Я — король Наварры; ты — королева. Ты, как хорошая жена, должна блюсти мои интересы; будучи умной супругой, ты будешь делать это, дорогая Марго, поскольку с сегодняшнего дня мои интересы стали твоими.
— Интересы?
— О, послушай! Тебе известно, что мы живем в паутине интриг. Зачем, по-твоему, твои братья и мать вызвали меня сюда?
— Чтобы ты мог жениться на мне.
— А зачем им понадобился этот брак?
— Ты знаешь это… чтобы объединить гугенотов и католиков.
— Это единственная причина?
— Я не знаю другой.
— А если бы знала, поделилась бы ею со мной?
— Это зависит от обстоятельств.
— Да. От того, выгодно ли тебе оказать мне это. Но теперь у нас появились общие интересы, моя королева. Если я потеряю мое королевство, с тобой произойдет то же самое.
— Верно.
— Значит, ты поможешь мне сохранить то, что принадлежит нам обоим?
— Вероятно, да.
— Ты убедишься в том, что я — весьма покладистый супруг. Разумеется, нам необходимо провести эту ночь вместе — этого требует этикет вашего королевского дома. Иначе, несмотря на всю мою терпимость, мне придется покинуть тебя. Но эта ночь будет единственной в нашем браке. Ты меня понимаешь?
— Ты хочешь оказать, что не будешь вмешиваться в мою жизнь, а я не должна вмешиваться в твою? Это звучит разумно.
— Если бы все люди были столь разумны, — со смешком сказал король Наварры, — на свете было бы гораздо больше счастливых браков. Я не стану препятствовать твоей дружбе с господином де Гизом, но ты, восхищаясь его красотой, очаровательными манерами, элегантностью, будешь помнить, что этот джентльмен, являясь другом принцессы Маргариты, может оказаться врагом королевы Наваррской.
— У мадам де Сов прекрасные глаза, — холодным тоном отозвалась Марго, — у нее отличные золотистые волосы; но известно ли тебе, что она — главная и самая искусная шпионка моей матери?
Он взял руку Марго и пожал ее.
— Я вижу, что мы понимаем друг друга, моя дорогая жена.
Свечи оплывали; Марго пробормотала:
— Это — большое утешение.
— Возможны и другие утешения, — отозвался он.
Она помолчала; Генрих склонился над Марго и поцеловал ее.
— Я бы этого не хотела, — сказала она.
— Поверь мне, это всего лишь требование этикета.
Марго засмеялась.
— Несколько свечей уже погасли, — заметила она. — В полумраке ты выглядишь иначе.
— Ты тоже, любовь моя.
Они помолчали, потом Генрих приблизился к девушке.
— Если я соглашусь, то лишь потому, что мы — король и королева и этикет налагает на нас определенные обязательства, — сказала Марго.
— Что касается меня, — отведал Генрих, — то я считаю невежливым, лежа в постели с дамой, сопротивляться… требованиям галантности. Ты меня понимаешь?
Она отодвинулась от него, но он крепко обнял ее.
— Галантность Беарна и французский этикет… вместе они неотразимы, любовь моя, — прошептал Генрих.
ГЛАВА ВТОРАЯ
В Лувре продолжались балы и маскарады. За его стенами простые люди собирались в группы. Они смотрели на освещенные окна и говорили: «Что это значит? Гугеноты и католики танцуют вместе; они поют; смотрят одни и те же турниры. Они празднуют вместе… Что это значит?»
Стояли жаркие дни; ветер стих. С наступлением темноты на небе появлялись яркие звезды; всю ночь над городом разносились звуки празднества. Люди танцевали на улицах; устав, они ложились на мостовую, поскольку Париж не располагал кровом для всех гостей. Несмотря на всеобщее веселье, каждый человек ощущал фальшь и некоторую нереальность происходящего.
Меньше всех беспокоилась молодая жена. Она танцевала неистово, казалась более очаровательной и соблазнительной, чем обычно; Марго наслаждалась своей ролью, она была слишком поглощена личными делами, чтобы замечать что-либо вокруг себя.
Она была самой очаровательной танцовщицей в балете, придуманном Генрихом де Гизом и его двумя братьями и сестрой для развлечения двора. Они назвали его «Тайной трех Миров»; это была блестящая аллегория, полная иронии и вызова их врагам Генрих Наваррский и другой Генрих, принц Конде, одетые в рыцарские доспехи, входили в рай и обнаруживали там прекрасных нимф — молодую жену Маргариту и Шалотту де Сов. Они танцевали под аплодисменты зрителей; балет этим не закончился — совершенно неожиданно появились король и его брат, герцог Анжуйский, одетые еще роскошнее, чем Наваррец и Конде. Между четырьмя рыцарями завязалась потешная битва Наваррец и Конде поняли, что должны проиграть ее, поскольку никто — даже в спектакле — не может одержать верх над королем Франции. Наваррец и Конде потеряли женщин; придворные в костюмах чертей принялись насмехаться над Генрихом Наваррским и Конде; занавес разошелся, за ним колыхал большой костер. Все поняли, что лидеры гугенотов изгнаны в ад.
