О, не будь глупой! Конечно, у нас все получится. Тут нет ничего сложного.
Карета остановилась.
— Генриетта, возьми себя в руки. Соберись. Ты должна выглядеть печальной. Помни о том, что ты идешь на последнее свидание с любимым… Так они думают… завтра его ждет казнь. Представь, какие чувства ты испытывала бы, если бы мы не разработали наш план… и выгляди соответствующим образом. Вот так… Меня разбирает смех при мысли о том, как мы их всех одурачим. Идем, Генриетта. Ты готова? Нам потребуются лишь мужество и выдержка.
Кучер распахнул перед ними дверь. Его лицо было серьезным. Он получил конкретный приказ: две женщины покинут экипаж, затем они вернутся вчетвером, и он погонит лошадей как можно быстрее в одну гостиницу, где их будут ждать свежие кони.
Все было тщательно продумано; слугам королевы Наваррской приходилось участвовать в необычных делах.
За толстыми каменными стенами было очень холодно. Стражники отдали честь королеве и ее подруге с мрачной галантностью. Они знали о дружбе женщин с заключенными; будучи людьми романтичными и благородными, они сочувствовали несчастным дамам. Кое-кто из них был готов под угрозой наказания позволить очаровательным королеве и герцогине попрощаться с их обреченными возлюбленными. В глазах тюремщиков было заметно галльское сочувствие ко всем влюбленным; стражники с состраданием смотрели на печальных красавиц.
Молчаливый тюремщик отпер дверь камеры, с грустью глядя на Марго. Как все напуганы, подумала королева. Все, кроме меня.
Шагнув в камеру, она испытала лишь радость приключения и сильную надежду на успех; страхи и страдания последних недель показались ей ненапрасными, поскольку благодаря им она могла насладиться этим великолепным моментом — ей предстояло подарить жизнь ее возлюбленному.
Дверь закрылась за Марго.
— Мой дорогой, — прошептала она. — Мой Гиацинт…
Ее глаза привыкли к полумраку; она разглядела нечто лежащее на полу в виде груды тряпья.
— Где ты? Где ты? — испуганно закричала Марго.
Груда пошевелилась. Марго опустилась перед ней на колени.
— Мой любимый… мой дорогой… — пробормотала она и развернула грубое одеяло. Ла Моль лежал с лицом мертвеца; влажная прядь волос прилипла к его лбу.
— Что с тобой? Что случилось?
Он молча уставился на нее.
— О, Господи! — прошептала она. — Кровь… на полу… на одеяле… везде… его кровь!
Она бережно, осторожно развернула одеяло до конца и закричала, увидев раздробленные кровоточащие ноги и ступни.
Она все поняла. Они применили испанский сапог; они сломали его прекрасные ноги; он не сможет больше ходить. Ее великолепный план спасения Ла Моля неосуществим.
Он, наконец, заметил Марго; она увидела на его губах слабую улыбку.
Он что-то забормотал; она склонилась над ним, чтобы разобрать слова.
— Ты пришла… — сказал он. — Дорогая… этого достаточно. Это все, о чем я молил Господа… Ты не забыла…
Она прижалась щекой к лицу Ла Моля; он попытался поднять руку и коснуться Марго, но усилие заставило его застонать; лоб графа покрылся испариной.
— Ты не должен двигаться, — сказала Марго. — О мой дорогой, что я могу сделать? Почему я опоздала?
— Ты пришла. Этого… достаточно, — снова заговорил он.
Тюремщик молча вошел в камеру.
— Мадам, вы должны уйти. Мадам, я весьма сожалею. Поступил приказ, и я не мог предотвратить его выполнение. Я не в силах был ничего сделать.
Она кивнула.
— Приказ, — повторила Марго; ей показалось, что она видит улыбающееся лицо матери. — Я понимаю. Я понимаю.
Генриетта ждала ее в коридоре с платком, поднесенным к глазам.
— Аннибал… тоже? — пробормотала Марго.
Генриетта кивнула.
Они вдвоем вышли к карете. Теперь не было необходимости разыгрывать из себя двух несчастных женщин, пришедших попрощаться с возлюбленными.
Толпа собралась на площади Мятежников, чтобы лицезреть казнь двух мужчин, вступивших в заговор с целью убийства короля. Это событие привлекло внимание людей, потому что обреченных считали великими любовниками — один из них был возлюбленным самой королевы Наваррской, другой пользовался благосклонностью герцогини Неверской.
Толпа роптала. Люди обвиняли жестокую королеву-мать. Она была причиной всех бед Франции. О ней писали книги. Говорили, что ревность к дочери заставила Катрин мучить ее возлюбленного и принять решение о его казни. Любые обвинения в адрес королевы-матери казались недостаточными. Народная ненависть к ней выплескивалась наружу во время публичных церемоний.
