понеся серьезные потери, они заметно ослабли, стали почти беззащитными. Катрин считали женщиной, спланировавшей массовое убийство.
Она с цинизмом изменила свой внешний вид и смешалась с парижской толпой, чтобы послушать, что говорят о королеве-матери. Она знала, что именно нечистая совесть людей заставляет их осуждать ее. Они перечисляли преступления Катрин, часто обвиняли ее в убийствах, к которым она не имела отношения.
— Кто такая эта убийца, отравительница, итальянка, правящая Францией? — спросил ее один торговец, когда она остановилась у его лотка с платком на голове, в засаленном пальто, надетом поверх поношенного платья. — У нее нет королевской крови. Она — дочь купцов. С тех пор, как она вышла замуж за сына короля Франциска, на нашу страну начали обрушиваться несчастья.
— Неприлично делать королевой Франции выскочку-итальянку, — согласилась Катрин. — Эта итальянка правит Францией, месье. Не заблуждайтесь на сей счет.
— Она действительно правит Францией. Наш бедный безумный Карл без ее влияния был бы не так уж и плох… так говорят люди. Но он — не король. Правит страной она. Катрин де Медичи отравила кардинала Шатильона, господина де Анделота и королеву Наварры. Она повинна в смерти адмирала де Колиньи, — продолжил торговец. — Она ответственна за организацию кровавой резни. По слухам, она убила своего сына, Франциска Второго… он умер раньше срока. Господин д'Аленсон страдал от жара — говорят, это тоже ее работа. Помните герцога де Буйонна, отравленного в Седане? За это преступление повесили его врача, но мы знаем, кто на самом деле виновен в этой смерти. Месье де Лонгвилль, принц Пуатьен, месье Лигнероль… Список можно продолжать бесконечно. Прибавьте к нему тех, кто погиб в ночь Святого Варфоломея. Перечень злодейств слишком длинен, мадам, чтобы одна женщина могла ответить за них.
— Даже для итальянки, — признала Катрин.
— О, мадам, вы сказали правду. Надеюсь, что однажды в ее бокал капнут итальянского яда. Я хочу этого, мадам. Это желание всего Парижа.
Она ушла с улыбкой на лице. Лучше заслужить ненависть, чем довольствоваться безразличием. Ей хотелось громко смеяться. Королева-мать правила Францией. Она радовалась, что люди понимают это.
На улицах Парижа люди пели песню о чей. Они не боялись делать это даже под окнами Лувра.
У Иезавель и Катрин
Много общего:
Первая погубила Израиль,
Вторая губит Францию
Иезавель поклонялась идолам,
Чуждым Священному писанию;
Катрин поддерживает католицизм,
Не гнушаясь предательств и жестокости.
Одна обрекла на смерть
Пророков Святого Господа,
Другая заставила умереть
Тех, кто чтил Евангелие.
Ужасная кара постигла Иезавель:
Она досталась псам на обед.
Но такой падалью, как Катрин,
Побрезгуют даже собаки.
Слова не принесут ей вреда. Она сама пела эту песню. «Приятно знать, — сказала она фрейлинам, — что парижане не собираются отдавать меня на съедение собакам». При этом она громко рассмеялась «Мои друзья, эти люди и правда любят меня. Им нравится думать об мне. Вы заметили, что даже подлый старый развратник кардинал Лоррен смотрит на меня едва ли не с любовью? Раньше такого не бывало. Он уже не молод и боится смерти; он всегда был трусом. Он носит кольчугу под мантией церковника. Но кардинал смотрит на меня с любовью, потому что он говорит себе „Мне осталось прожить немного. Скоро я предстану перед Господом“. Кардинал, мои друзья, — весьма набожный человек; думая о той жизни, какую он вел, он трепещет. Затем он смотрит на меня и говорит себе „По сравнению с королевой-матерью я — невинное дитя“. Поэтому он проникается ко мне любовью. То же самое справедливо в отношении парижан. Скакала ли я по улицам города в те августовские дни и ночи со шпагой в руке? Нет. А они — да. Поэтому их успокаивают мысли о моих злодеяниях. Они могут сказать: „По сравнению с королевой Иезавелью мы совершенно безгрешны“.
Однажды Шарлотта де Сов принесла Катрин книгу.
— Думаю, Вашему Величеству следует посмотреть ее, — сказала женщина. — Виновные должны быть схвачены и наказаны.
Катрин полистала страницы книги, которая называлась «Жизнь Святой Катрин». Поняв, что название было ироническим и что под Святой Катрин подразумевалась она сама, королева-мать усмехнулась. Узнаваемыми были лишь безжалостные карикатуры с изображением очень полной женщины. В книге перечислялись все преступления, в которых народ Франции обвинял Катрин. По мнению авторов, всеми бедами, происшедшими во Франции с того дня, как пятнадцатилетняя Катрин прибыла сюда, чтобы выйти замуж за сына короля, страна была обязана именно ей.
