— И даже Ушедшим? И гоблинам, что жили в Харенских горах?
— Даже им, — подтвердила она, — ибо не нам судить, кто войдет в Покои Света, а кто останется вне.
Алан подумал о Пятом Брате, эйкийском вожде, которого тогда освободил. Вспомнил, как рассказывал ему историю об Экстасисе и чуде Вознесения. Вождь не понимал вендийского. И все же… именно его рассказ заставил эйкийца заговорить с ним, выдать, что он обладает разумом и способностью понимать речь. Именно рассказ о чуде заставил варвара искать у него помощи и дружбы.
Служанка принесла кувшин с водой, намочила полотенце и принялась бережно прикладывать к лицу Антонии, а затем втирать масло с резким запахом лаванды.
— Продолжай, — промолвила, закрыв глаза, епископ. — Читай дальше, дитя.
Алан оглянулся на Агиуса, но тот по-прежнему стоял на коленях, глядя в пол. Нервно облизнув губы, юноша продолжил:
— «В Саисе жили тогда люди многих племен, и собрались они посмотреть на чудо, и были взволнованы и изумлены. И тогда Текла стала перед Шестью, и рекла им: „Сие и есть то, о чем рек нам пророк наш. Будет так в последние дни, мы разделим Слово Святое между людом Божьим. Жены получат видения, а мужи смогут видеть сны. Даже рабы получат частицу Слова и станут пророчествовать. И явим Мы знамения в земле и на небесах — кровь, огнь и бурю. Солнце обернется тьмою, и луна подернется кровью. Воззови тогда к Владычице по имени ее — Матерь Живущего, и ко Господу, что есть Отец Жизни, и будешь спасен, и вознесен в Покои Света“. И тогда прочие ученики воздели руки и вознесли к небесам благодарные молитвы».
В шатер вошел клирик и что-то шепнул на ухо Антонии. Она ласково улыбнулась, жестом отпустила его и затем поднялась сама.
— Мы ждем еще одного гостя, — сказала она.
Тут же вошел брат Гериберт, сопровождаемый двумя стражниками, и ввел Констанцию. В отдалении шли слуги и несли соломенные тюфяки и походную кровать.
В последние дни Констанция лишилась всех епископских облачений. Алан мог только догадываться, отдала ли она их добровольно или была принуждена к тому силой.
— Благословенная сестра моя, — заговорила Антония, шагнув навстречу.
Констанция протянула руку, ожидая поцелуя, но Антония пожала ее, как простой родственнице. Если это и обидело Констанцию, та все же не подала вида. Лишенная сана, она по церковной иерархии стояла теперь много ниже Антонии, но только по церковной. Точно так же, как и раньше под епископским облачением, под нынешней рясой диаконисы Констанция носила золотое ожерелье — знак принадлежности к королевскому роду.
— Прости, дорогая, за причиненные неудобства, — продолжала Антония. — Но ты в шатре одна со своими слугами. Мест в лагере мало, нынче к нам приезжает сородич герцога Конрада, сын сестры его отца. Он присоединяется к нашей рати с двадцатью конными воинами и пятьюдесятью пешими.
— Что же сам Конрад? — холодно спросила Констанция. — Отчего он не присоединяется к Сабеле? Должно быть, решился только на то, чтобы помочь вашему беззаконному мятежу, но сам от участия в нем воздержался.
Слуга принес еще один стул, и она расположилась на нем. Констанция делала вид, будто не замечает Агиуса. Но его плечи выдавали его напряжение, сама поза говорила о том, как трудно ему выносить присутствие женщины, которую он предал.
— И правда, герцог Конрад еще не прибыл. Говорят, его супруга, госпожа Идгифу, вот-вот родит.
— Это будет их четвертый ребенок, — сказала Констанция. Единственное, что выдавало ее волнение — то, что правой рукой она перебирала пальцы на левой. — Но это лишь отговорка, ваше преосвященство. Рядом с Идгифу множество слуг и родни. Мужу нет нужды оставаться с ней в такое время. Не обманывайте себя. Если Конрада нет в рядах с войском Сабелы — это значит, он и не собирается там быть.
— Равно как и в войске Генриха.
Констанция понимающе улыбнулась:
— У Конрада свои амбиции. Кроме нашего рода, он единственный потомок Генриха Первого. Пусть дети Арнульфа Младшего сколь угодно долго истощают себя в борьбе за трон, он от этого только упрочится.
— Но такие амбиции могут быть и у герцогини Фесса Лютгарды.
— Да, и она королевского рода. Ее дед отказался от претензий на трон. И сделал это за все свое потомство. Лояльность Лютгарды казалась очевидной.
Не выдержав, Констанция глянула на Агиуса. Тот, встретив ее взгляд, вновь опустил глаза.
