Сапиентия, как мать, была низенькой, смугловатой и ладной, в остальном же походила на отца. Как и он, заливалась краской, когда теряла выдержку.
Теофану была повыше ростом и более стройна, но грубее и резче. От матери унаследовала странную холодность характера. Придворные считали это восточной хитростью и никогда не доверяли ни королеве, ни Теофану.
— Ты злишься, потому что отец хочет отдать мне в управление Истфолл. Хочешь заполучить маркграфство сама! — Цвет лица Сапиентии сейчас ничем не отличался от цвета роскошных роз в саду, но шел ей не так, как розам.
За восемнадцать лет Росвита ни разу не видела, чтобы Теофану выходила из себя. Даже в детстве. Странный ребенок! Но у нее в запасе было множество надежных способов рассердить сестрицу.
— Возможно, отец и увеличит мои владения, когда сочтет нужным. Но сама я никогда не считала возможным просить его об этом.
Росвита поспешила вперед, видя, что бедняжка Сапиентия не в силах сдерживать ярость.
— Ваши высочества! — проговорила она быстро, не дав Сапиентии раскрыть рта. — Как хорошо, что я вас нашла.
Вмешательство оказалось кстати: графиня, искавшая резких слов, растерялась и замолчала. Теофану немного насмешливо приподняла брови.
— Какие-то новости? — вежливо спросила она, но Росвита понимала, что та не даст себя провести этой выходкой.
Росвита весьма кстати вспомнила об отцовском письме.
— Небольшое семейное дело, но я смиренно прошу у ваших высочеств дозволения переговорить с вами о нем.
— Можете доверять нам, — Сапиентия пожала руки Росвиты, — мы сделаем все, что можем.
Теофану просто кивнула.
— У меня есть брат по имени Ивар. Он должен поступить в монастырь матушки Схоластики в Кведлинхейме. Я надеялась, что вы окажете честь мне и моей семье, попросив почтенную аббатису помочь ему в первые дни его пребывания там. Он совсем молод, двумя или тремя годами младше вас, ваше высочество. — Она кивнула Теофану. — Тем более, судя по письму отца, сам Ивар не очень-то хотел идти в церковь.
— Он младший сын, — сказала Сапиентия, — чего же он хочет?
— Не знаю. Я видела его всего два раза, ведь он родился тогда, когда я уже десять лет пребывала в Корвее. Он сын отца от второй жены, дочери графини Хесбайской.
— Ах, помню. Той самой, что имела трех дочек от трех мужей. — Сапиентия выпустила руки Росвиты и отошла к высохшему фонтану.
Четыре каменных единорога, вставших на дыбы, спокойно взирали на нее. Поврежденный зимним ураганом, фонтан так и не привели в действие — из-за чего отцу Бардо пришлось долго извиняться перед королем и королевой, прибывшими сюда, в Херсфордский монастырь, чтобы посмотреть на этот скульптурный шедевр. Для весны день был очень теплым. Росвита чувствовала, как от мозаичного пола и каменной балюстрады веет солнечным жаром.
— Ее другая дочка, что замужем за Гельмутом Вилламом, разговаривала со мной вчера вечером. — Сапиентия почему-то хихикнула. — Интересно, кто из них переживет больше супругов — старый Гельмут или графиня Хесбайская? У самого Виллама сейчас пятая жена, если не ошибаюсь. А у графини четвертый муж. Придется ей отослать его на войну, как она проделала с первыми тремя.
— Ты говоришь гадости, — оборвала ее Теофану. — Нечего удивляться, что отец не посылает тебя в твое Странствие.
Сапиентия быстро подошла к сестре и влепила ей пощечину.
— Владычица, сохрани, — шепнула Росвита, вставая между ними.
Лицо Теофану оставалось будто выточенным из дерева, на нем не отразилось ни торжество, ни обида. Она только договорила начатое:
— … Ты только и умеешь, что смеяться над чужим горем.
— Тише, ваши высочества. Не вступайте в спор, когда видите, что вами руководит слепая злость. Вспомните, что сказал блаженный Дайсан своим ученикам, когда их ложно обвинили в колдовстве: «Прежде всего пусть спокойными будут ваши слова…»
— «… И правда освободит вас», — закончила Теофану. Сапиентия залилась слезами и убежала в глубину сада.
