Боги, он ужасно хотел сегодня же добраться до Звездного порта!
Тогда почему же он сам предложил ей отложить последний бросок до завтра? Завтра — тоже достаточно хорошо. Гундалину пошевелил под одеялом руками, придвинул поближе клетки — их теперь осталось только две. Зеленая птичка умерла три или четыре ночи назад. Утром они вырыли для нее маленькую могилку в хрустящем снегу. Туда уходишь ты, а я... Он громко прочитал над нею эти стихи, опустившись на колени, в полной тишине.
Эти же слова повторял он в ночи, с нетерпением ожидая рассвета и чувствуя себя наконец-то свободным. Рядом с ним лежала она — достаточно близко, чтобы можно было ее коснуться, ибо палатка была крошечная; но он так ее и не коснулся. С тех пор, с той единственной ночи... Он был часовым при ней, спящей, беззащитной, и ревниво следил за теми снами, что тенями пробегали по ее лицу... светлое лицо, снежные растрепанные волосы, слишком белая кожа... теперь, правда, ставшая не только куда более привычной, но и казавшаяся ему удивительно прекрасной, естественной... В мыслях он часто обнимал ее, целовал, будил навстречу новому дню... и в этом диком краю он был свободен, как никогда в жизни, ни в прошлом своем, ни в будущем не будет свободен от тех законов, что вечно определяют его существование. Здесь он как бы плавал в некоей благодатной среде, бесформенный, как эмбрион, и не испытывал стыда, страстно желая эту девушку-варварку с глазами, похожими одновременно на туман и на моховой агат.
И утром он видел, как она просыпалась, приходила в себя после тревожных снов, сонно улыбалась навстречу его вымышленным поцелуям... Порой он замечал и легкую настороженность в ее глазах, чувствовал нерешительное ответное желание... Но они не сказали об этом ни слова; лишь его глаза спросили — а ее глаза ответили. И больше уже никогда не будет у них такого утра...
* * *
Они взобрались на вершину последнего холма, насквозь промерзшие и совершенно измученные; Звездный порт внизу молчаливо сиял, словно взошедшее среди ночи солнце. Heвысокий купол огромного подземного комплекса широко раскинулся на прибрежной равнине. Это был почти целый город, пронизанный неземным светом и заключенный в прозрачную округлую оболочку. После посадки тех космических кораблей не осталось и следа — в идеально гладкой сплошной поверхности купола не было видно ни одного люка или прохода. Вдали за морем, почти на горизонте Гундалину увидел мигающую огоньками раковину недремлющего Карбункула.
Он вздохнул, чувствуя болезненное стеснение в груди. Мун сидела молча; неужели, подумал он, она так потрясена впервые открывшимся ей зрелищем космодрома? Но потом вспомнил, что это не первый космодром, который она видит в своей жизни. Она вдруг сжала его плечо так, будто просила о поддержке. Он накрыл ее пальцы своей ладонью, но пальцы тут же выскользнули, и он убрал руку.
— Не волнуйся, — сказал он совершенно неподходящим, каким-то деревянным голосом. — Пожалуй, нам лучше свернуть налево и подъехать прямо к главному входу. Там охрана, разумеется, занята исключительно последними событиями и не должна обратить на нас особого внимания — мне вовсе не хочется становиться предметом сплетен.
Мун подчинилась, по-прежнему молча. Поймав себя на том, что совершенно не в силах как-то растормошить ее, успокоить — да он и самого себя успокоить был не в состоянии! — Гундалину стал смотреть, как перед ним постепенно вырастает купол космопорта.
Они были, по крайней мере, в сотне метров от главного входа, когда пространство вокруг них вдруг залил яркий свет и чей-то механический голос приказал им остановиться. Четверо в голубых полицейских формах, вид которых почти уже стерся из его памяти, осторожно приблизились к ним; он знал, что значительно большее число полицейских наблюдают за их аэросанями из-за ворот. Лицевые щитки на шлемах были опущены, и узнать кого-нибудь было совершенно невозможно. Однако понимание того, что это свои, не успокаивало, а, напротив, вызывало тревогу. Он как-то странно застыл, увидев их, словно сам был преступником, а не жертвой.
— Вы вторглись на запретную территорию. — По погонам он узнал сержанта, но голос был незнакомый. — А ну выходите, ублюдки, и если там у вас есть еще кто из вашей воровской шайки, так и его тоже с собой прихватите, пока мы ваши сани в качестве мишени не использовали!
Гундалину возмутился:
— Кто, черт побери, учил вас так вести себя, сержант?
Сержант отшатнулся в насмешливом испуге.
— А кто, черт побери, это знать желает? — Он повелительно махнул рукой, и двое его спутников подошли к Мун, а третий вытащил из саней Гундалину. Его совершенно не держали ноги, и он неловко шлепнулся прямо в снег.
