Значит, ты тогда направлялась в Карбункул? Но ведь теперь, спустя пять лет, тебе больше незачем стремиться туда? Что бы там ни случилось тогда с твоим братом — теперь это уж быльем поросло.
— Нет. — Она помотала головой. — Дело не в этом. Когда я была на Харему, то задала вопрос предсказателю и получила ответ: я должна была вернуться, ибо какое-то важное дело еще не доведено до конца... — Холодное молчание бездонной пустоты снова вспомнилось ей, мешая свободно дышать. — Но с тех пор, как я вернулась, все, кто был мне дорог, гибнут или страдают из-за меня... — Она нахохлилась и умолкла.
— Из-за тебя? Я не... понимаю...
— Из-за того, что я вернулась! — Она наконец выговорила это, давая Гундалину возможность увидеть, каково теперь ее истинное лицо, понять те действия и поступки, что безжалостно влекли ее назад, на Тиамат... — Вина за их гибель лежит на мне! Я заставила их привезти меня сюда! Я проклята! Если бы не я, они остались бы живы!
— Ты бы никогда этого просто не узнала, вот и все. Никто не может управлять чужой судьбой — мы и над своей собственной судьбой не властны. — Ока почувствовала, что Гундалину неуверенно коснулся ее плеча. — Но мы должны бороться. Мы с тобой не имеем права оставаться пленниками этого зверинца! Впрочем, я не сумел бы выжить, если бы не ты... если бы мы не встретились здесь... И ты зря обвиняешь себя!
Она подняла голову.
— А меры? Боги, ведь меры... были в полной безопасности в поместье Нгенета, пока туда не явилась я!
— Раз уж на охоту вышли Звездный Бык и его Гончие, твоей вины здесь быть не может, а они действовали по приказу Снежной королевы. Надо сказать, тебе еще здорово повезло; ты как раз трижды благословенна, а вовсе не проклята, раз после Королевской Охоты осталась... всего лишь с царапиной на шее. Да после встречи со Звездным Быком... — Гундалину снова закашлялся, схватившись за горло.
— Со Звездным Быком? — Она медленно встала, собралась с духом и спросила:
— А это был он... такой человек в черном? И кто же он такой? — Ей очень хотелось спросить, как его имя, но этого она не спросила.
Гундалину изумленно поднял брови:
— Неужели ты никогда не слышала о Звездном Быке? Это некоронованный супруг Снежной королевы, ее главный Охотник, ее слуга, ее советник в тех случаях, когда она имеет дело с инопланетянами... ее любовник, наконец...
— Он спас мне жизнь. — Мун потрогала корочку на заживающей ране и все-таки спросила:
— А как его имя, Гундалину?
— Этого не знает никто. Его личность держится в строгой тайне.
Он любил тебя когда-то, но теперь он любит ее. В ушах Мун вновь зазвучали эти слова.
— Теперь я понимаю. Я все поняла... Да, значит, это правда... — Она отвернулась, зажмурилась, но изумрудные глаза под маской палача неотступно стояли перед ней, преследовали ее...
— Что — правда?
— Мой двоюродный брат Спаркс и есть Звездный Бык, — прошептала она.
Гундалину остался спокоен.
— Это невозможно. Звездный Бык обязательно должен быть инопланетянином.
— Спаркс — тоже инопланетянин. Вернее, его отец был инопланетянином, а Спаркс всегда хотел быть похожим на отца, на жителей Зимы... И он стал похож на них... — Чудовище. Как он мог так со мной поступить?
— Ты делаешь слишком поспешные выводы, и только потому, что Звездный Бык побоялся... убить сивиллу...
— Он знал, что я сивилла, еще до того, как увидел мой трилистник! — Она боролась со все возрастающей непереносимой уверенностью. — Он узнал меня! Я уверена в этом. И на нем была та его медаль... — И он убивал меров. Она прижала стиснутый кулак к губам, прикусила его. — Как он мог? Как он мог измениться так сильно!
Гундалину снова лег и молчал, явно чувствуя себя не в своей тарелке.
— Карбункул подчас такое с людьми делает... — проговорил он наконец. — Но если это правда, то в нем, по крайней мере, осталось достаточно человеческого, чтобы пощадить тебя. А теперь постарайся забыть о нем; забыть... ну хотя бы об одной своей проблеме! — Он вздохнул, уставившись куда-то в темный угол.