— Что же посоветует любезная наша сестра? — спросила Антония. Она не произносила больше полагавшегося Констанции титула — «ваше преосвященство» и поступала так преднамеренно. Констанция не была больше епископом Отуна.
— Как и положено той, кто служит Господу и Владычице, я предложу мир.
Антония вместо ответа подала знак своим слугам, и те принесли Констанции одеяло и подушку.
— Уже поздно, — сказала епископ. — На рассвете выступаем.
— Войдя в пределы Вендара, вы окончательно отрежете себе дорогу назад.
— Да будет так, — провозгласила Антония, улыбнувшись самой ласковой улыбкой. Словно учитель, терпеливо выслушивающий глуповатого и нескорого на ответы ученика. — Рать Генриха ждет нас в Касселе. Там мы и встретимся. А теперь помолимся и будем спать.
Она преклонила колени, и за ней последовали слуги и клирики. Констанция поколебалась немного, но затем, с благородной грацией человека, не позволившего несчастьям сломить свой дух, опустилась на пол и присоединилась к молитве.
Той ночью Алан видел сон.
Качка приятно убаюкивает, но ему все равно не спится. На дне барки сгрудились двадцать пленников, будущих рабов. Они плачут и стонут. Те, что уже потеряли надежду, спят. Братья отбирали самых молодых и сильных — тех, кто проживет несколько лет в северной стране, прежде чем погибнуть от холода или собачьих зубов. Некоторые, быть может, дадут потомство, но дети мягкотелых слабы и не выживают на его родине. Как удалось этим существам так быстро заселить южные земли, до сих пор остается загадкой. Опасно спрашивать об этом Матерей Мудрых, ибо о судьбе неверных не хотят ни слышать, ни знать. Но разве Халан, сын Генриха, не говорил с ним о боге и вере? Он касается Круга на шее. Холодный, безжизненный кусок дерева…
Волна ударяет о борт, и весла скрипят в уключинах. Судно быстро несется по волнам. Звуки волн привычны с детства — они для него как музыка или воздух. Добрая ночь для плавания в северном море.
Он стоит на носу корабля, вглядываясь в туман над морем. Смотрит на звезды — глаза древнейших из Матерей, чьи тела когда-то были развеяны по ветру и вознесены к великому черному льду, тверди небесной. Луна, сердце Старца, шлет морским волнам свой призрачный свет.
Когда-то и он сидел на веслах. Но это было давно, до того как отец раскрыл секрет чародейства и, овладев им в совершенстве, вывел свое племя и своих собак на путь войны, подчинив им всех прочих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
— Даже им, — подтвердила она, — ибо не нам судить, кто войдет в Покои Света, а кто останется вне.
Алан подумал о Пятом Брате, эйкийском вожде, которого тогда освободил. Вспомнил, как рассказывал ему историю об Экстасисе и чуде Вознесения. Вождь не понимал вендийского. И все же… именно его рассказ заставил эйкийца заговорить с ним, выдать, что он обладает разумом и способностью понимать речь. Именно рассказ о чуде заставил варвара искать у него помощи и дружбы.
Служанка принесла кувшин с водой, намочила полотенце и принялась бережно прикладывать к лицу Антонии, а затем втирать масло с резким запахом лаванды.
— Продолжай, — промолвила, закрыв глаза, епископ. — Читай дальше, дитя.
Алан оглянулся на Агиуса, но тот по-прежнему стоял на коленях, глядя в пол. Нервно облизнув губы, юноша продолжил:
— «В Саисе жили тогда люди многих племен, и собрались они посмотреть на чудо, и были взволнованы и изумлены. И тогда Текла стала перед Шестью, и рекла им: „Сие и есть то, о чем рек нам пророк наш. Будет так в последние дни, мы разделим Слово Святое между людом Божьим. Жены получат видения, а мужи смогут видеть сны. Даже рабы получат частицу Слова и станут пророчествовать. И явим Мы знамения в земле и на небесах — кровь, огнь и бурю. Солнце обернется тьмою, и луна подернется кровью. Воззови тогда к Владычице по имени ее — Матерь Живущего, и ко Господу, что есть Отец Жизни, и будешь спасен, и вознесен в Покои Света“. И тогда прочие ученики воздели руки и вознесли к небесам благодарные молитвы».
В шатер вошел клирик и что-то шепнул на ухо Антонии. Она ласково улыбнулась, жестом отпустила его и затем поднялась сама.
— Мы ждем еще одного гостя, — сказала она.
Тут же вошел брат Гериберт, сопровождаемый двумя стражниками, и ввел Констанцию. В отдалении шли слуги и несли соломенные тюфяки и походную кровать.
В последние дни Констанция лишилась всех епископских облачений. Алан мог только догадываться, отдала ли она их добровольно или была принуждена к тому силой.
— Благословенная сестра моя, — заговорила Антония, шагнув навстречу.