— Оставьте его в покое! — возмутилась Мун.
— Эй, руки прочь от нее! — Двое полицейских, когда она кинулась к нему, грубо преградили ей путь. Возмущенный Гундалину откинул на спину капюшон, стянул с лица колючую шерстяную маску и намеренно заговорил на клостане, основном языке Ньюхевена. — А вы, сержант, обязаны отвечать старшему по званию. Я инспектор полиции Гундалину.
Сержант стащил с головы шлем и в ужасе уставился на него.
— О боги...
— Гундалину мертв! — Третий патрульный презрительно глянул на Гундалину. — С тех пор уж тыща лет прошла... Боги, да это ж и правда он!
Мун подбежала к Гундалину и помогла ему встать. Он отряхнул снег и с медлительным достоинством выпрямился.
— Сообщения о моей смерти были несколько преждевременны, сержант. — Он обнял Мун за плечи — точнее, тяжело повис на ней.
— Инспектор! — Сержант весь подобрался, готовый внимать. Гундалину вспомнил его имя: ТессраБарде. — Мы-то думали, что вас сбили бандиты, сэр. Эй, да помогите же ему...
— Ничего, со мной все в порядке. Теперь. — Гундалину посмотрел на Мун и покачал головой: Мун воинственно сжала кулаки, явно намереваясь защищать его. Он вдруг сразу почувствовал в себе силы, забыв о холоде и усталости.
— Ну так добро пожаловать, инспектор! Вы как раз вовремя успели. — Один из полицейских радостно пожал ему руку и с любопытством уставился на Мун. Гундалину чувствовал его недоумение. — А это кто? Ваша подружка?
— Хорошо все-таки вернуться! Вы даже не представляете себе, как хорошо. — Гундалину глянул на Мун: она сняла маску, и на лице ее были написаны испуг и неуверенность. Он понял, что прежде всего она боится именно за него, и попытался подбодрить ее улыбкой. Пальцы ее, сжимавшие его руку, немного ослабили свою хватку. — Это мой друг. Она была вместе со мной в плену. Но все рассказы потом... — Он оттягивал тот миг, когда неизбежно придется соврать, — Сперва я хотел бы поесть чего-нибудь горячего и немного отдохнуть. — Он мучительно закашлялся.
— Инспектор... вы ведь знаете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179
Тогда почему же он сам предложил ей отложить последний бросок до завтра? Завтра — тоже достаточно хорошо. Гундалину пошевелил под одеялом руками, придвинул поближе клетки — их теперь осталось только две. Зеленая птичка умерла три или четыре ночи назад. Утром они вырыли для нее маленькую могилку в хрустящем снегу. Туда уходишь ты, а я... Он громко прочитал над нею эти стихи, опустившись на колени, в полной тишине.
Эти же слова повторял он в ночи, с нетерпением ожидая рассвета и чувствуя себя наконец-то свободным. Рядом с ним лежала она — достаточно близко, чтобы можно было ее коснуться, ибо палатка была крошечная; но он так ее и не коснулся. С тех пор, с той единственной ночи... Он был часовым при ней, спящей, беззащитной, и ревниво следил за теми снами, что тенями пробегали по ее лицу... светлое лицо, снежные растрепанные волосы, слишком белая кожа... теперь, правда, ставшая не только куда более привычной, но и казавшаяся ему удивительно прекрасной, естественной... В мыслях он часто обнимал ее, целовал, будил навстречу новому дню... и в этом диком краю он был свободен, как никогда в жизни, ни в прошлом своем, ни в будущем не будет свободен от тех законов, что вечно определяют его существование. Здесь он как бы плавал в некоей благодатной среде, бесформенный, как эмбрион, и не испытывал стыда, страстно желая эту девушку-варварку с глазами, похожими одновременно на туман и на моховой агат.
И утром он видел, как она просыпалась, приходила в себя после тревожных снов, сонно улыбалась навстречу его вымышленным поцелуям... Порой он замечал и легкую настороженность в ее глазах, чувствовал нерешительное ответное желание... Но они не сказали об этом ни слова; лишь его глаза спросили — а ее глаза ответили. И больше уже никогда не будет у них такого утра...
* * *
Они взобрались на вершину последнего холма, насквозь промерзшие и совершенно измученные; Звездный порт внизу молчаливо сиял, словно взошедшее среди ночи солнце. Heвысокий купол огромного подземного комплекса широко раскинулся на прибрежной равнине. Это был почти целый город, пронизанный неземным светом и заключенный в прозрачную округлую оболочку. После посадки тех космических кораблей не осталось и следа — в идеально гладкой сплошной поверхности купола не было видно ни одного люка или прохода. Вдали за морем, почти на горизонте Гундалину увидел мигающую огоньками раковину недремлющего Карбункула.