— Нет. — Мун вскочила и, прихрамывая, закружила возле его лежанки. — Сейчас я больше, чем прежде, мечтаю поскорее попасть в Карбункул. Для всех его поступков непременно есть весьма серьезная причина; если он успел так быстро перемениться, то найдется способ заставить его перемениться в обратную сторону... — Я должна снова завоевать его. Я не проиграю... нет, только не теперь, после такого долгого пути! — Я люблю его, Гундалину. Не имеет значения, что он сделал, насколько он изменился — я просто не могу перестать любить его. — И не могу перестать нуждаться в нем, не могу перестать желать вернуть его... Он мой, он всегда был моим! Я его никому не отдам — в чем бы Снежная королева ни заставила его участвовать!.. Она была потрясена открывшейся ей истиной и собственным бессилием. — Мы поклялись друг другу в вечной преданности; и даже если он скажет, что это ему больше не нужно, я все равно не поверю! — Она стиснула руки.
— Понятно. — Гундалину неуверенно улыбнулся, — А я-то всегда считал, что у вас, аборигенов, жизнь скучная, примитивная... — Он был искренне удивлен, восхищен услышанным и теперь явно гораздо больше расположен к Мун. — У нас на Харему любовь, по крайней мере, всегда знает свое место и не разрывает людям сердца.
— Но это значит, что у вас никто по-настоящему не влюбляется! — с неприязнью сказала Мун. Она нагнулась над стопкой разноцветной одежды, оставленной Бладуэд, и рассеянно вытащила что-то. Это оказалась длинная теплая туника из синей шерсти, отделанная красноватыми косами.
— Если ты имеешь в виду всепоглощающую, притупляющую разум, подобную удару молнии страсть — то ты права. Хотя я когда-то читал о такой любви... — Голос Гундалину смягчился. — Но самому никогда видеть не приходилось. Я не думаю, что она действительно существует.
— Просто жителям Харему этого знать не дано. — Мун сняла парку, расстегнула молнию на своем костюме для подводного плавания и вылезла из него, потирая ушибы на плечах и локтях и распрямляя спину. Ей было все равно, что он видит ее полуобнаженной, хотя и старается отвернуться; она даже испытывала злорадное удовольствие от того, что смущает его. Она надела мягкую теплую тунику прямо поверх тонкого белья, которое было под костюмом; потом натянула шерстяные рейтузы и надела меховые сапоги. На бедрах застегнула широкий ярко расписанный кожаный ремень. Потрогала вязаную из шерсти косу, что украшала ее тунику спереди от горла до подола, — в ней переливались все краски заката, и на темно-синем фоне это выглядело очень красиво. — Как здорово... — Она и сама удивилась своей заинтересованности этим нарядом, которая помогла ей победить мрачные мысли, и вдруг поняла, что и вязаная коса, и сама туника очень старые.
— Да, очень красиво.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179
— Нет. — Она помотала головой. — Дело не в этом. Когда я была на Харему, то задала вопрос предсказателю и получила ответ: я должна была вернуться, ибо какое-то важное дело еще не доведено до конца... — Холодное молчание бездонной пустоты снова вспомнилось ей, мешая свободно дышать. — Но с тех пор, как я вернулась, все, кто был мне дорог, гибнут или страдают из-за меня... — Она нахохлилась и умолкла.
— Из-за тебя? Я не... понимаю...
— Из-за того, что я вернулась! — Она наконец выговорила это, давая Гундалину возможность увидеть, каково теперь ее истинное лицо, понять те действия и поступки, что безжалостно влекли ее назад, на Тиамат... — Вина за их гибель лежит на мне! Я заставила их привезти меня сюда! Я проклята! Если бы не я, они остались бы живы!
— Ты бы никогда этого просто не узнала, вот и все. Никто не может управлять чужой судьбой — мы и над своей собственной судьбой не властны. — Ока почувствовала, что Гундалину неуверенно коснулся ее плеча. — Но мы должны бороться. Мы с тобой не имеем права оставаться пленниками этого зверинца! Впрочем, я не сумел бы выжить, если бы не ты... если бы мы не встретились здесь... И ты зря обвиняешь себя!
Она подняла голову.
— А меры? Боги, ведь меры... были в полной безопасности в поместье Нгенета, пока туда не явилась я!
— Раз уж на охоту вышли Звездный Бык и его Гончие, твоей вины здесь быть не может, а они действовали по приказу Снежной королевы. Надо сказать, тебе еще здорово повезло; ты как раз трижды благословенна, а вовсе не проклята, раз после Королевской Охоты осталась... всего лишь с царапиной на шее. Да после встречи со Звездным Быком... — Гундалину снова закашлялся, схватившись за горло.
— Со Звездным Быком? — Она медленно встала, собралась с духом и спросила:
— А это был он... такой человек в черном? И кто же он такой? — Ей очень хотелось спросить, как его имя, но этого она не спросила.
Гундалину изумленно поднял брови:
— Неужели ты никогда не слышала о Звездном Быке? Это некоронованный супруг Снежной королевы, ее главный Охотник, ее слуга, ее советник в тех случаях, когда она имеет дело с инопланетянами... ее любовник, наконец...