— У него была восковая фигурка короля…
— О! Пора этому сумасшедшему покинуть сей мир.
— Тсс! Неизвестно, кто нас слышит. И что, если он умрет? Кто займет его место? Наш щеголь из Польши? Коротышка Аленсон? Это клубок змей.
Послышался скрип колес крытой двуколки; толпа на время притихла.
Затем кто-то прошептал:
— Говорят, его безжалостно пытали с помощью испанского сапога. Их обоих мучили… Ла Моля и Коконна. Они не могут самостоятельно прийти на место казни.
— Несчастные джентльмены. Несчастные красавцы.
— Как долго мы позволим этой женщине править страной?
Скрип прекратился; двух мужчин подняли на эшафот.
Толпа взирала на происходящее; многие, не таясь, плакали. Казалось жестоким обречь людей на смерть за изготовление восковой фигурки человека, и так уже стоявшего на краю могилы. Даже после пыток жертвы не потеряли величественной привлекательности.
Палач жестом велел своим помощникам положить Ла Моля на плаху.
— Пришел ваш час, месье, — сказал он.
— Я готов, — ответил Ла Моль. — Прощай, моя дорогая.
Палач положил его в нужное место.
— Вы хотите еще что-нибудь сказать, месье?
— Я лишь прошу вас засвидетельствовать мое почтение королеве Наваррской. Передайте ей, что я умер с ее именем на устах. О, Маргарита, моя королева… моя любовь.
Он опустил голову на плаху и стал ждать, когда опытный палач отсечет ее мечом.
Толпа горестно ахнула.
Пришел черед Коконна. Короткая пугающая тишина, бормотанье, блеск меча; голова Коконна покатилась по окровавленной соломе к голове его друга.
Катрин торжествовала. Теперь было ясно, что король умирает. У него не осталось сил даже на то, чтобы передвигаться в паланкине. Он не покидал спальню.
Стоял май; солнечный свет заливал покои. Возле постели короля сидела юная королева; она украдкой вытирала слезы, которые не могла сдержать. Лицо Мадлен было искажено страданием. Бледная печальная Мари Туше скорбно смотрела на Карла. Эти оберегавшие его женщины понимали, что конец близок.
Марго тоже находилась здесь, но Катрин догадывалась, что дочь думает не о короле. Она была молчалива; Катрин говорила себе, что у Марго «временно разбито сердце» из-за смерти Ла Моля. Каким непростым человеком была Марго!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
Карета остановилась.
— Генриетта, возьми себя в руки. Соберись. Ты должна выглядеть печальной. Помни о том, что ты идешь на последнее свидание с любимым… Так они думают… завтра его ждет казнь. Представь, какие чувства ты испытывала бы, если бы мы не разработали наш план… и выгляди соответствующим образом. Вот так… Меня разбирает смех при мысли о том, как мы их всех одурачим. Идем, Генриетта. Ты готова? Нам потребуются лишь мужество и выдержка.
Кучер распахнул перед ними дверь. Его лицо было серьезным. Он получил конкретный приказ: две женщины покинут экипаж, затем они вернутся вчетвером, и он погонит лошадей как можно быстрее в одну гостиницу, где их будут ждать свежие кони.
Все было тщательно продумано; слугам королевы Наваррской приходилось участвовать в необычных делах.
За толстыми каменными стенами было очень холодно. Стражники отдали честь королеве и ее подруге с мрачной галантностью. Они знали о дружбе женщин с заключенными; будучи людьми романтичными и благородными, они сочувствовали несчастным дамам. Кое-кто из них был готов под угрозой наказания позволить очаровательным королеве и герцогине попрощаться с их обреченными возлюбленными. В глазах тюремщиков было заметно галльское сочувствие ко всем влюбленным; стражники с состраданием смотрели на печальных красавиц.
Молчаливый тюремщик отпер дверь камеры, с грустью глядя на Марго. Как все напуганы, подумала королева. Все, кроме меня.
Шагнув в камеру, она испытала лишь радость приключения и сильную надежду на успех; страхи и страдания последних недель показались ей ненапрасными, поскольку благодаря им она могла насладиться этим великолепным моментом — ей предстояло подарить жизнь ее возлюбленному.
Дверь закрылась за Марго.
— Мой дорогой, — прошептала она. — Мой Гиацинт…
Ее глаза привыкли к полумраку; она разглядела нечто лежащее на полу в виде груды тряпья.
— Где ты? Где ты? — испуганно закричала Марго.
Груда пошевелилась. Марго опустилась перед ней на колени.
— Мой любимый… мой дорогой… — пробормотала она и развернула грубое одеяло. Ла Моль лежал с лицом мертвеца; влажная прядь волос прилипла к его лбу.
— Что с тобой? Что случилось?
Он молча уставился на нее.
