– Что получил ты – это задаток только, – продолжал Зеркалов. – Мы щедрые, не поскупимся, если ты…
– Господи, да что я должен делать? – воскликнул Григорий. – Ты скажи толком… Второй день мучаешь!
– Ну, твоя задача будет нетрудной… Веселов, говоришь, ночами дома сидит? Вот и надо… двери подпереть, облить керосином да поджечь…
Не обращая внимания на Григория, он взял с кровати пачку денег, осмотрел ее со всех сторон и медленно опустил в карман.
Бородин наблюдал за ним, не мигая.
– Так что же, согласен? – спросил Зеркалов. – Если нет, давай-ка сюда ту пачечку – и ступай с богом. Только… язык держи! А то – вместе с головой потеряешь…
Григорий встал, спрятал в карманы руки и проговорил:
– Не так легко все это, поджечь то есть… Дома снегом завалены… да и… подойди попробуй к дому неслышно! Кошка пробежит – и то снег под ней хрустит…
Зеркалов, поморщившись, поднялся с кровати, подошел вплотную, положил ему на плечи обе руки. Они были тяжелые, точно каменные.
– Это все верно… Гришка. Но такие дела не сразу делаются… Нам важно пока договориться с тобой, раз удобный случай вышел. А жарить Андрюху летом будем…
Как-то свободней, полной грудью вздохнул Григорий: «Летом, ага… До лета сколь воды утечет еще… Может, к тому времени ты в земле сгнить успеешь…»
– Ладно… – сказал он. – Тогда что же… я поеду.
– Езжай, – коротко ответил Зеркалов.
Запрягая коня во дворе, Григорий, опасаясь за полученную пачку денег, с тревогой думал о том, как поедет через лес. Он вернулся в комнату и, помявшись, спросил:
– Там, в лесу, Терентий Гордеич… Не твои людишки пошаливают?
Зеркалов, не отвечая, царапнул его глазами.
– Я к тому, значит… – смутился Григорий. – Опасно мне… с такими деньгами. К тому же на одной лошаденке тащиться буду. Дал бы обрезишко какой…
– А-а… Это можно.
Зеркалов вынул из-под перины тяжелый обрез.
– На… И с богом. Я как-нибудь дам о себе знать…
Но едва отъехал Григорий от деревни, как прежний страх захлестнул его. Прижимая локтем обрез под полушубком, он беспрерывно нахлестывал взмокшую лошаденку.
5
Зима прошла более или менее спокойно. Терентий Зеркалов не напоминал о себе, и встреча с ним в соседнем селе представлялась бы Григорию далеким сном, если бы не деньги, хранившиеся в заветном месте.
Бородин все-таки не переставал надеяться, что Зеркалов сгинет где-нибудь, не появится больше на его пути. А Веселов – черт с ним, пусть живет, лишь бы не трогал его… Андрей с колхозом сам по себе, а он, Григорий, – сам по себе. Деньги теперь есть. Сына бы вот только еще…
Но ни сына, ни дочери до сих пор у Бородиных не было, и Григорий стал заметно раздражаться, резче и чаще покрикивать на жену. Аниска только вздрагивала и опускала глаза, будто и в самом деле была виновата в чем-то.
В этом году Григорий намеревался – что бы ему ни стоило – запахать все свои земли и заранее предупредил об этом Павла Туманова:
– Ты, Павлуха, убирайся нынче с моей земли. – И добавил угрожающе: – Запреж говорю – не стой поперек мне. Второй раз наоборот получится!
– Не беспокойся, Григорий Петрович, не буду стоять, – тотчас ответил Туманов, и Григорию показалось, что в голосе Павла звучит скрытая насмешка.
Бородин быстро вскинул глаза на Туманова:
– Что-то сговорчив больно. Ведь в прошлом году чуть не убил меня…
– В колхоз я вступил, Григорий Петрович…
– А?! Ты? Врешь… Ведь в коммуну не шел? – скороговоркой выпалил Григорий, подступая к Туманову.
– Ну, то в коммуну, а то в колхоз… Разница.
И невольно задумался тогда Григорий, что вот уж третий человек – Ракитин, Зеркалов, а теперь и Туманов – говорил ему: колхоз – не коммуна. А что же такое колхоз?
До самой пахоты Григория не покидала эта мысль. Он даже чаще стал появляться на улице, прислушивался к разговорам. Но разницы никакой не видел. Говорили мужики о тех же трудоднях, о тех же скотных дворах, спорили, сколько каждый может держать у себя коров, птицы, можно ли иметь собственную лошадь… И остался при своем прежнем мнении – нет, не с руки. С тем и выехал на пашню.
Подъезжая к своему участку, с удивлением увидел, что по полю ходят какие-то люди, в стороне, под деревьями, стоят лошади, запряженные в плуги. По всему было видно, что его землю опять собирается кто-то пахать. Выругавшись, Григорий быстрее погнал коней вперед.
Не успел Бородин спрыгнуть с телеги, к нему подошел Федот Артюхин, поздоровался и сразу же выпалил:
– Не сюда завернул, Григорий Петрович… Эта земля теперь – колхозная…
– То есть? – поднял брови Григорий, хотя давно уже догадывался, в чем суть дела.
– Обобществили, так сказать, обществу всему передали… Твоя земля клином врезается меж бывших пашен Зеркалова и Лопатина. Объезжать нам, что ли, ее?
Григорий, казалось, не слушал Артюхина, смотрел куда-то поверх его головы.
– О тебе говорили в конторе – как, мол, быть с ним? – продолжал торопливо Артюхин. – И решили: не хочешь если в колхоз – паши во-он там, где пустошь. Там много земли…
Ни слова не говоря, не разжимая сухих, побледневших губ, Григорий повернулся, сел на телегу и медленно поехал обратно. Только Аниска, примостившаяся за его спиной, знала, что происходит сейчас в душе мужа, чувствовала – кипит, клокочет все у него внутри, и с ужасом думала о той минуте, когда останется с ним наедине…
Против ее ожидания Григорий и дома не вымолвил ни слова. Он заперся у себя в комнате и несколько дней пролежал на кровати, поднимаясь только к обеду и ужину.
Плуг, приготовленный для работы, сиротливо валялся посреди двора, поблескивая хорошо отточенным лемехом. В первое же утро нахолодевшее за ночь железо покрылось капельками росы. Под теплыми лучами солнца роса высохла, и к обеду полукруглая щека лемеха была уже усыпана маленькими крапинками ржавчины, похожими на веснушки. С каждым днем этих крапинок становилось все больше и больше.
– Может, убрать плуг-то? – несмело спросила Аниска. – Ржавеет ведь…
– А жрать что будем целый год? – вопросом на вопрос ответил Григорий.
– Ну, тотда… На пустоши, говорил Федот, можно бы…
Григорий горько усмехнулся, качнул головой сверху вниз:
– Черта ли там вырастет? Галька там одна…
Аниска помедлила и осторожно промолвила:
– А может, к Андрею тебе сходить… – И, заметив, как сверкнул глазами Григорий, добавила поспешно: – Я сама могу сходить… Попрошу… У них ведь все земли в руках теперь, может, и отведет получше…
Не торопясь, Григорий подошел к жене, держа руки в карманах. И, заметив, как в испуге сжалась Аниска, ожидая брани и побоев, еще раз усмехнулся:
– Не бойся… Не стану бить… А коль пойдешь кланяться Веселову – тогда по самые глаза вколочу в землю… Поняла? По самые!.. – И отошел так же медленно, не дожидаясь, не требуя ответа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140