На току еще как-нибудь обойдутся. А больше некого.
– А что, если… – встрепенулась Поленька и замялась. Легонькая косынка сползла с головы на плечи. Ракитин снова ободряюще кивнул. И ей словно только и не хватало этого разрешения, она перекинул косу через плечо, заговорила горячо и громко: – Конечно, все мы работаем. Я как вернусь с озера – руки ноют, ноги гудят. Падаешь – и спишь как мертвая. Но ведь сушилка-то нужна! Может, вечерами бы, после работы? Ведь вон нас сколько, а? Каждый но кирпичику – и стена повыше…
– То есть, ты предлагаешь вроде воскресника устроить? – спросил Туманов.
– Ну пусть воскресником назвать это. И чтоб не один раз. А пока не достроим. Чего же, молодые ведь мы, выдюжим…
Поленька села. Щеки ее ярко горели от волнения. Она чувствовала это и, чтобы скрыть румянец, повязала косынку по-бабьи, под подбородком.
– Я тоже думаю, что выдюжим, – проговорил Витька. – Ну как, ребята?
– Это почему же – ребята только? А девчонки что, хуже вас?
– Лично ты – лучше всех. Особенно для Митьки вон… – поддел девчонку кто-то из-за спины.
Брызнул во все стороны хохот – не злой, веселый, и щедрый. Девчонка, конопатая и курносая, быстро обернулась:
– А для тебя давно хуже стала? Может, с тех пор как по морде съездила, чтоб не лез со своими мокрыми губами…
Хохот грянул еще громче. Смеялся Витька Туманов, забыв о своих обязанностях председателя собрания, смеялась Поленька, пряча голову меж ладоней, смеялся Ракитин, поблескивая усталыми глазами. Девчонка сперва недоумевающе оглядела всех, потом сморщила носик и тоже улыбнулась.
Так закончилось это собрание. Комсомольцы решили взять шефство над строительством сушилки, постановили работать на стройке вечерами столько, сколько потребуется.
Шагая домой, Ракитин думал, что надо будет побольше уделять внимания комсомольцам. Да что там побольше, когда до сегодняшнего дня вообще не интересовался почти их работой. Хорош тоже секретарь парторганизации! А комсомольским секретарем надо бы избрать Виктора Туманова вместо того молчаливого парня, который все собрание сидел, как сыч, в углу.
На следующий вечер Ракитин пришел на сушилку, когда колхозники заканчивали свой рабочий день. Евдокия Веселова сняла фартук, красный от кирпичной пыли, положила на перевернутый ящик.
– Скажешь Поленьке, чтоб одела его. Да чтоб больше четырех кирпичей зараз не поднимала. Слабенькая она еще.
– Значит, рассказывала она тебе о вчерашнем собрании? – спросил Ракитин.
– Ну! – улыбнулась Евдокия. – Какие же между девками секреты… Ужин с собой взяла сегодня, чтоб после лова домой не заходить.
Когда колхозники ушли, Ракитин стал зажигать фонари, которые принес с собой, так как электричество к сушилке еще не провели.
Минут через пять подошел Витька Туманов.
– Тихон Семенович, ты-то зачем пришел? – спросил он. – Мы и сами бы…
– Ну, ну… Сами с усами. Повесь-ка фонарь вон на тот столб. Так. А эти вон туда надо поставить, по углам. Сегодня задача такая – натаскать кирпичей наверх, чтоб завтра каменщики с утра принялись за кладку, подвезти воды, ошкурить вот эту кучу бревен, врыть три электрических столба. Если не устанем, примемся за штукатурку стен. Только штукатурить-то умеет кто из вас?
– Есть такие. Остальные научатся.
Вскоре стали подходить комсомольцы. Вечер был теплый и влажный. Свет керосиновых фонарей еле-еле разгонял темноту. Но этот полумрак создавал даже какой-то своеобразный уют, заставлял забывать об усталости.
Сначала ребята и девушки работали молча, что тревожило Ракитина. Потом даже послышалась раздраженная ругань. Но вчерашняя курносая девчонка крикнула:
– То-то, парень! Дух, что ли, испускаешь? – И добавила, мстя за вчерашнее: – Это тебе не на собрании языком трепать…
– Дура! Я кирпич на ногу уронил.
Понемногу заметался разговор, послышался сдержанный хохоток, другой.