Католики хлопали неистово; король и герцог Анжуйский танцевали с дамами, в то время как «черти» неистово плясали вокруг растерянных Генриха Наваррского и Конде, подталкивая их к пламени.
Смущенные гугеноты наблюдали за сценой молча. Только король Наварры явно получал удовольствие, распутничая в аду и пытаясь снова пробиться в рай. Ему почти удалось отбить мадам де Сов у герцога Анжуйского и утащить ее с собой в ад.
Позже, танцуя с Генрихом де Гизом, Марго сказала ему:
— Ты портишь праздник таким маскарадом.
— Нет, — ответил Гиз, — все получили удовольствие.
— Католики смеялись, но гугеноты были смущены.
— Тогда, возможно, они изменят свое поведение, прежде чем на самом деле попадут в ад.
— Я бы хотела, чтобы ты умерил свой фанатизм. Фанатизм — это глупость, безумие.
Он пристально посмотрел на Марго.
— Кто наставляет тебя?
— Никто. К чьему голосу, по-твоему, я бы прислушалась? Меня тошнит от вражды между католиками и гугенотами.
— Еще недавно ты была убежденной католичкой. Тебя изменил твой брак?
— Я по-прежнему убежденная католичка; мой брак совсем не повлиял на меня.
— Ты уверена в этом? Мне кажется, что ты смотришь на своего мужа без прежнего отвращения.
— Какая была бы от этого польза, если я вышла за него замуж? Ты ревнуешь?
— Безумно. Какие чувства, по-твоему, я испытывал в эти дни и ночи?
— О! — вздохнула Марго. — Когда я видела тебя, я забывала обо всем.
— Знаю.
— Генрих, сделай кое-что для меня.
— Я готов на все.
— Тогда перестань дразнить гугенотов. Давай для разнообразия поживем в мире. В этой глупой «Тайне трех Миров» и другом спектакле, где ты заставил моего мужа, Конде, загримированного под турка, и моих братьев побить гугенотов в сражении, ты зашел слишком далеко. Все помнят о поражении, которое турки потерпели под Лепанто; гугеноты поняли, что их хотят оскорбить. Это безвкусно, грубо.
— Брак смягчил твое отношение к гугенотам.
— Гугеноты! Католики! Давай подумаем о чем-то другом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
— Интересы?
— О, послушай! Тебе известно, что мы живем в паутине интриг. Зачем, по-твоему, твои братья и мать вызвали меня сюда?
— Чтобы ты мог жениться на мне.
— А зачем им понадобился этот брак?
— Ты знаешь это… чтобы объединить гугенотов и католиков.
— Это единственная причина?
— Я не знаю другой.
— А если бы знала, поделилась бы ею со мной?
— Это зависит от обстоятельств.
— Да. От того, выгодно ли тебе оказать мне это. Но теперь у нас появились общие интересы, моя королева. Если я потеряю мое королевство, с тобой произойдет то же самое.
— Верно.
— Значит, ты поможешь мне сохранить то, что принадлежит нам обоим?
— Вероятно, да.
— Ты убедишься в том, что я — весьма покладистый супруг. Разумеется, нам необходимо провести эту ночь вместе — этого требует этикет вашего королевского дома. Иначе, несмотря на всю мою терпимость, мне придется покинуть тебя. Но эта ночь будет единственной в нашем браке. Ты меня понимаешь?
— Ты хочешь оказать, что не будешь вмешиваться в мою жизнь, а я не должна вмешиваться в твою? Это звучит разумно.
— Если бы все люди были столь разумны, — со смешком сказал король Наварры, — на свете было бы гораздо больше счастливых браков. Я не стану препятствовать твоей дружбе с господином де Гизом, но ты, восхищаясь его красотой, очаровательными манерами, элегантностью, будешь помнить, что этот джентльмен, являясь другом принцессы Маргариты, может оказаться врагом королевы Наваррской.
— У мадам де Сов прекрасные глаза, — холодным тоном отозвалась Марго, — у нее отличные золотистые волосы; но известно ли тебе, что она — главная и самая искусная шпионка моей матери?
Он взял руку Марго и пожал ее.
— Я вижу, что мы понимаем друг друга, моя дорогая жена.
Свечи оплывали; Марго пробормотала:
— Это — большое утешение.
— Возможны и другие утешения, — отозвался он.
Она помолчала; Генрих склонился над Марго и поцеловал ее.
— Я бы этого не хотела, — сказала она.
— Поверь мне, это всего лишь требование этикета.
Марго засмеялась.
— Несколько свечей уже погасли, — заметила она. — В полумраке ты выглядишь иначе.