Он вздохнул, чувствуя болезненное стеснение в груди. Мун сидела молча; неужели, подумал он, она так потрясена впервые открывшимся ей зрелищем космодрома? Но потом вспомнил, что это не первый космодром, который она видит в своей жизни. Она вдруг сжала его плечо так, будто просила о поддержке. Он накрыл ее пальцы своей ладонью, но пальцы тут же выскользнули, и он убрал руку.
— Не волнуйся, — сказал он совершенно неподходящим, каким-то деревянным голосом. — Пожалуй, нам лучше свернуть налево и подъехать прямо к главному входу. Там охрана, разумеется, занята исключительно последними событиями и не должна обратить на нас особого внимания — мне вовсе не хочется становиться предметом сплетен.
Мун подчинилась, по-прежнему молча. Поймав себя на том, что совершенно не в силах как-то растормошить ее, успокоить — да он и самого себя успокоить был не в состоянии! — Гундалину стал смотреть, как перед ним постепенно вырастает купол космопорта.
Они были, по крайней мере, в сотне метров от главного входа, когда пространство вокруг них вдруг залил яркий свет и чей-то механический голос приказал им остановиться. Четверо в голубых полицейских формах, вид которых почти уже стерся из его памяти, осторожно приблизились к ним; он знал, что значительно большее число полицейских наблюдают за их аэросанями из-за ворот. Лицевые щитки на шлемах были опущены, и узнать кого-нибудь было совершенно невозможно. Однако понимание того, что это свои, не успокаивало, а, напротив, вызывало тревогу. Он как-то странно застыл, увидев их, словно сам был преступником, а не жертвой.
— Вы вторглись на запретную территорию. — По погонам он узнал сержанта, но голос был незнакомый. — А ну выходите, ублюдки, и если там у вас есть еще кто из вашей воровской шайки, так и его тоже с собой прихватите, пока мы ваши сани в качестве мишени не использовали!
Гундалину возмутился:
— Кто, черт побери, учил вас так вести себя, сержант?
Сержант отшатнулся в насмешливом испуге.
— А кто, черт побери, это знать желает? — Он повелительно махнул рукой, и двое его спутников подошли к Мун, а третий вытащил из саней Гундалину. Его совершенно не держали ноги, и он неловко шлепнулся прямо в снег.
— Оставьте его в покое! — возмутилась Мун.
— Эй, руки прочь от нее! — Двое полицейских, когда она кинулась к нему, грубо преградили ей путь. Возмущенный Гундалину откинул на спину капюшон, стянул с лица колючую шерстяную маску и намеренно заговорил на клостане, основном языке Ньюхевена. — А вы, сержант, обязаны отвечать старшему по званию. Я инспектор полиции Гундалину.
Сержант стащил с головы шлем и в ужасе уставился на него.
— О боги...
— Гундалину мертв! — Третий патрульный презрительно глянул на Гундалину. — С тех пор уж тыща лет прошла... Боги, да это ж и правда он!
Мун подбежала к Гундалину и помогла ему встать. Он отряхнул снег и с медлительным достоинством выпрямился.
— Сообщения о моей смерти были несколько преждевременны, сержант. — Он обнял Мун за плечи — точнее, тяжело повис на ней.
— Инспектор! — Сержант весь подобрался, готовый внимать. Гундалину вспомнил его имя: ТессраБарде. — Мы-то думали, что вас сбили бандиты, сэр. Эй, да помогите же ему...
— Ничего, со мной все в порядке. Теперь. — Гундалину посмотрел на Мун и покачал головой: Мун воинственно сжала кулаки, явно намереваясь защищать его. Он вдруг сразу почувствовал в себе силы, забыв о холоде и усталости.
— Ну так добро пожаловать, инспектор! Вы как раз вовремя успели. — Один из полицейских радостно пожал ему руку и с любопытством уставился на Мун. Гундалину чувствовал его недоумение. — А это кто? Ваша подружка?
— Хорошо все-таки вернуться! Вы даже не представляете себе, как хорошо. — Гундалину глянул на Мун: она сняла маску, и на лице ее были написаны испуг и неуверенность. Он понял, что прежде всего она боится именно за него, и попытался подбодрить ее улыбкой. Пальцы ее, сжимавшие его руку, немного ослабили свою хватку. — Это мой друг. Она была вместе со мной в плену. Но все рассказы потом... — Он оттягивал тот миг, когда неизбежно придется соврать, — Сперва я хотел бы поесть чего-нибудь горячего и немного отдохнуть. — Он мучительно закашлялся.
— Инспектор... вы ведь знаете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179