Говорят, что задержаны маршалы Монтгомери и Коссе. По слухам, король раскрыл какой-то заговор.
Генриетта, закрыв лицо ладонями, упала на диван. Взгляд Марго застыл. Почему, почему они не отказались от своих глупых планов? Почему им было мало любви?
Марго, не теряя времени, отправилась в Винсенн. Она знала, что ей не позволят увидеться с возлюбленным, томившимся в подвалах замка, но она, возможно, сумеет поговорить с мужем, находившимся в покоях.
Наваррец держался невозмутимо.
— Что заставило тебя совершить такую глупость? — спросила Марго.
— Моя дорогая жена, глупость совершил не я, а ваши поклонники, потерявшие от любви голову. По их легкомыслию в руки твоей матери попали письма, не предназначенные для ее глаз.
— Думаешь, на этот раз тебе удастся избежать наказания?
— Твой вопрос заставляет меня задуматься.
— Как глупо с твоей стороны повторно замыслить бегство!
— Если бы не твое вмешательство, вторая попытка не понадобилась бы. Мы с твоим братом были бы сейчас свободными людьми.
— Вы оба весьма безответственны. Вы втянули этих двух мужчин в ваши интриги, и теперь они пострадают за ваши проступки.
— Дорогая Марго! — сказал Генрих. — Ты всегда защищаешь своих любовников. Мне даже хочется стать одним из них.
— Не отнимай у меня время попусту. Что мы можем сделать?
Он пожал плечами; Марго возмутилась.
— Не улыбайся так, словно все это пустяк. Ты подверг опасности других людей.
— Скажи «Ла Моля», а не «других людей». Это будет честнее… именно о нем идет речь.
— Ты должен признать, что ответственность лежит на тебе и моем брате.
— Это не совсем верно, моя дорогая. Есть письмо, написанное рукой Ла Моля; другое послание составлено лично Коконна. Эти письма свидетельствуют о том, что они оба — активные соучастники заговора, знавшие о наших планах.
— Ты должен спасти их, — сказала Марго.
— Не сомневайся — я сделаю все возможное.
— Необходимо доказать отсутствие заговора. Это реально?
— Мы всегда можем все отрицать, — сказал Наваррец. — Даже при наличии явных свидетельств.
— Похоже, ты не дорожишь ни своей, ни чьей-либо жизнью.
— Вероятно, лучше умереть молодым, нежели состариться. Я часто думаю об этом.
— Ты меня бесишь. Послушай. Я составлю документ и представлю его членам комиссии в том случае, если они соберутся допрашивать тебя.
— Ты… выступишь в мою защиту!
— Почему нет? Я — твоя жена. И к тому же обладаю литературными способностями. Клянусь, я могу представить твое дело таким образом, что все поверят в твою невиновность.
Он улыбнулся.
— Возможно, в этом что-то есть, Марго. Ты искусно владеешь пером. Читая твои отчеты о происходящем при дворе, я верил в то, что ты — несчастная, невинная, добродетельная жертва клеветы и наветов. Вопреки всему, что я знал о тебе. Если ты умеешь сочинять красивые небылицы о себе, то почему тебе не придумать нечто подобное насчет меня? Напиши этот документ. Отдаю себя в твои руки. Я скажу то, что ты посоветуешь.
Один из охранников постучал в дверь.
— Войдите, — сказала Марго.
— Сюда приближается королева-мать, — ответили ей.
— Она не найдет меня здесь, — заявила Марго, обращаясь к мужу. — Запомни мои слова. Не признавайся ни в чем. Не забывай ни на минуту — ты и твой брат, вы можете избежать наказания, а те двое, которых вы безответственно использовали, — нет.
— Любовь моя, — Наваррец поцеловал ее руку, — я этого не забуду.
Теперь, когда Катрин решила пресечь дальнейшее неповиновение со стороны сына и зятя, она, не теряя времени, принялась осуществлять задуманное. Она не хотела, чтобы сведения о заговоре стали всеобщим достоянием. Конечно, небольшая утечка информации неизбежна, но она сделает все, чтобы уменьшить ее.
Монтгомери и Коссе находились под арестом и в настоящее время не могли причинить вреда. Катрин подумала о том, что было бы неплохо исключить такую возможность на будущее. Их можно убить, пока они находятся в тюрьме. Конечно, не сейчас. Когда речь идет о столь важных людях, необходима осторожность. Нужно пустить олух об их болезни; позже можно будет сказать, что они умерли от нее.
Она не хотела, чтобы гугеноты знали, как близок к успеху был план их лидеров. Не хотела, чтобы протестанты знали о том, что Аленсон и Наваррец считают себя их лидерами. Они публично изменили веру, и Катрин желала, чтобы народ Франции продолжал презирать предателей. Поэтому заговор должен как можно дольше оставаться тайной.
