— Господа, мы ведь насильно увезем господина де Гиза, если он не поедет по своей воле?
Гиз посмотрел на ехидное лицо Наваррца и спросил себя, что кроется за этой выходкой. Он понимал, что отправился в лес с Наваррцем и его людьми будет безумием. Он мог рассчитывать лишь на двух гвардейцев короля.
— Я соберу моих людей, — настороженно произнес Гиз, — мы без промедления отправимся на охоту.
— А мы поедем прямо сейчас, — сказал Наваррец. — Присоединяйся к нам поскорее.
Он ускакал в сопровождении своих людей и двух гвардейцев; смущенный Гиз проводил их взглядом.
Герцог пожал плечами. Обязанность следить за Наваррцем лежала не на нем, а на гвардейцах короля — месье де Мартене и лейтенанте Спалунге.
Тем временем Наваррец восторгался тем, как ловко он ускользнул от Гиза и его людей. Он бросил взгляд на гвардейцев. Славные джентльмены, подумал он, но королева-мать не слишком обрадовалась бы известию о, том, что сегодня я буду охотиться без месье де Гиза и его людей.
Охота началась, но Наваррец больше думал о двух гвардейцах, нежели об оленях; что касается беарнцев, то они внимательно следили за ним, ожидая сигнала, по которому им следует схватить гвардейцев и скрыться вместе со своим господином.
Один из беарнцев приблизился к Генриху.
— Мы можем мгновенно избавиться от этой парочки, Ваше Величество.
— Нет, — сказал Наваррец. — Не причиняйте им вреда, они — славные ребята; я успел привыкнуть к ним, находясь под их опекой. Забудем о силе наших мускулов; дадим волю изобретательности наших мозгов.
Наваррец помнил, что в феврале солнце садится рано; небо уже темнело, приближалась холодная ночь. Они выехали поздно, время пролетело быстро. Гвардейцы, похоже, не заметили этого; они получали удовольствие от охоты, Наваррец притупил их бдительность своей недавней выходкой. От Наваррца не потребовалась большая хитрость, чтобы позволить гвардейцам ускакать вперед за оленем. Отстав от них, он помчался в противоположную сторону.
Достигнув края леса, Наваррец и его сторонники не стали останавливаться, чтобы поздравить друг друга с успехом первого этапа бегства; к утру они добрались до Пуасси, переправились через Сену и взяли курс на Луару.
Наваррец потянул вожжи, лишь почувствовав, что он находится весьма далеко от Парижа.
Он разразился громким смехом; беарнцы последовали его примеру.
— Наконец-то мы свободны! — заявил он. — Мои друзья, как хорошо, что Париж остался позади. Там умерли моя мать, адмирал Колиньи и многие верные нам люди. Не сомневаюсь — со мной хотели поступить таким же образом. Я не вернусь в Париж по доброй воле. Я оставил там вещи — мессу и жену.
Наваррец состроил гримасу.
— Я постараюсь обойтись без первой. Что касается второй, то я не вернусь к ней.
Он снова засмеялся, радуясь своему избавлению от Парижа — от мессы и жены:
— Мне придется обойтись без того, что я потерял. И еще — пусть это останется между нами — думаю, по этому поводу я готов принять от вас скорее поздравления, чем соболезнования.
Марго держали в ее покоях; возле дверей, снаружи, стояли гвардейцы. Она знала, что король хочет расправиться с ней; вероятно, она еще жива лишь благодаря заступничеству матери. Хотя на долю Катрин выпадало множество неприятностей по вине ее беспокойных детей, она желала сохранить их. Сейчас у нее осталось лишь два сына и дочь; через них она сохраняла власть. Марго полностью отдавала себе отчет в этом.
— Я обязана моей жизнью тому обстоятельству, что я нужна и полезна матери, — говорила она друзьям. — Вы можете не бояться того, что мне подсыпят в бокал яду.
Марго сердилась на мужа больше, чем на кого-либо; он не сказал ей о своем плане бегства. Аленсон скрылся благодаря ее изобретательности; они вместе планировали эту акцию; Марго была уязвлена тем, что Наваррец удрал без единого слова. Но что еще можно ждать от такого дикаря? — сказала она себе.
Она коротала время с помощью чтения и сочинительства. Она описывала в своих мемуарах все памятные события, чуть-чуть оттеняя их, немного льстя себе. Литературные упражнения доставляли ей огромную радость.
— Я не сожалею о моей болезни, — говорила она. — Не сожалею о моем заточении. Я нашла в жизни нечто такое, что навсегда останется со мной. Пока я могу читать и писать, я не могу сожалеть о том, что подталкивает меня к этим двум занятиям.
Сейчас один человек интересовал ее сильнее всех других; она приказала своим шпионам сообщать ей все касающиеся его новости. Она уверяла себя и других в том, что думает о нем с цинизмом; она не признавалась даже себе в том, что была бы счастлива принять участие в его интригах.
На улицах пели новую песню. В ней прославлялись благородство, ум, мужество, набожность Генриха де Гиза.
Де Гиз не терял времени даром; он постоянно лелеял и подпитывал свою огромную популярность. В голове парижского героя зрели грандиозные замыслы. Сейчас он возглавлял католическую лигу — большую федерацию, объединившую в своих рядах многих представителей знати и братства иезуитов и созданную с целью защиты католической веры от всех ее врагов. Люди называли короля глупцом и щеголем; королеве-матери нельзя было доверить защиту интересов католицизма; поэтому появилась необходимость в учреждении Лиги, способной защищать католиков по всей Франции. Но Лига занималась не только сохранением католической веры; в последние голы население страдало от несправедливых налогов; Лига заявила о свеем намерении отстаивать ущемленные права людей. Лига искала поддержки со стороны самой могущественной страны Европы, ее члены не сомневались, что мрачный Филипп окажет ей в случае необходимости помощь.
Марго знала, что король еще не начал бояться Лиги; он был слишком увлечен банкетами, болонками и милашками. А что Катрин? Неужели она хуже Марго понимала человека, ставшего во главе Лиги? Он был Гизом и, следовательно, честолюбцем; сознавала ли Катрин, как далеко могут завести его амбиции?
Марго казалось, что нет. Как бы ни была умна Катрин, она твердо верила в божественные права королей — и королев; ей не приходило в голову, что человек, относительно далекий от прямой линии наследования, может претендовать на трон. Катрин не позволяла себе думать о том, что Генрих может умереть; кроме Генриха, есть еще Аленсон. Но Аленсон уже заключил союз с гугенотами; следующим наследником после Аленсона являлся другой гугенот — Наваррец. Одной из задач Лиги, пока не вмешивавшейся всерьез в государственные дела, было, по убеждению Марго, предотвращение любой возможности восхождения на трон гугенота.
Марго беспрестанно думала о Гизе; однако она почти не упоминала его имя в мемуарах, потому что не хотела увековечивать на бумаге свое глубокое увлечение этим человеком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102