– Товарищи, песню! – крикнул Витька Туманов. Кто-то тихо и грустно запел. Песню поддержал один голосок – девичий, затем другой – мужской. И снова девичий. А потом уж и не разобрать было, какие голоса вплетались в песню. Она лилась как-то легко и естественно, отлично гармонируя с полуосвещенными кирпичными стенами сушилки, с темным небом над ней, с нетерпеливыми движениями работающих.
Ракитин, таская на носилках вместе с другими кирпичи на верхние подмостки, с удивлением думал, как же это он раньше не догадался поговорить с комсомольцами. Ведь теперь сушилка была бы уже готова.
Под конец работы, проходя мимо Поленьки и Туманова, которые укладывали на подмостках кирпичи ровными рядами, Никитин уловил обрывок негромкого разговора:
– Ты чего это вчера с лица сошла, когда я Петьку Бородина предложил?..
– Когда это? – перебила его Поленька, стараясь быть спокойной.
– Да вчера, говорю, на собрании?
– Вот еще! С чего бы мне сходить!
Когда Ракитин, пронося новую партию кирпичей, снова поравнялся с Поленькой и Тумановым, она уже сама что-то расспрашивала у Виктора о Петре. Но на этот раз, увидев Ракитина, оба замолчали.
– Ну, хватит на сегодня, – проговорил Ракитин, думая о том, что он и нестар еще вроде, а не угнаться за молодежью. Вот они трудились весь день и сейчас работают как ни в чем не бывало.
Но едва Ракитин произнес «хватит», все затихли там, где работали, все сели на секунду передохнуть. Над стройкой воцарилась полнейшая тишина. И Ракитин только тогда понял, какого труда стоило им всем это «как ни в чем не бывало».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
– Что ты! Что ты! – вскричала Поленька, краснея.
– А что? – не понял Витька.
– Нет, нет… Только не я… Не могу я!
– Так… Понятно. – Туманов опять пометил что-то в бумажке. – Ладно, я сам с ним поговорю.
Когда проголосовали за второе предложение, Туманов хотел было закрыть уже собрание, но Ракитин поднял руку, встал.
– Минуточку. Вот какое дело у меня к вам, дорогие друзья. Не у меня лично, у всей парторганизации, у колхоза. Сушилку медленно строим. А вот-вот дожди пойдут. Давайте подумаем все вместе, как нам ускорить строительство…
Ракитин хотел еще что-то говорить, но Туманов сделал жест рукой – понятно, мол, – и сказал:
– Есть предложение – подумать насчет сушилки. Возражений нет? Правильно, и быть не может. Ну, у кого какие соображения?
С полминуты длилось молчание. Потом кто-то кашлянул, кто-то двинул стулом.
– Соображение одно – строить надо побыстрее.
– Это понятно. А как?
– Как строят? Руками, ясное дело…
Ракитин грустно усмехнулся, и это заметили все комсомольцы.
– Если были бы в колхозе свободные руки! Я сегодня весь день думал: кого бы назначить на сушилку? И не мог придумать. Уборка ведь. Евдокию Веселову снял с веялки. На току еще как-нибудь обойдутся. А больше некого.
– А что, если… – встрепенулась Поленька и замялась. Легонькая косынка сползла с головы на плечи. Ракитин снова ободряюще кивнул. И ей словно только и не хватало этого разрешения, она перекинул косу через плечо, заговорила горячо и громко: – Конечно, все мы работаем. Я как вернусь с озера – руки ноют, ноги гудят. Падаешь – и спишь как мертвая. Но ведь сушилка-то нужна! Может, вечерами бы, после работы? Ведь вон нас сколько, а? Каждый но кирпичику – и стена повыше…
– То есть, ты предлагаешь вроде воскресника устроить? – спросил Туманов.
– Ну пусть воскресником назвать это. И чтоб не один раз. А пока не достроим. Чего же, молодые ведь мы, выдюжим…
Поленька села. Щеки ее ярко горели от волнения. Она чувствовала это и, чтобы скрыть румянец, повязала косынку по-бабьи, под подбородком.
– Я тоже думаю, что выдюжим, – проговорил Витька. – Ну как, ребята?
– Это почему же – ребята только? А девчонки что, хуже вас?
– Лично ты – лучше всех. Особенно для Митьки вон… – поддел девчонку кто-то из-за спины.
Брызнул во все стороны хохот – не злой, веселый, и щедрый. Девчонка, конопатая и курносая, быстро обернулась:
– А для тебя давно хуже стала? Может, с тех пор как по морде съездила, чтоб не лез со своими мокрыми губами…
Хохот грянул еще громче. Смеялся Витька Туманов, забыв о своих обязанностях председателя собрания, смеялась Поленька, пряча голову меж ладоней, смеялся Ракитин, поблескивая усталыми глазами. Девчонка сперва недоумевающе оглядела всех, потом сморщила носик и тоже улыбнулась.