Но люди не должны думать, что можно предать интересы короля и королевы-матери и избежать наказания только потому, что неразумно разглашать факт наличия заговора. Катрин уже выбрала козлов отпущения. Ими станут Ла Мюль и Коконна. Ближайшее окружение Аленсона и Наваррца поймет, почему этих двоих постигло несчастье. Но остальные люди должны думать, что причина в чем-то другом.
Как мудро поступила она, собирая информацию о мельчайших событиях! Можно ли быть уверенным в том, что пустяки, кажущиеся незначительными, не станут ключом к тому, что ищет человек?
Отдавая приказ о задержании Ла Моля и Коконна, она сказала стражникам:
— Арестуйте этих двоих. При графе де Ла Моле вы найдете маленькую восковую фигурку. Она будет облачена в плащ, похожий на мантию королевы; на голове у нее вы увидите корону. Если при нем не окажется фигурки, найдите ее в его доме.
Изображение дамы было обнаружено у влюбленного графа завернутым в платок. Оно перешло в руки Катрин.
Получив восковую куколку, королева-мать тотчас отправилась к королю.
Карл совсем сдал. Он уже не мог ходить, его носили в паланкине. Каждый раз, видя сына, Катрин думала: не пора ли послать письмо в Польшу? Если бы она была уверена, что ей удастся успешно устранить Карла, то уже давно отправила бы весточку Генриху. Но король не отпускал от себя трех женщин. Кто-то из них — Мари Туше, королева, или Мадлен, — всегда находились возле него. Прежде чем он ел пищу, ее пробовала одна из женщин. Какое ужасное положение для великой королевы — матери короля! Она зависела от этих слабых женщин.
Маленькая восковая фигурка была именно тем, в чем нуждалась Катрин; юна могла послужить оправданием ее планов. С ее помощью Катрин обретала возможность распорядиться судьбой двух мужчин, которым, по ее мнению, следовало умереть. Фигурка объяснит Мари Туше, глупой старой няне и жене Карла, почему здоровье короля резко ухудшилось.
— Я должна поговорить с тобой, мой — сын. Речь идет о деле большой важности.
Она посмотрела на Мари, которая затрепетала при появлении Катрин. Карл сжал руку любовницы.
— Не уходи, Мари, — сказал он.
Катрин холодно улыбнулась дрожащей девушке.
— Да, ты не должна уходить, Мари, потому что ты любишь моего сына не меньше меня; поэтому я люблю и тебя тоже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
Генриетта, закрыв лицо ладонями, упала на диван. Взгляд Марго застыл. Почему, почему они не отказались от своих глупых планов? Почему им было мало любви?
Марго, не теряя времени, отправилась в Винсенн. Она знала, что ей не позволят увидеться с возлюбленным, томившимся в подвалах замка, но она, возможно, сумеет поговорить с мужем, находившимся в покоях.
Наваррец держался невозмутимо.
— Что заставило тебя совершить такую глупость? — спросила Марго.
— Моя дорогая жена, глупость совершил не я, а ваши поклонники, потерявшие от любви голову. По их легкомыслию в руки твоей матери попали письма, не предназначенные для ее глаз.
— Думаешь, на этот раз тебе удастся избежать наказания?
— Твой вопрос заставляет меня задуматься.
— Как глупо с твоей стороны повторно замыслить бегство!
— Если бы не твое вмешательство, вторая попытка не понадобилась бы. Мы с твоим братом были бы сейчас свободными людьми.
— Вы оба весьма безответственны. Вы втянули этих двух мужчин в ваши интриги, и теперь они пострадают за ваши проступки.
— Дорогая Марго! — сказал Генрих. — Ты всегда защищаешь своих любовников. Мне даже хочется стать одним из них.
— Не отнимай у меня время попусту. Что мы можем сделать?
Он пожал плечами; Марго возмутилась.
— Не улыбайся так, словно все это пустяк. Ты подверг опасности других людей.
— Скажи «Ла Моля», а не «других людей». Это будет честнее… именно о нем идет речь.
— Ты должен признать, что ответственность лежит на тебе и моем брате.
— Это не совсем верно, моя дорогая. Есть письмо, написанное рукой Ла Моля; другое послание составлено лично Коконна. Эти письма свидетельствуют о том, что они оба — активные соучастники заговора, знавшие о наших планах.
— Ты должен спасти их, — сказала Марго.
— Не сомневайся — я сделаю все возможное.
— Необходимо доказать отсутствие заговора. Это реально?
— Мы всегда можем все отрицать, — сказал Наваррец. — Даже при наличии явных свидетельств.
— Похоже, ты не дорожишь ни своей, ни чьей-либо жизнью.
— Вероятно, лучше умереть молодым, нежели состариться. Я часто думаю об этом.
