Пойдемте, Ваше Величество, вы должны покинуть адмирала. Месье Паре, господин Колиньи устал. Верно?
— Он нуждается в отдыхе, — согласился Паре.
— А теперь оставьте меня, Ваше Величество, — сказал адмирал.
— Я приду еще, — произнес король и шепнул Колиньи: — Я буду помнить все, что вы сказали мне.
Возвращаясь в Лувр, Катрин казалась безмятежной, но она остро ощущала близость сына.
Как только они оказались во дворце, Катрин отпустила своих приближенных и уединилась с королем.
— Что сказал тебе адмирал, мой сын?
Король спрятал свое заплаканное лицо от матери.
— Это касается только нас двоих, — с достоинством ответил он.
— Государственные дела? — спросила Катрин.
— Государственные дела между королем и его адмиралом, мадам.
— Надеюсь, он не толкает тебя на глупость.
— Его советы мудры, мадам. Я молю Господа о его выздоровлении, потому что боюсь думать о том, как эта страна обойдется без Колиньи.
— Когда умирает один великий человек, его место занимает другой, — сказала Катрин. — Когда умирает король, на трон поднимается новый монарх.
— Мама, я должен многое сделать и хочу, чтобы мне позволили заняться этим.
— Что сказал этот человек?
— Я ответил тебе — это останется между мною и Колиньи.
— Ты глупец!
— Не забывайте, с кем вы говорите, мадам.
— Я помню это. Я говорю со вчерашним мальчиком, который настолько глуп, что позволяет врагам обманывать себя.
— Мадам, я дал вам слишком много власти… это продолжалось чересчур долго.
— Кто сказал это?
— Я. Я говорю это. Я…
— Ты всегда повторяешь чужие слова.
— Мадам, я… я…
Он запнулся; она положила руки ему на плечи.
— Не прячь свое лицо, мой сын. Посмотри мне в глаза и поделись со мной твоими планами. Скажи мне, что тебе приказал сделать адмирал…
— Он ничего не приказывал. Он уважает меня как короля… в отличие от других. Я делаю лишь то, что хочу.
— Значит, за все время, которое вы провели наедине, он ничего тебе не сказал, ничего не потребовал?
— Все сказанное останется между нами.
— Ты очарован всей этой набожностью. Он сказал: «Молитесь, чтобы Господь наставил вас»? Конечно, да. Под наставничеством Господа он разумел свои советы, потому что он считает себя Богом.
— Вы богохульствуете, мадам.
— Нет, это он богохульствует. Что еще он сказал тебе?
— Я хочу остаться один.
— Ты видел, что сделали с ним его врага, верно? Как тебе понравится, если они поступят с тобой так же? Я слышала, что происходило, когда ему ампутировали обрубок пальца. Какая боль! Ты даже не представляешь этого. Двум мужчинам пришлось держать адмирала, пока Паре орудовал щипцами. Тебе не перенести таких мук, мой сын. Ты видел кровь на его кителе? Рана была не слишком серьезной. Людям доводилось испытывать более тяжкие страдания; ты слышал насмешки людей, когда мы шли по улице к его дому? Слышал их ропот? Он был обращен против меня, правда? Но кто я такая? Всего лишь твоя мать. Они хотят нанести удар по тебе. О, в каком опасном мире мы живем! Вокруг нас льется кровь. Умирают великие люди. Короли тоже смертны. Они живут лучше простых людей, но их смерть более страшна.
— Мама…
— Мой сын, когда ты поймешь, что ты окружен врагами? Как ты можешь говорить: «Он — мой друг?» Откуда тебе известно, кто твой друг? Этот адмирал-гугенот не может подарить тебе свою дружбу. У него есть только его вера. Ради гугенотов он позволит разорвать тебя на части. Он мужественный человек, я признаю это. Он не боится страданий… не боится умереть ради его дела. Он так мало бережет себя. Неужели ты думаешь, что он будет беречь тебя? Он приведет тебя к гибели, пронзит шпагой твое сердце… во имя своей веры. Он вздернет тебя на дыбу, будет вытягивать твои конечности, ломать тебе кости… отсечет тебе голову… и все это ради его дела.
Король смотрел прямо перед собой; она положила руку на его дрожащее предплечье.
— Но мать, которая выносила тебя, питает к тебе любовь, на которую способна она одна. Ты можешь быть королем, но прежде всего ты — ее сын. Ребенок, которого она кормила грудью. Мать никогда не забывает об этом, мой мальчик. Она способна умереть ради счастья своих детей. И если им суждено стать королями, только ей они должны доверять. Другим же — нет. Другие думают лишь о власти. Они будут смеяться, глядя, как тебя мучают. «Король мертв, — скажут они, — да здравствует новый король». О, ты глупец, если позволяешь обманывать себя человеку, который, возможно, действительно велик, но хочет одного — видеть гугенотов хозяевами этого королевства… Мечтает посадить гугенота на трон. Он будет добиваться этого даже ценой твоей жизни. Что он сказал тебе? Какой совет дал?