Констанция протянула руку, ожидая поцелуя, но Антония пожала ее, как простой родственнице. Если это и обидело Констанцию, та все же не подала вида. Лишенная сана, она по церковной иерархии стояла теперь много ниже Антонии, но только по церковной. Точно так же, как и раньше под епископским облачением, под нынешней рясой диаконисы Констанция носила золотое ожерелье — знак принадлежности к королевскому роду.
— Прости, дорогая, за причиненные неудобства, — продолжала Антония. — Но ты в шатре одна со своими слугами. Мест в лагере мало, нынче к нам приезжает сородич герцога Конрада, сын сестры его отца. Он присоединяется к нашей рати с двадцатью конными воинами и пятьюдесятью пешими.
— Что же сам Конрад? — холодно спросила Констанция. — Отчего он не присоединяется к Сабеле? Должно быть, решился только на то, чтобы помочь вашему беззаконному мятежу, но сам от участия в нем воздержался.
Слуга принес еще один стул, и она расположилась на нем. Констанция делала вид, будто не замечает Агиуса. Но его плечи выдавали его напряжение, сама поза говорила о том, как трудно ему выносить присутствие женщины, которую он предал.
— И правда, герцог Конрад еще не прибыл. Говорят, его супруга, госпожа Идгифу, вот-вот родит.
— Это будет их четвертый ребенок, — сказала Констанция. Единственное, что выдавало ее волнение — то, что правой рукой она перебирала пальцы на левой. — Но это лишь отговорка, ваше преосвященство. Рядом с Идгифу множество слуг и родни. Мужу нет нужды оставаться с ней в такое время. Не обманывайте себя. Если Конрада нет в рядах с войском Сабелы — это значит, он и не собирается там быть.
— Равно как и в войске Генриха.
Констанция понимающе улыбнулась:
— У Конрада свои амбиции. Кроме нашего рода, он единственный потомок Генриха Первого. Пусть дети Арнульфа Младшего сколь угодно долго истощают себя в борьбе за трон, он от этого только упрочится.
— Но такие амбиции могут быть и у герцогини Фесса Лютгарды.
— Да, и она королевского рода. Ее дед отказался от претензий на трон. И сделал это за все свое потомство. Лояльность Лютгарды казалась очевидной.
Не выдержав, Констанция глянула на Агиуса. Тот, встретив ее взгляд, вновь опустил глаза.
— Что же посоветует любезная наша сестра? — спросила Антония. Она не произносила больше полагавшегося Констанции титула — «ваше преосвященство» и поступала так преднамеренно. Констанция не была больше епископом Отуна.
— Как и положено той, кто служит Господу и Владычице, я предложу мир.
Антония вместо ответа подала знак своим слугам, и те принесли Констанции одеяло и подушку.
— Уже поздно, — сказала епископ. — На рассвете выступаем.
— Войдя в пределы Вендара, вы окончательно отрежете себе дорогу назад.
— Да будет так, — провозгласила Антония, улыбнувшись самой ласковой улыбкой. Словно учитель, терпеливо выслушивающий глуповатого и нескорого на ответы ученика. — Рать Генриха ждет нас в Касселе. Там мы и встретимся. А теперь помолимся и будем спать.
Она преклонила колени, и за ней последовали слуги и клирики. Констанция поколебалась немного, но затем, с благородной грацией человека, не позволившего несчастьям сломить свой дух, опустилась на пол и присоединилась к молитве.
Той ночью Алан видел сон.
Качка приятно убаюкивает, но ему все равно не спится. На дне барки сгрудились двадцать пленников, будущих рабов. Они плачут и стонут. Те, что уже потеряли надежду, спят. Братья отбирали самых молодых и сильных — тех, кто проживет несколько лет в северной стране, прежде чем погибнуть от холода или собачьих зубов. Некоторые, быть может, дадут потомство, но дети мягкотелых слабы и не выживают на его родине. Как удалось этим существам так быстро заселить южные земли, до сих пор остается загадкой. Опасно спрашивать об этом Матерей Мудрых, ибо о судьбе неверных не хотят ни слышать, ни знать. Но разве Халан, сын Генриха, не говорил с ним о боге и вере? Он касается Круга на шее. Холодный, безжизненный кусок дерева…
Волна ударяет о борт, и весла скрипят в уключинах. Судно быстро несется по волнам. Звуки волн привычны с детства — они для него как музыка или воздух. Добрая ночь для плавания в северном море.
Он стоит на носу корабля, вглядываясь в туман над морем. Смотрит на звезды — глаза древнейших из Матерей, чьи тела когда-то были развеяны по ветру и вознесены к великому черному льду, тверди небесной. Луна, сердце Старца, шлет морским волнам свой призрачный свет.
Когда-то и он сидел на веслах. Но это было давно, до того как отец раскрыл секрет чародейства и, овладев им в совершенстве, вывел свое племя и своих собак на путь войны, подчинив им всех прочих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135