— О, Господи! — прошептала она. — Кровь… на полу… на одеяле… везде… его кровь!
Она бережно, осторожно развернула одеяло до конца и закричала, увидев раздробленные кровоточащие ноги и ступни.
Она все поняла. Они применили испанский сапог; они сломали его прекрасные ноги; он не сможет больше ходить. Ее великолепный план спасения Ла Моля неосуществим.
Он, наконец, заметил Марго; она увидела на его губах слабую улыбку.
Он что-то забормотал; она склонилась над ним, чтобы разобрать слова.
— Ты пришла… — сказал он. — Дорогая… этого достаточно. Это все, о чем я молил Господа… Ты не забыла…
Она прижалась щекой к лицу Ла Моля; он попытался поднять руку и коснуться Марго, но усилие заставило его застонать; лоб графа покрылся испариной.
— Ты не должен двигаться, — сказала Марго. — О мой дорогой, что я могу сделать? Почему я опоздала?
— Ты пришла. Этого… достаточно, — снова заговорил он.
Тюремщик молча вошел в камеру.
— Мадам, вы должны уйти. Мадам, я весьма сожалею. Поступил приказ, и я не мог предотвратить его выполнение. Я не в силах был ничего сделать.
Она кивнула.
— Приказ, — повторила Марго; ей показалось, что она видит улыбающееся лицо матери. — Я понимаю. Я понимаю.
Генриетта ждала ее в коридоре с платком, поднесенным к глазам.
— Аннибал… тоже? — пробормотала Марго.
Генриетта кивнула.
Они вдвоем вышли к карете. Теперь не было необходимости разыгрывать из себя двух несчастных женщин, пришедших попрощаться с возлюбленными.
Толпа собралась на площади Мятежников, чтобы лицезреть казнь двух мужчин, вступивших в заговор с целью убийства короля. Это событие привлекло внимание людей, потому что обреченных считали великими любовниками — один из них был возлюбленным самой королевы Наваррской, другой пользовался благосклонностью герцогини Неверской.
Толпа роптала. Люди обвиняли жестокую королеву-мать. Она была причиной всех бед Франции. О ней писали книги. Говорили, что ревность к дочери заставила Катрин мучить ее возлюбленного и принять решение о его казни. Любые обвинения в адрес королевы-матери казались недостаточными. Народная ненависть к ней выплескивалась наружу во время публичных церемоний.
— У него была восковая фигурка короля…
— О! Пора этому сумасшедшему покинуть сей мир.
— Тсс! Неизвестно, кто нас слышит. И что, если он умрет? Кто займет его место? Наш щеголь из Польши? Коротышка Аленсон? Это клубок змей.
Послышался скрип колес крытой двуколки; толпа на время притихла.
Затем кто-то прошептал:
— Говорят, его безжалостно пытали с помощью испанского сапога. Их обоих мучили… Ла Моля и Коконна. Они не могут самостоятельно прийти на место казни.
— Несчастные джентльмены. Несчастные красавцы.
— Как долго мы позволим этой женщине править страной?
Скрип прекратился; двух мужчин подняли на эшафот.
Толпа взирала на происходящее; многие, не таясь, плакали. Казалось жестоким обречь людей на смерть за изготовление восковой фигурки человека, и так уже стоявшего на краю могилы. Даже после пыток жертвы не потеряли величественной привлекательности.
Палач жестом велел своим помощникам положить Ла Моля на плаху.
— Пришел ваш час, месье, — сказал он.
— Я готов, — ответил Ла Моль. — Прощай, моя дорогая.
Палач положил его в нужное место.
— Вы хотите еще что-нибудь сказать, месье?
— Я лишь прошу вас засвидетельствовать мое почтение королеве Наваррской. Передайте ей, что я умер с ее именем на устах. О, Маргарита, моя королева… моя любовь.
Он опустил голову на плаху и стал ждать, когда опытный палач отсечет ее мечом.
Толпа горестно ахнула.
Пришел черед Коконна. Короткая пугающая тишина, бормотанье, блеск меча; голова Коконна покатилась по окровавленной соломе к голове его друга.
Катрин торжествовала. Теперь было ясно, что король умирает. У него не осталось сил даже на то, чтобы передвигаться в паланкине. Он не покидал спальню.
Стоял май; солнечный свет заливал покои. Возле постели короля сидела юная королева; она украдкой вытирала слезы, которые не могла сдержать. Лицо Мадлен было искажено страданием. Бледная печальная Мари Туше скорбно смотрела на Карла. Эти оберегавшие его женщины понимали, что конец близок.
Марго тоже находилась здесь, но Катрин догадывалась, что дочь думает не о короле. Она была молчалива; Катрин говорила себе, что у Марго «временно разбито сердце» из-за смерти Ла Моля. Каким непростым человеком была Марго!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102