Карл принялся дергать пальцами свой камзол. Посмотрел на мать глазами, полными муки.
Она нежно обняла его.
— Скажи мне, дорогой, — прошептала Катрин. — Скажи твоей маме.
— Я не могу… не могу… эта наша тайна.
— Он упомянул… твою маму?
Король молча уставился на Катрин; его глаза были выпучены, губы искривились.
— Что он сказал обо мне, сын? — спросила Катрин.
— Ты мучаешь меня, — закричал король. — Оставь меня. Я хочу побыть один.
Он оттолкнул ее и, бросившись на диван, вцепился зубами в подушку.
— Я не скажу. Не скажу. Оставь меня. Он был прав, когда сказал, что ты… мой злой гений, что я должен править самостоятельно. Я буду делать это, уверяю тебя. Оставь меня… оставь меня.
Катрин склонила голову; он подтвердил ее опасения. Она позвала Мадлен и послала ее успокоить короля. Герцог Анжуйский ждал мать в ее покоях. Он почувствовал царивший во всем дворце страх; он видел, как люди смотрели на улицах на короля и его приближенных.
— Мама, — сказал он, — что нас ждет?
— Прежде всего мы должны уничтожить этого надоедливого адмирала.
— Как мы осуществим это? Он владеет магией… более сильной, чем наша. Похоже, его невозможно убить.
— Мы найдем способ, — мрачно сказала Катрин.
Карл, придя в себя благодаря нежной заботе Мадлен, принял решение.
Он поклялся отомстить людям, пытавшимся убить адмирала, и был полон решимости выполнить свою клятву.
Не посоветовавшись с матерью, он распорядился арестовать нескольких близких де Гизу мужчин, в том числе Шануана де Вилльмура.
— Если Генрих де Гиз — соучастник преступления, он поплатится за это жизнью.
Катрин воспользовалась первой же возможностью остаться наедине с сыном.
— О, Карл, — печально промолвила она, — ты следуешь дурному совету, объявляя войну Генриху де Гизу. Неужели ты еще не оценил силу этого человека? Если бы ты говорил так в Блуа или Орлеане, в Шамборе или Шенонсо, я бы сказала, что ты не взвешиваешь свои слова. Но произносить такие угрозы в Париже — значит совершать величайшую глупость. Подняв руку на герцога, ты восстановишь против себя весь город, потому что парижане — на стороне Генриха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
— Он нуждается в отдыхе, — согласился Паре.
— А теперь оставьте меня, Ваше Величество, — сказал адмирал.
— Я приду еще, — произнес король и шепнул Колиньи: — Я буду помнить все, что вы сказали мне.
Возвращаясь в Лувр, Катрин казалась безмятежной, но она остро ощущала близость сына.
Как только они оказались во дворце, Катрин отпустила своих приближенных и уединилась с королем.
— Что сказал тебе адмирал, мой сын?
Король спрятал свое заплаканное лицо от матери.
— Это касается только нас двоих, — с достоинством ответил он.
— Государственные дела? — спросила Катрин.
— Государственные дела между королем и его адмиралом, мадам.
— Надеюсь, он не толкает тебя на глупость.
— Его советы мудры, мадам. Я молю Господа о его выздоровлении, потому что боюсь думать о том, как эта страна обойдется без Колиньи.
— Когда умирает один великий человек, его место занимает другой, — сказала Катрин. — Когда умирает король, на трон поднимается новый монарх.
— Мама, я должен многое сделать и хочу, чтобы мне позволили заняться этим.
— Что сказал этот человек?
— Я ответил тебе — это останется между мною и Колиньи.
— Ты глупец!
— Не забывайте, с кем вы говорите, мадам.
— Я помню это. Я говорю со вчерашним мальчиком, который настолько глуп, что позволяет врагам обманывать себя.
— Мадам, я дал вам слишком много власти… это продолжалось чересчур долго.
— Кто сказал это?
— Я. Я говорю это. Я…
— Ты всегда повторяешь чужие слова.
— Мадам, я… я…
Он запнулся; она положила руки ему на плечи.
— Не прячь свое лицо, мой сын. Посмотри мне в глаза и поделись со мной твоими планами. Скажи мне, что тебе приказал сделать адмирал…
— Он ничего не приказывал. Он уважает меня как короля… в отличие от других. Я делаю лишь то, что хочу.
— Значит, за все время, которое вы провели наедине, он ничего тебе не сказал, ничего не потребовал?
— Все сказанное останется между нами.
— Ты очарован всей этой набожностью. Он сказал: «Молитесь, чтобы Господь наставил вас»? Конечно, да. Под наставничеством Господа он разумел свои советы, потому что он считает себя Богом.
— Вы богохульствуете, мадам.
— Нет, это он богохульствует. Что еще он сказал тебе?