Шарлотта стояла рядом, ожидая вспышки гнева, но вместо этого услышала оглушительный хохот.
Катрин позвала своих фрейлин и стала читать им вслух.
— Это — история вашей госпожи, мои друзья. Слушайте.
Во время чтения Катрин разобрал такой неудержимый смех, что ей пришлось отложить книгу.
— Пусть французы знают, — сказала она, — что ими правит сильная женщина. Это очень хорошо. Если бы я знала, что пишется такая книга, я бы рассказала ее авторам много неизвестного им. Я бы напомнила писателям то, что они забыли. Помогла бы им создать более полное произведение.
Некоторые женщины отвернулись, чтобы Катрин не увидела выражения ужаса на их лицах. Они были безнравственными, поскольку их создавала сама Катрин, но иногда она вызывала у них чувство отвращения. Они понимали, что она, эта итальянка, их странная госпожа, отличалась от всех других женщин. Она любила только власть. Думала только об этой жизни. Поэтому она могла убивать с улыбкой на лице и даже гордиться при этом собой; ее никогда не мучила совесть.
Некоторые женщины помнили двух мальчиков, которых они видели среди паломников, ходивших смотреть на останки Колиньи, висевшие в Монтфаконе. Один из них, пятнадцатилетний паренек, внезапно упал на землю; его тело вздрагивало от горьких рыданий. Младший мальчик, растерянный и испуганный, стоял неподвижно; он был так подавлен горем, что в отличие от брата не мог плакать. Люди испытывали потрясение, узнавая, что пятнадцатилетний юноша был Франциском де Колиньи, а мальчик помладше — его братом Анделотом. Парижане помнили также, что беременную Жаклин де Колиньи увезли из Шатильона и заточили в тюрьму Ниццы. Такие воспоминания бередили души фрейлин. К тому же этими женщинами владел суеверный страх. Они помнили о чуде Мерлина, о котором постоянно говорили гугеноты. Пастор адмирала исчез в ночь террора. Он выбрался на крышу после гибели Телиньи, а позже слез с нее и оказался возле сарая. Он спрятался там; каждый день, как утверждали гугеноты, по воле Господа, к нему приходила курица; она откладывала возле пастора одно лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
Она с цинизмом изменила свой внешний вид и смешалась с парижской толпой, чтобы послушать, что говорят о королеве-матери. Она знала, что именно нечистая совесть людей заставляет их осуждать ее. Они перечисляли преступления Катрин, часто обвиняли ее в убийствах, к которым она не имела отношения.
— Кто такая эта убийца, отравительница, итальянка, правящая Францией? — спросил ее один торговец, когда она остановилась у его лотка с платком на голове, в засаленном пальто, надетом поверх поношенного платья. — У нее нет королевской крови. Она — дочь купцов. С тех пор, как она вышла замуж за сына короля Франциска, на нашу страну начали обрушиваться несчастья.
— Неприлично делать королевой Франции выскочку-итальянку, — согласилась Катрин. — Эта итальянка правит Францией, месье. Не заблуждайтесь на сей счет.
— Она действительно правит Францией. Наш бедный безумный Карл без ее влияния был бы не так уж и плох… так говорят люди. Но он — не король. Правит страной она. Катрин де Медичи отравила кардинала Шатильона, господина де Анделота и королеву Наварры. Она повинна в смерти адмирала де Колиньи, — продолжил торговец. — Она ответственна за организацию кровавой резни. По слухам, она убила своего сына, Франциска Второго… он умер раньше срока. Господин д'Аленсон страдал от жара — говорят, это тоже ее работа. Помните герцога де Буйонна, отравленного в Седане? За это преступление повесили его врача, но мы знаем, кто на самом деле виновен в этой смерти. Месье де Лонгвилль, принц Пуатьен, месье Лигнероль… Список можно продолжать бесконечно. Прибавьте к нему тех, кто погиб в ночь Святого Варфоломея. Перечень злодейств слишком длинен, мадам, чтобы одна женщина могла ответить за них.
— Даже для итальянки, — признала Катрин.
— О, мадам, вы сказали правду. Надеюсь, что однажды в ее бокал капнут итальянского яда. Я хочу этого, мадам. Это желание всего Парижа.
Она ушла с улыбкой на лице. Лучше заслужить ненависть, чем довольствоваться безразличием. Ей хотелось громко смеяться. Королева-мать правила Францией. Она радовалась, что люди понимают это.
На улицах Парижа люди пели песню о чей. Они не боялись делать это даже под окнами Лувра.