— Ты меня бесишь. Послушай. Я составлю документ и представлю его членам комиссии в том случае, если они соберутся допрашивать тебя.
— Ты… выступишь в мою защиту!
— Почему нет? Я — твоя жена. И к тому же обладаю литературными способностями. Клянусь, я могу представить твое дело таким образом, что все поверят в твою невиновность.
Он улыбнулся.
— Возможно, в этом что-то есть, Марго. Ты искусно владеешь пером. Читая твои отчеты о происходящем при дворе, я верил в то, что ты — несчастная, невинная, добродетельная жертва клеветы и наветов. Вопреки всему, что я знал о тебе. Если ты умеешь сочинять красивые небылицы о себе, то почему тебе не придумать нечто подобное насчет меня? Напиши этот документ. Отдаю себя в твои руки. Я скажу то, что ты посоветуешь.
Один из охранников постучал в дверь.
— Войдите, — сказала Марго.
— Сюда приближается королева-мать, — ответили ей.
— Она не найдет меня здесь, — заявила Марго, обращаясь к мужу. — Запомни мои слова. Не признавайся ни в чем. Не забывай ни на минуту — ты и твой брат, вы можете избежать наказания, а те двое, которых вы безответственно использовали, — нет.
— Любовь моя, — Наваррец поцеловал ее руку, — я этого не забуду.
Теперь, когда Катрин решила пресечь дальнейшее неповиновение со стороны сына и зятя, она, не теряя времени, принялась осуществлять задуманное. Она не хотела, чтобы сведения о заговоре стали всеобщим достоянием. Конечно, небольшая утечка информации неизбежна, но она сделает все, чтобы уменьшить ее.
Монтгомери и Коссе находились под арестом и в настоящее время не могли причинить вреда. Катрин подумала о том, что было бы неплохо исключить такую возможность на будущее. Их можно убить, пока они находятся в тюрьме. Конечно, не сейчас. Когда речь идет о столь важных людях, необходима осторожность. Нужно пустить олух об их болезни; позже можно будет сказать, что они умерли от нее.
Она не хотела, чтобы гугеноты знали, как близок к успеху был план их лидеров. Не хотела, чтобы протестанты знали о том, что Аленсон и Наваррец считают себя их лидерами. Они публично изменили веру, и Катрин желала, чтобы народ Франции продолжал презирать предателей. Поэтому заговор должен как можно дольше оставаться тайной.
Но люди не должны думать, что можно предать интересы короля и королевы-матери и избежать наказания только потому, что неразумно разглашать факт наличия заговора. Катрин уже выбрала козлов отпущения. Ими станут Ла Мюль и Коконна. Ближайшее окружение Аленсона и Наваррца поймет, почему этих двоих постигло несчастье. Но остальные люди должны думать, что причина в чем-то другом.
Как мудро поступила она, собирая информацию о мельчайших событиях! Можно ли быть уверенным в том, что пустяки, кажущиеся незначительными, не станут ключом к тому, что ищет человек?
Отдавая приказ о задержании Ла Моля и Коконна, она сказала стражникам:
— Арестуйте этих двоих. При графе де Ла Моле вы найдете маленькую восковую фигурку. Она будет облачена в плащ, похожий на мантию королевы; на голове у нее вы увидите корону. Если при нем не окажется фигурки, найдите ее в его доме.
Изображение дамы было обнаружено у влюбленного графа завернутым в платок. Оно перешло в руки Катрин.
Получив восковую куколку, королева-мать тотчас отправилась к королю.
Карл совсем сдал. Он уже не мог ходить, его носили в паланкине. Каждый раз, видя сына, Катрин думала: не пора ли послать письмо в Польшу? Если бы она была уверена, что ей удастся успешно устранить Карла, то уже давно отправила бы весточку Генриху. Но король не отпускал от себя трех женщин. Кто-то из них — Мари Туше, королева, или Мадлен, — всегда находились возле него. Прежде чем он ел пищу, ее пробовала одна из женщин. Какое ужасное положение для великой королевы — матери короля! Она зависела от этих слабых женщин.
Маленькая восковая фигурка была именно тем, в чем нуждалась Катрин; юна могла послужить оправданием ее планов. С ее помощью Катрин обретала возможность распорядиться судьбой двух мужчин, которым, по ее мнению, следовало умереть. Фигурка объяснит Мари Туше, глупой старой няне и жене Карла, почему здоровье короля резко ухудшилось.
— Я должна поговорить с тобой, мой — сын. Речь идет о деле большой важности.
Она посмотрела на Мари, которая затрепетала при появлении Катрин. Карл сжал руку любовницы.
— Не уходи, Мари, — сказал он.
Катрин холодно улыбнулась дрожащей девушке.
— Да, ты не должна уходить, Мари, потому что ты любишь моего сына не меньше меня; поэтому я люблю и тебя тоже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102