Так закончилось это собрание. Комсомольцы решили взять шефство над строительством сушилки, постановили работать на стройке вечерами столько, сколько потребуется.
Шагая домой, Ракитин думал, что надо будет побольше уделять внимания комсомольцам. Да что там побольше, когда до сегодняшнего дня вообще не интересовался почти их работой. Хорош тоже секретарь парторганизации! А комсомольским секретарем надо бы избрать Виктора Туманова вместо того молчаливого парня, который все собрание сидел, как сыч, в углу.
На следующий вечер Ракитин пришел на сушилку, когда колхозники заканчивали свой рабочий день. Евдокия Веселова сняла фартук, красный от кирпичной пыли, положила на перевернутый ящик.
– Скажешь Поленьке, чтоб одела его. Да чтоб больше четырех кирпичей зараз не поднимала. Слабенькая она еще.
– Значит, рассказывала она тебе о вчерашнем собрании? – спросил Ракитин.
– Ну! – улыбнулась Евдокия. – Какие же между девками секреты… Ужин с собой взяла сегодня, чтоб после лова домой не заходить.
Когда колхозники ушли, Ракитин стал зажигать фонари, которые принес с собой, так как электричество к сушилке еще не провели.
Минут через пять подошел Витька Туманов.
– Тихон Семенович, ты-то зачем пришел? – спросил он. – Мы и сами бы…
– Ну, ну… Сами с усами. Повесь-ка фонарь вон на тот столб. Так. А эти вон туда надо поставить, по углам. Сегодня задача такая – натаскать кирпичей наверх, чтоб завтра каменщики с утра принялись за кладку, подвезти воды, ошкурить вот эту кучу бревен, врыть три электрических столба. Если не устанем, примемся за штукатурку стен. Только штукатурить-то умеет кто из вас?
– Есть такие. Остальные научатся.
Вскоре стали подходить комсомольцы. Вечер был теплый и влажный. Свет керосиновых фонарей еле-еле разгонял темноту. Но этот полумрак создавал даже какой-то своеобразный уют, заставлял забывать об усталости.
Сначала ребята и девушки работали молча, что тревожило Ракитина. Потом даже послышалась раздраженная ругань. Но вчерашняя курносая девчонка крикнула:
– То-то, парень! Дух, что ли, испускаешь? – И добавила, мстя за вчерашнее: – Это тебе не на собрании языком трепать…
– Дура! Я кирпич на ногу уронил.
Понемногу заметался разговор, послышался сдержанный хохоток, другой.
– Товарищи, песню! – крикнул Витька Туманов. Кто-то тихо и грустно запел. Песню поддержал один голосок – девичий, затем другой – мужской. И снова девичий. А потом уж и не разобрать было, какие голоса вплетались в песню. Она лилась как-то легко и естественно, отлично гармонируя с полуосвещенными кирпичными стенами сушилки, с темным небом над ней, с нетерпеливыми движениями работающих.
Ракитин, таская на носилках вместе с другими кирпичи на верхние подмостки, с удивлением думал, как же это он раньше не догадался поговорить с комсомольцами. Ведь теперь сушилка была бы уже готова.
Под конец работы, проходя мимо Поленьки и Туманова, которые укладывали на подмостках кирпичи ровными рядами, Никитин уловил обрывок негромкого разговора:
– Ты чего это вчера с лица сошла, когда я Петьку Бородина предложил?..
– Когда это? – перебила его Поленька, стараясь быть спокойной.
– Да вчера, говорю, на собрании?
– Вот еще! С чего бы мне сходить!
Когда Ракитин, пронося новую партию кирпичей, снова поравнялся с Поленькой и Тумановым, она уже сама что-то расспрашивала у Виктора о Петре. Но на этот раз, увидев Ракитина, оба замолчали.
– Ну, хватит на сегодня, – проговорил Ракитин, думая о том, что он и нестар еще вроде, а не угнаться за молодежью. Вот они трудились весь день и сейчас работают как ни в чем не бывало.
Но едва Ракитин произнес «хватит», все затихли там, где работали, все сели на секунду передохнуть. Над стройкой воцарилась полнейшая тишина. И Ракитин только тогда понял, какого труда стоило им всем это «как ни в чем не бывало».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140