У Иезавель и Катрин
Много общего:
Первая погубила Израиль,
Вторая губит Францию
Иезавель поклонялась идолам,
Чуждым Священному писанию;
Катрин поддерживает католицизм,
Не гнушаясь предательств и жестокости.
Одна обрекла на смерть
Пророков Святого Господа,
Другая заставила умереть
Тех, кто чтил Евангелие.
Ужасная кара постигла Иезавель:
Она досталась псам на обед.
Но такой падалью, как Катрин,
Побрезгуют даже собаки.
Слова не принесут ей вреда. Она сама пела эту песню. «Приятно знать, — сказала она фрейлинам, — что парижане не собираются отдавать меня на съедение собакам». При этом она громко рассмеялась «Мои друзья, эти люди и правда любят меня. Им нравится думать об мне. Вы заметили, что даже подлый старый развратник кардинал Лоррен смотрит на меня едва ли не с любовью? Раньше такого не бывало. Он уже не молод и боится смерти; он всегда был трусом. Он носит кольчугу под мантией церковника. Но кардинал смотрит на меня с любовью, потому что он говорит себе „Мне осталось прожить немного. Скоро я предстану перед Господом“. Кардинал, мои друзья, — весьма набожный человек; думая о той жизни, какую он вел, он трепещет. Затем он смотрит на меня и говорит себе „По сравнению с королевой-матерью я — невинное дитя“. Поэтому он проникается ко мне любовью. То же самое справедливо в отношении парижан. Скакала ли я по улицам города в те августовские дни и ночи со шпагой в руке? Нет. А они — да. Поэтому их успокаивают мысли о моих злодеяниях. Они могут сказать: „По сравнению с королевой Иезавелью мы совершенно безгрешны“.
Однажды Шарлотта де Сов принесла Катрин книгу.
— Думаю, Вашему Величеству следует посмотреть ее, — сказала женщина. — Виновные должны быть схвачены и наказаны.
Катрин полистала страницы книги, которая называлась «Жизнь Святой Катрин». Поняв, что название было ироническим и что под Святой Катрин подразумевалась она сама, королева-мать усмехнулась. Узнаваемыми были лишь безжалостные карикатуры с изображением очень полной женщины. В книге перечислялись все преступления, в которых народ Франции обвинял Катрин. По мнению авторов, всеми бедами, происшедшими во Франции с того дня, как пятнадцатилетняя Катрин прибыла сюда, чтобы выйти замуж за сына короля, страна была обязана именно ей.
Шарлотта стояла рядом, ожидая вспышки гнева, но вместо этого услышала оглушительный хохот.
Катрин позвала своих фрейлин и стала читать им вслух.
— Это — история вашей госпожи, мои друзья. Слушайте.
Во время чтения Катрин разобрал такой неудержимый смех, что ей пришлось отложить книгу.
— Пусть французы знают, — сказала она, — что ими правит сильная женщина. Это очень хорошо. Если бы я знала, что пишется такая книга, я бы рассказала ее авторам много неизвестного им. Я бы напомнила писателям то, что они забыли. Помогла бы им создать более полное произведение.
Некоторые женщины отвернулись, чтобы Катрин не увидела выражения ужаса на их лицах. Они были безнравственными, поскольку их создавала сама Катрин, но иногда она вызывала у них чувство отвращения. Они понимали, что она, эта итальянка, их странная госпожа, отличалась от всех других женщин. Она любила только власть. Думала только об этой жизни. Поэтому она могла убивать с улыбкой на лице и даже гордиться при этом собой; ее никогда не мучила совесть.
Некоторые женщины помнили двух мальчиков, которых они видели среди паломников, ходивших смотреть на останки Колиньи, висевшие в Монтфаконе. Один из них, пятнадцатилетний паренек, внезапно упал на землю; его тело вздрагивало от горьких рыданий. Младший мальчик, растерянный и испуганный, стоял неподвижно; он был так подавлен горем, что в отличие от брата не мог плакать. Люди испытывали потрясение, узнавая, что пятнадцатилетний юноша был Франциском де Колиньи, а мальчик помладше — его братом Анделотом. Парижане помнили также, что беременную Жаклин де Колиньи увезли из Шатильона и заточили в тюрьму Ниццы. Такие воспоминания бередили души фрейлин. К тому же этими женщинами владел суеверный страх. Они помнили о чуде Мерлина, о котором постоянно говорили гугеноты. Пастор адмирала исчез в ночь террора. Он выбрался на крышу после гибели Телиньи, а позже слез с нее и оказался возле сарая. Он спрятался там; каждый день, как утверждали гугеноты, по воле Господа, к нему приходила курица; она откладывала возле пастора одно лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102