С Поленькой они встречались возле клуба, бродили по темным, заваленным рыхлым снегом улицам.
Прощались всегда у дома Поленьки.
– Теперь когда приедешь? – спрашивала она, вставая на носки, чтоб прижаться лицом к его холодной щеке.
– Как всегда, через неделю.
– Долго как! – вздыхала девушка. – Недели такие длинные. Я все считаю: до субботы четыре дня осталось, три, два, един. И этот проклятый день…
– Самый длинный, – заканчивал Петр.
Поленька ничего больше не говорила, счастливо улыбалась.
Потом Петр уходил, а она стояла и слушала, как затихают в морозном воздухе его шаги.
* * *
Петр тоже с нетерпением ждал наступления каждой субботы. Но работалось ему легко и весело. Он копался в машине, насвистывая что-то, мурлыкал себе под нос.
– Ты что-то того, парень… – заметил однажды Гаврила Разинкин и постучал костяшками пальцев себе по лбу. – Не влюблен, случаем, по молодости?
Разговор происходил в мастерской. Из-за гула токарных станков и рева опробуемых тракторных моторов Петр даже не разобрал, кто говорит, но сразу же громко бросил через плечо:
– А я, брат, не случаем, я – по-настоящему!.. – И только после этого обернулся.
– Вон что! – рассмеялся Разинкин.
Петр смутился. Но бригадир со смехом нахлобучил ему на самые глаза шапку, отошел. А на душе у Петра стало еще радостнее и светлее, как бывает у человека, увидевшего утром первый, ослепительной белизны, снежок.
– Ну-ка, влюбленный, одолжи на минуту плоскогубцы, – попросил пожилой светлоусый тракторист.
– На, совсем возьми, на память, – поспешно протянул ему Петр щипцы. – У меня еще есть…
– Ишь ты! Ну, ну, – добродушно ухмыльнулся усач. – Когда второй раз влюбишься, я у тебя на память целиком трактор попрошу.
– Не дождешься! Я ведь раз – и навсегда! – горячо воскликнул Петр.
Во время работы в поле трактористу в кабинке целый день разговаривать не с кем. Зато на людях он выговаривается до дна. Может, поэтому через день в мастерской почти не было человека, который не знал бы, что Петр Бородин влюблен. То и дело слышалось теперь:
– Эй, влюбленный! В контору зовут!..
– Как на качество ремонта любовь влияет? Положительно? Порядок! Завтра влюбляюсь…
– Ну, Петька, пятница кончилась, завтра – любовный день!
Петр не обижался. А по субботам действительно частенько поглядывал на стенные часы-ходики в мастерской. Шли они, как назло, медленно. Находились шутники и незаметно переводили стрелки назад.
– Да бросьте вы, черти, – попросил Петр, догадавшись об этом.
«Черти» не унимались. Тогда Петр купил наручные часы.
Однажды в субботу с обеда потянула слабая, безобидная поземка. Но Петр сразу помрачнел: если разыграется буря, в Локти не рискнет выехать ни машина, ни подвода: дороги занесет в десять минут.
Так и случилось. Ветер крепчал, начиналась метель. Крышу мастерской рвало, и казалось, вот-вот опрокинет. Трактористы шутили:
– А она, должно, у ворот ждет… Всю, поди, снегом занесло.
– Придется, Петро, дать ее любви проверку временем…
Петр не отвечал, и шутки мало-помалу смолкли. Перед концом работы бригадир предупредил:
– Не вздумай сегодня идти! Пропадешь…
Нагибаясь вперед, падая грудью на упругую струю воздуха, Петр шел в общежитие. А мысли его были там, возле Поленьки. «Она, конечно, придет в клуб, несмотря на метель, будет ждать… Потом уйдет домой. Будет идти так же вот, как и он, падая грудью навстречу ветру, закрывая лицо руками… А может, не пойдет в клуб? Подумает: все равно не приеду я в такую метель – и не пойдет…»
И вдруг Петр рассердился на себя за такие мысли. Как это она не придет, раз договорились? Она придет! А вот он… Всего каких-то девять-десять километров. Да еще под ветер… Так и понесет, если стать на лыжи…
Лыжи хранились в обычном месте – в углу коридорчика, за какими-то пустыми ящиками. Петр глянул на них и вошел в комнату.
Там никого не было. «Где же ребята?» – подумал он. И сам же ответил: «Где же им быть! В столовой».
Есть ему не хотелось. Он снял замасленный до блеска ватник, подошел к окну. Сквозь залепленное снегом окно ничего не было видно. Но Петр видел ее, Поленьку. Вот она, закутанная в большой белый платок, стоит возле клуба, вот повернулась и пошла домой… А до следующей субботы целых семь дней!
И Петр решительно шагнул к вешалке, схватил полушубок. Через минуту он был уже на улице, торопливо обматывал валенки сыромятными ремнями, приспособленными для крепления лыж. Ему казалось, что он потерял зря много времени. Еще через минуту Петр разогнулся, поплотнее обмотал шею шарфом (подарок матери) и оттолкнулся палками. Крутящаяся, звенящая, завывающая белая муть сразу поглотила его.