— Ты тоже, любовь моя.
Они помолчали, потом Генрих приблизился к девушке.
— Если я соглашусь, то лишь потому, что мы — король и королева и этикет налагает на нас определенные обязательства, — сказала Марго.
— Что касается меня, — отведал Генрих, — то я считаю невежливым, лежа в постели с дамой, сопротивляться… требованиям галантности. Ты меня понимаешь?
Она отодвинулась от него, но он крепко обнял ее.
— Галантность Беарна и французский этикет… вместе они неотразимы, любовь моя, — прошептал Генрих.
ГЛАВА ВТОРАЯ
В Лувре продолжались балы и маскарады. За его стенами простые люди собирались в группы. Они смотрели на освещенные окна и говорили: «Что это значит? Гугеноты и католики танцуют вместе; они поют; смотрят одни и те же турниры. Они празднуют вместе… Что это значит?»
Стояли жаркие дни; ветер стих. С наступлением темноты на небе появлялись яркие звезды; всю ночь над городом разносились звуки празднества. Люди танцевали на улицах; устав, они ложились на мостовую, поскольку Париж не располагал кровом для всех гостей. Несмотря на всеобщее веселье, каждый человек ощущал фальшь и некоторую нереальность происходящего.
Меньше всех беспокоилась молодая жена. Она танцевала неистово, казалась более очаровательной и соблазнительной, чем обычно; Марго наслаждалась своей ролью, она была слишком поглощена личными делами, чтобы замечать что-либо вокруг себя.
Она была самой очаровательной танцовщицей в балете, придуманном Генрихом де Гизом и его двумя братьями и сестрой для развлечения двора. Они назвали его «Тайной трех Миров»; это была блестящая аллегория, полная иронии и вызова их врагам Генрих Наваррский и другой Генрих, принц Конде, одетые в рыцарские доспехи, входили в рай и обнаруживали там прекрасных нимф — молодую жену Маргариту и Шалотту де Сов. Они танцевали под аплодисменты зрителей; балет этим не закончился — совершенно неожиданно появились король и его брат, герцог Анжуйский, одетые еще роскошнее, чем Наваррец и Конде. Между четырьмя рыцарями завязалась потешная битва Наваррец и Конде поняли, что должны проиграть ее, поскольку никто — даже в спектакле — не может одержать верх над королем Франции. Наваррец и Конде потеряли женщин; придворные в костюмах чертей принялись насмехаться над Генрихом Наваррским и Конде; занавес разошелся, за ним колыхал большой костер. Все поняли, что лидеры гугенотов изгнаны в ад.
Католики хлопали неистово; король и герцог Анжуйский танцевали с дамами, в то время как «черти» неистово плясали вокруг растерянных Генриха Наваррского и Конде, подталкивая их к пламени.
Смущенные гугеноты наблюдали за сценой молча. Только король Наварры явно получал удовольствие, распутничая в аду и пытаясь снова пробиться в рай. Ему почти удалось отбить мадам де Сов у герцога Анжуйского и утащить ее с собой в ад.
Позже, танцуя с Генрихом де Гизом, Марго сказала ему:
— Ты портишь праздник таким маскарадом.
— Нет, — ответил Гиз, — все получили удовольствие.
— Католики смеялись, но гугеноты были смущены.
— Тогда, возможно, они изменят свое поведение, прежде чем на самом деле попадут в ад.
— Я бы хотела, чтобы ты умерил свой фанатизм. Фанатизм — это глупость, безумие.
Он пристально посмотрел на Марго.
— Кто наставляет тебя?
— Никто. К чьему голосу, по-твоему, я бы прислушалась? Меня тошнит от вражды между католиками и гугенотами.
— Еще недавно ты была убежденной католичкой. Тебя изменил твой брак?
— Я по-прежнему убежденная католичка; мой брак совсем не повлиял на меня.
— Ты уверена в этом? Мне кажется, что ты смотришь на своего мужа без прежнего отвращения.
— Какая была бы от этого польза, если я вышла за него замуж? Ты ревнуешь?
— Безумно. Какие чувства, по-твоему, я испытывал в эти дни и ночи?
— О! — вздохнула Марго. — Когда я видела тебя, я забывала обо всем.
— Знаю.
— Генрих, сделай кое-что для меня.
— Я готов на все.
— Тогда перестань дразнить гугенотов. Давай для разнообразия поживем в мире. В этой глупой «Тайне трех Миров» и другом спектакле, где ты заставил моего мужа, Конде, загримированного под турка, и моих братьев побить гугенотов в сражении, ты зашел слишком далеко. Все помнят о поражении, которое турки потерпели под Лепанто; гугеноты поняли, что их хотят оскорбить. Это безвкусно, грубо.
— Брак смягчил твое отношение к гугенотам.
— Гугеноты! Католики! Давай подумаем о чем-то другом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102