Дю Гаст задремал, но вскоре проснулся от стонов, которые звучали возле его кровати. Он изумленно открыл глаза и вгляделся в темноту. Он решил, что ему что-то приснилось.
Он слова закрыл глаза, но шелест раздвигаемого полога кровати заставил его быстро открыть их. Он разглядел призрачные фигуры нескольких мужчин, стоявших у ложа. Дю Гаст закричал, и один из них зажал ему рукой рот.
Дю Гаст не успел с сожалением подумать о собранных им богатствах, о том, как далеко позади себя он оставил в этом отношении Наваррца и Гиза; он не успел удивиться тому, что власть королевы-матери осталась такой же большой, как и прежде.
У него осталось время только на то, чтобы умереть.
Катрин снова подчинила себе короля; подавленный горем Генрих заявил, что ничто не может возместить ему потерю фаворита. Эпернон, Жуаез и Кайлюс пытались пробудить в нем былой интерес к нарядам и драгоценностям; они соперничали между собой; каждый мечтал занять место первого фаворита, освободившееся после смерти дю Гаста. Болонки короля утешали его лучше, чем кто-либо; он ездил с женой по Парижу, выискивая собачек, которыми можно было пополнить их коллекцию. Король жаловался на то, что ему повсюду напоминают о его утрате. Люди бросали вслед королевской карете злые, непристойные слова.
Он обвинял Марго в убийстве дю Гаста; его ненависть к сестре усилилась. Боясь, что Генрих убьет Марго, Катрин предложила арестовать ее и сделать заложницей — вместо Аленсона.
— Если мы будем держать ее под замком, — сказала королева-мать, — она не сможет помогать Аленсону; к тому же он любит ее и воздержится от необдуманных поступков, зная, что она ответит за них.
— Ты права, — согласился Генрих. — Давай запрем ее.
Это похоже на прежние времена, подумала Катрин; достаточно было избавиться от дю Гаста, и ее старая дружба с Генрихом возродилась. Как глупо было отчаиваться! Она всегда может путем обдуманных действий управлять своими сыновьями.
Генрих немного ожил; он уже меньше горевал, стал уделять больше внимания Эпернону. Она, Катрин, должна внимательно следить за этим молодым человеком, за тем, чтобы он не обрел слишком большого влияния. Убрать еще одного фаворита будет нелегко.
Странная была у нее семья! Аленсон замышлял месть, рвался к власти; вместе с двумя Монморанси, Торе и Меру, он сколачивал армию, собирал подданных Наваррца. Он прислал нескольким придворным письма, к сожалению, не попавшие в руки Катрин. В них он пытался очернить короля и его мать.
«Я был вынужден бежать, — сообщал Аленсон, — не только ради обретения свободы, но и потому, что, по моим сведениям, Его Величество собирался воспользоваться в отношении меня советом в духе Чезаре Борджиа».
Это был прямой выпад против матери; считалось, что Катрин училась искусству отравления у самого Борджиа.
Аленсон также писал, что до него дошли вести о Монтгомери и Коссе, находившихся в тюрьме со времени дела де Ла Моля и Коконна. Тюремщики получили приказ задушить этих двух мужчин, но отказались выполнить его. Они также не пожелали отравить узников.
«Я спасся чудом, — писал Аленсон. — В моем лагере есть шпионы. Вчера вечером во время обеда мне предложили вино. Оно было сладким и восхитительным на вкус, но когда я дал его Торе, он отметил приторность напитка, и я согласился с ним. Я перестал пить это вино и запретил делать это моим друзьям; вскоре нам стало плохо, у нас началась сильная рвота; мы спаслись лишь милостью Божьей и замечательными снадобьями, оказавшимися под рукой. Мои друзья, вы понимаете, почему мне пришлось покинуть двор моего брата».
Аленсон пробудил в короле ярость; свобода передвижения Марго и Наваррца была ограничена еще сильнее. Генрих обратился к матери с просьбой положить конец этой невыносимой ситуации.
Катрин сказала, что она попросит Аленсона встретиться с ней и в подтверждение своих добрых намерений возьмет с собой Марго. Она заставит младшего сына помириться с братом, объяснит ему, сколь опасен раздор в семье.
— Хорошо, мама, — согласился король. — Ты одна достаточно умна, чтобы разрешить эту проблему.
Она нежно поцеловала Генриха.
— Теперь, мой сын, ты понимаешь, как близок ты моему сердцу?
— Да, — ответил он.
Катрин почувствовала, что к ней возвращается энергия; вскоре вместе с Марго и свитой дочери она отправилась в Блуа, де было решено провести встречу.
Аленсон был резким, обозленным.
Катрин смотрела на него с некоторой грустью; она отчасти стыдилась этого ее сына. Он был крайне тщеславен и имел мало качеств, нравившихся матери. Она мимоходом подумала о Генрихе де Гизе; как замечательно было бы иметь такого сына!
Аленсон с видом победителя изложил ей свои требования, словно Катрин была главой побежденного государства.
Она засмеялась ему в лицо.
— Ясно ли тебе, мой Аленсон, что ты — мятежник, восставший против короля, и что я приехала поговорить с тобой лишь потому, что ты — мой сын?
— Я — мятежник, за которым стоит армия, мадам.
— Не будь ты моим сыном и братом короля, ты бы не осмелился говорить подобным образом. Ты бы немедленно лишился головы.
— Меня уже пытались отравить с помощью вина, мадам.
— Это твоя фантазия, порожденная угрызениями совести.
— Значит, месье Торе, я и все попробовавшие вино чересчур мнительны, мадам.
Она скрыла свое раздражение.
— Послушай, мой сын. Я пришла, чтобы договориться с тобой. Здесь находится твоя сестра; я знаю, ты будешь рад увидеть ее. Почему бы тебе не вернуться в Париж и не попытаться жить в согласии с твоим братом?
— Мадам, — ответил он, — я знаю, что вы посылали людей схватить меня и доставить назад в качестве пленника. Этот замысел закончился неудачей, поэтому вы явились сюда, чтобы выманить меня сладкими речами. Но я понимаю, что в Париже я стану пленником.
— Ты повел себя как предатель Франции. Я знаю, что ты просил в письмах помощи у Элизабет Английской и курфюрста Бранденбургского.
— Многие французы не назовут меня изменником.
Терпение Катрин начало истощаться.
— Ты… гугенот? Почему? — Она громко рассмеялась. — Только потому что твой брат — католик. Если бы он поддерживал гугенотов, ты бы сделал ставку на католиков. Тебе не обмануть твою мать. Ты мечтаешь о троне брата; тебе нет дела до того, кто поможет принцу Аленсону получить его. Каковы твои предложения?
— Я хочу, чтобы Блуа стал моим городом. Я сделаю его моей резиденцией.
— Враждебный Блуа! — воскликнула Катрин. — Второй Ла Рошель.
— Мадам, многие люди хотят служить мне. Маршалы Монтгомери и Коссе, которых вы пытались убить — к счастью, безуспешно, — должны быть немедленно освобождены.
— Я подумаю об этом, — сказала Катрин; она вернулась в свои покои, размышляя о том, как ей следует поступить с ненавидящим ее сыном, который вызывал у нее презрение, однако благодаря непопулярности Генриха становился могущественной фигурой в стране.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102