— Он спас мне жизнь. — Мун потрогала корочку на заживающей ране и все-таки спросила:
— А как его имя, Гундалину?
— Этого не знает никто. Его личность держится в строгой тайне.
Он любил тебя когда-то, но теперь он любит ее. В ушах Мун вновь зазвучали эти слова.
— Теперь я понимаю. Я все поняла... Да, значит, это правда... — Она отвернулась, зажмурилась, но изумрудные глаза под маской палача неотступно стояли перед ней, преследовали ее...
— Что — правда?
— Мой двоюродный брат Спаркс и есть Звездный Бык, — прошептала она.
Гундалину остался спокоен.
— Это невозможно. Звездный Бык обязательно должен быть инопланетянином.
— Спаркс — тоже инопланетянин. Вернее, его отец был инопланетянином, а Спаркс всегда хотел быть похожим на отца, на жителей Зимы... И он стал похож на них... — Чудовище. Как он мог так со мной поступить?
— Ты делаешь слишком поспешные выводы, и только потому, что Звездный Бык побоялся... убить сивиллу...
— Он знал, что я сивилла, еще до того, как увидел мой трилистник! — Она боролась со все возрастающей непереносимой уверенностью. — Он узнал меня! Я уверена в этом. И на нем была та его медаль... — И он убивал меров. Она прижала стиснутый кулак к губам, прикусила его. — Как он мог? Как он мог измениться так сильно!
Гундалину снова лег и молчал, явно чувствуя себя не в своей тарелке.
— Карбункул подчас такое с людьми делает... — проговорил он наконец. — Но если это правда, то в нем, по крайней мере, осталось достаточно человеческого, чтобы пощадить тебя. А теперь постарайся забыть о нем; забыть... ну хотя бы об одной своей проблеме! — Он вздохнул, уставившись куда-то в темный угол.
— Нет. — Мун вскочила и, прихрамывая, закружила возле его лежанки. — Сейчас я больше, чем прежде, мечтаю поскорее попасть в Карбункул. Для всех его поступков непременно есть весьма серьезная причина; если он успел так быстро перемениться, то найдется способ заставить его перемениться в обратную сторону... — Я должна снова завоевать его. Я не проиграю... нет, только не теперь, после такого долгого пути! — Я люблю его, Гундалину. Не имеет значения, что он сделал, насколько он изменился — я просто не могу перестать любить его. — И не могу перестать нуждаться в нем, не могу перестать желать вернуть его... Он мой, он всегда был моим! Я его никому не отдам — в чем бы Снежная королева ни заставила его участвовать!.. Она была потрясена открывшейся ей истиной и собственным бессилием. — Мы поклялись друг другу в вечной преданности; и даже если он скажет, что это ему больше не нужно, я все равно не поверю! — Она стиснула руки.
— Понятно. — Гундалину неуверенно улыбнулся, — А я-то всегда считал, что у вас, аборигенов, жизнь скучная, примитивная... — Он был искренне удивлен, восхищен услышанным и теперь явно гораздо больше расположен к Мун. — У нас на Харему любовь, по крайней мере, всегда знает свое место и не разрывает людям сердца.
— Но это значит, что у вас никто по-настоящему не влюбляется! — с неприязнью сказала Мун. Она нагнулась над стопкой разноцветной одежды, оставленной Бладуэд, и рассеянно вытащила что-то. Это оказалась длинная теплая туника из синей шерсти, отделанная красноватыми косами.
— Если ты имеешь в виду всепоглощающую, притупляющую разум, подобную удару молнии страсть — то ты права. Хотя я когда-то читал о такой любви... — Голос Гундалину смягчился. — Но самому никогда видеть не приходилось. Я не думаю, что она действительно существует.
— Просто жителям Харему этого знать не дано. — Мун сняла парку, расстегнула молнию на своем костюме для подводного плавания и вылезла из него, потирая ушибы на плечах и локтях и распрямляя спину. Ей было все равно, что он видит ее полуобнаженной, хотя и старается отвернуться; она даже испытывала злорадное удовольствие от того, что смущает его. Она надела мягкую теплую тунику прямо поверх тонкого белья, которое было под костюмом; потом натянула шерстяные рейтузы и надела меховые сапоги. На бедрах застегнула широкий ярко расписанный кожаный ремень. Потрогала вязаную из шерсти косу, что украшала ее тунику спереди от горла до подола, — в ней переливались все краски заката, и на темно-синем фоне это выглядело очень красиво. — Как здорово... — Она и сама удивилась своей заинтересованности этим нарядом, которая помогла ей победить мрачные мысли, и вдруг поняла, что и вязаная коса, и сама туника очень старые.
— Да, очень красиво.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179