— Я хочу остаться один.
— Ты видел, что сделали с ним его врага, верно? Как тебе понравится, если они поступят с тобой так же? Я слышала, что происходило, когда ему ампутировали обрубок пальца. Какая боль! Ты даже не представляешь этого. Двум мужчинам пришлось держать адмирала, пока Паре орудовал щипцами. Тебе не перенести таких мук, мой сын. Ты видел кровь на его кителе? Рана была не слишком серьезной. Людям доводилось испытывать более тяжкие страдания; ты слышал насмешки людей, когда мы шли по улице к его дому? Слышал их ропот? Он был обращен против меня, правда? Но кто я такая? Всего лишь твоя мать. Они хотят нанести удар по тебе. О, в каком опасном мире мы живем! Вокруг нас льется кровь. Умирают великие люди. Короли тоже смертны. Они живут лучше простых людей, но их смерть более страшна.
— Мама…
— Мой сын, когда ты поймешь, что ты окружен врагами? Как ты можешь говорить: «Он — мой друг?» Откуда тебе известно, кто твой друг? Этот адмирал-гугенот не может подарить тебе свою дружбу. У него есть только его вера. Ради гугенотов он позволит разорвать тебя на части. Он мужественный человек, я признаю это. Он не боится страданий… не боится умереть ради его дела. Он так мало бережет себя. Неужели ты думаешь, что он будет беречь тебя? Он приведет тебя к гибели, пронзит шпагой твое сердце… во имя своей веры. Он вздернет тебя на дыбу, будет вытягивать твои конечности, ломать тебе кости… отсечет тебе голову… и все это ради его дела.
Король смотрел прямо перед собой; она положила руку на его дрожащее предплечье.
— Но мать, которая выносила тебя, питает к тебе любовь, на которую способна она одна. Ты можешь быть королем, но прежде всего ты — ее сын. Ребенок, которого она кормила грудью. Мать никогда не забывает об этом, мой мальчик. Она способна умереть ради счастья своих детей. И если им суждено стать королями, только ей они должны доверять. Другим же — нет. Другие думают лишь о власти. Они будут смеяться, глядя, как тебя мучают. «Король мертв, — скажут они, — да здравствует новый король». О, ты глупец, если позволяешь обманывать себя человеку, который, возможно, действительно велик, но хочет одного — видеть гугенотов хозяевами этого королевства… Мечтает посадить гугенота на трон. Он будет добиваться этого даже ценой твоей жизни. Что он сказал тебе? Какой совет дал?
Карл принялся дергать пальцами свой камзол. Посмотрел на мать глазами, полными муки.
Она нежно обняла его.
— Скажи мне, дорогой, — прошептала Катрин. — Скажи твоей маме.
— Я не могу… не могу… эта наша тайна.
— Он упомянул… твою маму?
Король молча уставился на Катрин; его глаза были выпучены, губы искривились.
— Что он сказал обо мне, сын? — спросила Катрин.
— Ты мучаешь меня, — закричал король. — Оставь меня. Я хочу побыть один.
Он оттолкнул ее и, бросившись на диван, вцепился зубами в подушку.
— Я не скажу. Не скажу. Оставь меня. Он был прав, когда сказал, что ты… мой злой гений, что я должен править самостоятельно. Я буду делать это, уверяю тебя. Оставь меня… оставь меня.
Катрин склонила голову; он подтвердил ее опасения. Она позвала Мадлен и послала ее успокоить короля. Герцог Анжуйский ждал мать в ее покоях. Он почувствовал царивший во всем дворце страх; он видел, как люди смотрели на улицах на короля и его приближенных.
— Мама, — сказал он, — что нас ждет?
— Прежде всего мы должны уничтожить этого надоедливого адмирала.
— Как мы осуществим это? Он владеет магией… более сильной, чем наша. Похоже, его невозможно убить.
— Мы найдем способ, — мрачно сказала Катрин.
Карл, придя в себя благодаря нежной заботе Мадлен, принял решение.
Он поклялся отомстить людям, пытавшимся убить адмирала, и был полон решимости выполнить свою клятву.
Не посоветовавшись с матерью, он распорядился арестовать нескольких близких де Гизу мужчин, в том числе Шануана де Вилльмура.
— Если Генрих де Гиз — соучастник преступления, он поплатится за это жизнью.
Катрин воспользовалась первой же возможностью остаться наедине с сыном.
— О, Карл, — печально промолвила она, — ты следуешь дурному совету, объявляя войну Генриху де Гизу. Неужели ты еще не оценил силу этого человека? Если бы ты говорил так в Блуа или Орлеане, в Шамборе или Шенонсо, я бы сказала, что ты не взвешиваешь свои слова. Но произносить такие угрозы в Париже — значит совершать величайшую глупость. Подняв руку на герцога, ты восстановишь против себя весь город, потому что парижане — на стороне Генриха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102