И будто никто никогда не стоял на этом месте. Ветер мгновенно зализал лыжный след…
* * *
Мимо пробегали ребята и девушки, которых никакая непогода не могла удержать дома, а тем более сегодня, когда из города приехали с концертом артисты. Проходили пожилые люди. Многие несли с собой табуретки и скамейки, потому что в клубе, когда собиралось много народу, не хватало стульев. Дверь была открыта, и оттуда валил пар. Поленька стояла возле клуба спиной к ветру.
– Стулья, вообще говоря, ведь недорого стоят, надо бы купить, Тихон Семенович. А то непорядок, – услышала Поленька голос Туманова.
– Купим обязательно, Павел. На днях пошлем кого-нибудь в райцентр, – ответил Ракитин. – Потом надо будет еще… Погоди! Это кто стоит вон там, под ветром?
– Это? Поленька Веселова. Ждет, наверное, Пе…
И голос пропал за ветром. Поленька подумала: «Ну и жду… ни и пусть знают, пусть все знают… Только как он в такую бурю? Не приедет…»
Скоро в завывание ветра вплелась мелодия какой-то веселой песни: концерт начался. Ветер свистел протяжно и жалобно, а песня словно боролась с ним. Она то пропадала, то взмывала вверх, а потом приглушила его, вырвалась и понеслась в темные улицы…
А Поленьке стало грустно до боли, до слез. Ведь Петр не приехал, не мог приехать…
Постояв еще немного, Поленька повернулась и пошла домой. Но бессознательно свернула в сторону и опомнилась уже за деревней, возле бора, прорезанного узкой щелью дороги…
Девушка остановилась, прижалась к крайнему стволу сосны, залепленному толстым слоем снега. Здесь, возле стены леса, было тише, теплее.
А над головой в темноте жутко шумели, гнулись, трещали, ломались под страшным напором ветра верхушки деревьев.
Неожиданно у Поленьки в испуге забилось сердце. Она еще не могла сообразить, чего же испугалась, но поняла, что неясное чувство тревоги не покидало ее с того времени, когда началась метель.
Это чувство не давало ей покоя весь вечер. Она бесцельно ходила по комнате, бралась за одно дело, не доканчивала его и начинала другое. Потом собралась и пошла в клуб, надеясь все-таки, что Петр придет, несмотря ни на что… Шла – и все сильнее охватывало ее беспокойство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
Прощались всегда у дома Поленьки.
– Теперь когда приедешь? – спрашивала она, вставая на носки, чтоб прижаться лицом к его холодной щеке.
– Как всегда, через неделю.
– Долго как! – вздыхала девушка. – Недели такие длинные. Я все считаю: до субботы четыре дня осталось, три, два, един. И этот проклятый день…
– Самый длинный, – заканчивал Петр.
Поленька ничего больше не говорила, счастливо улыбалась.
Потом Петр уходил, а она стояла и слушала, как затихают в морозном воздухе его шаги.
* * *
Петр тоже с нетерпением ждал наступления каждой субботы. Но работалось ему легко и весело. Он копался в машине, насвистывая что-то, мурлыкал себе под нос.
– Ты что-то того, парень… – заметил однажды Гаврила Разинкин и постучал костяшками пальцев себе по лбу. – Не влюблен, случаем, по молодости?
Разговор происходил в мастерской. Из-за гула токарных станков и рева опробуемых тракторных моторов Петр даже не разобрал, кто говорит, но сразу же громко бросил через плечо:
– А я, брат, не случаем, я – по-настоящему!.. – И только после этого обернулся.
– Вон что! – рассмеялся Разинкин.
Петр смутился. Но бригадир со смехом нахлобучил ему на самые глаза шапку, отошел. А на душе у Петра стало еще радостнее и светлее, как бывает у человека, увидевшего утром первый, ослепительной белизны, снежок.
– Ну-ка, влюбленный, одолжи на минуту плоскогубцы, – попросил пожилой светлоусый тракторист.
– На, совсем возьми, на память, – поспешно протянул ему Петр щипцы. – У меня еще есть…
– Ишь ты! Ну, ну, – добродушно ухмыльнулся усач. – Когда второй раз влюбишься, я у тебя на память целиком трактор попрошу.
– Не дождешься! Я ведь раз – и навсегда! – горячо воскликнул Петр.
Во время работы в поле трактористу в кабинке целый день разговаривать не с кем. Зато на людях он выговаривается до дна. Может, поэтому через день в мастерской почти не было человека, который не знал бы, что Петр Бородин влюблен. То и дело слышалось теперь:
– Эй, влюбленный! В контору зовут!..
– Как на качество ремонта любовь влияет? Положительно? Порядок! Завтра влюбляюсь…
– Ну, Петька, пятница кончилась, завтра – любовный день!
Петр не обижался. А по субботам действительно частенько поглядывал на стенные часы-ходики в мастерской. Шли они, как назло, медленно. Находились шутники и незаметно переводили стрелки назад.
– Да бросьте вы, черти, – попросил Петр, догадавшись об этом.
«Черти» не унимались. Тогда Петр купил наручные часы.
Однажды в субботу с обеда потянула слабая, безобидная поземка. Но Петр сразу помрачнел: если разыграется буря, в Локти не рискнет выехать ни машина, ни подвода: дороги занесет в десять минут.
Так и случилось. Ветер крепчал, начиналась метель. Крышу мастерской рвало, и казалось, вот-вот опрокинет. Трактористы шутили:
– А она, должно, у ворот ждет… Всю, поди, снегом занесло.
– Придется, Петро, дать ее любви проверку временем…
Петр не отвечал, и шутки мало-помалу смолкли. Перед концом работы бригадир предупредил:
– Не вздумай сегодня идти! Пропадешь…
Нагибаясь вперед, падая грудью на упругую струю воздуха, Петр шел в общежитие. А мысли его были там, возле Поленьки. «Она, конечно, придет в клуб, несмотря на метель, будет ждать… Потом уйдет домой. Будет идти так же вот, как и он, падая грудью навстречу ветру, закрывая лицо руками… А может, не пойдет в клуб? Подумает: все равно не приеду я в такую метель – и не пойдет…»
И вдруг Петр рассердился на себя за такие мысли. Как это она не придет, раз договорились? Она придет! А вот он… Всего каких-то девять-десять километров. Да еще под ветер… Так и понесет, если стать на лыжи…
Лыжи хранились в обычном месте – в углу коридорчика, за какими-то пустыми ящиками. Петр глянул на них и вошел в комнату.
Там никого не было. «Где же ребята?» – подумал он. И сам же ответил: «Где же им быть! В столовой».
Есть ему не хотелось. Он снял замасленный до блеска ватник, подошел к окну. Сквозь залепленное снегом окно ничего не было видно. Но Петр видел ее, Поленьку. Вот она, закутанная в большой белый платок, стоит возле клуба, вот повернулась и пошла домой… А до следующей субботы целых семь дней!
И Петр решительно шагнул к вешалке, схватил полушубок. Через минуту он был уже на улице, торопливо обматывал валенки сыромятными ремнями, приспособленными для крепления лыж. Ему казалось, что он потерял зря много времени. Еще через минуту Петр разогнулся, поплотнее обмотал шею шарфом (подарок матери) и оттолкнулся палками. Крутящаяся, звенящая, завывающая белая муть сразу поглотила его.
И будто никто никогда не стоял на этом месте. Ветер мгновенно зализал лыжный след…
* * *
Мимо пробегали ребята и девушки, которых никакая непогода не могла удержать дома, а тем более сегодня, когда из города приехали с концертом артисты. Проходили пожилые люди. Многие несли с собой табуретки и скамейки, потому что в клубе, когда собиралось много народу, не хватало стульев. Дверь была открыта, и оттуда валил пар. Поленька стояла возле клуба спиной к ветру.
– Стулья, вообще говоря, ведь недорого стоят, надо бы купить, Тихон Семенович. А то непорядок, – услышала Поленька голос Туманова.
– Купим обязательно, Павел. На днях пошлем кого-нибудь в райцентр, – ответил Ракитин. – Потом надо будет еще… Погоди! Это кто стоит вон там, под ветром?
– Это? Поленька Веселова. Ждет, наверное, Пе…
И голос пропал за ветром. Поленька подумала: «Ну и жду… ни и пусть знают, пусть все знают… Только как он в такую бурю? Не приедет…»
Скоро в завывание ветра вплелась мелодия какой-то веселой песни: концерт начался. Ветер свистел протяжно и жалобно, а песня словно боролась с ним. Она то пропадала, то взмывала вверх, а потом приглушила его, вырвалась и понеслась в темные улицы…
А Поленьке стало грустно до боли, до слез. Ведь Петр не приехал, не мог приехать…
Постояв еще немного, Поленька повернулась и пошла домой. Но бессознательно свернула в сторону и опомнилась уже за деревней, возле бора, прорезанного узкой щелью дороги…
Девушка остановилась, прижалась к крайнему стволу сосны, залепленному толстым слоем снега. Здесь, возле стены леса, было тише, теплее.
А над головой в темноте жутко шумели, гнулись, трещали, ломались под страшным напором ветра верхушки деревьев.
Неожиданно у Поленьки в испуге забилось сердце. Она еще не могла сообразить, чего же испугалась, но поняла, что неясное чувство тревоги не покидало ее с того времени, когда началась метель.
Это чувство не давало ей покоя весь вечер. Она бесцельно ходила по комнате, бралась за одно дело, не доканчивала его и начинала другое. Потом собралась и пошла в клуб, надеясь все-таки, что Петр придет, несмотря ни на что… Шла – и все сильнее охватывало ее беспокойство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140