Со скамейки подскочила до сих пор незаметная служанка и бросилась за ней вслед.
— Не уверена, что это мудро — обращаться так с сестрой.
— Если бы она думала, прежде чем говорить. — Теофану повернулась и сделала несколько шагов навстречу человеку, вышедшему к ним. Как и две молодые женщины, он носил тяжелое золотое ожерелье. Теофану поклонилась ему:
— Здравствуйте, батюшка.
Он потрепал рукой ее черные волосы. Росвита тоже преклонила колени.
— Ваше величество.
— Поднимись с колен, достойная госпожа Росвита, — проговорил король Генрих, — у меня есть одно дело, которое посильно только тебе.
Росвита поднялась и посмотрела королю в глаза. Он казался молодым и похож был на старшую дочь, если не считать седых волос стального оттенка. Как и все последние дни на лице его было мрачное выражение.
— Служу вашему величеству. Вы оказываете мне честь.
— Не большую, чем ты заслуживаешь, госпожа. Ты доставишь мне удовольствие, если выполнишь это поручение сразу.
— Конечно.
— Отец Бардо рассказал мне о пустыннике, святом монахе, живущем в пещере на холмах за монастырем. Он стар. Но когда-то был мудрецом.
Росвита почувствовала, что ее сердце бьется быстрее. Отшельник. К тому же мудрец. К советам таких людей сильные мира сего прибегают нечасто.
— Говорят еще, что он хорошо знаком с законодательством времен императора Тайлефера, даже с теми постановлениями, что до нас не дошли. Но он весьма редко нарушает свое уединение.
— Должны ли мы просить его выйти из затвора, ваше величество?
— Мне нужно узнать кое-что о праве наследования. — В голосе Генриха чувствовалось, волнение. Теофану бросила на отца быстрый взгляд, но не сказала ни слова. — Что до тебя, Росвита, отец Бардо сказал мне, что старый пустынник слышал, что ты пишешь историю вендийского племени для моей матушки. И может быть, он захочет заговорить с тобой. Если любознательность возьмет в нем верх над благочестием. — В голосе короля слышалась свойственная мирским дворянам ирония по отношению к людям церкви.
«Если, конечно, постоянные молитвы к Господу и Владычице не притупили в святом отшельнике страсти к знанию», — подумала Росвита, но не произнесла вслух.
— Думаешь о том же, о чем я, — улыбнулся король.
— Да, в самом деле.
— Тогда будь добра говорить вслух, иначе какой мне будет толк от твоих мудрых мыслей?
Росвита не улыбнулась. Ей всегда нравился король Генрих — настолько, насколько вообще может нравится наследник трона и власть предержащий. Последние же годы, когда он приблизил ее к себе, Росвита прониклась к нему чувством глубокого уважения.
— Тогда, ваше величество, мне придется спросить у вас, что вы надеетесь узнать у отшельника.
Генрих оглянулся. За живой изгородью Росвита увидела двух придворных, ожидавших короля:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
Теофану была повыше ростом и более стройна, но грубее и резче. От матери унаследовала странную холодность характера. Придворные считали это восточной хитростью и никогда не доверяли ни королеве, ни Теофану.
— Ты злишься, потому что отец хочет отдать мне в управление Истфолл. Хочешь заполучить маркграфство сама! — Цвет лица Сапиентии сейчас ничем не отличался от цвета роскошных роз в саду, но шел ей не так, как розам.
За восемнадцать лет Росвита ни разу не видела, чтобы Теофану выходила из себя. Даже в детстве. Странный ребенок! Но у нее в запасе было множество надежных способов рассердить сестрицу.
— Возможно, отец и увеличит мои владения, когда сочтет нужным. Но сама я никогда не считала возможным просить его об этом.
Росвита поспешила вперед, видя, что бедняжка Сапиентия не в силах сдерживать ярость.
— Ваши высочества! — проговорила она быстро, не дав Сапиентии раскрыть рта. — Как хорошо, что я вас нашла.
Вмешательство оказалось кстати: графиня, искавшая резких слов, растерялась и замолчала. Теофану немного насмешливо приподняла брови.
— Какие-то новости? — вежливо спросила она, но Росвита понимала, что та не даст себя провести этой выходкой.
Росвита весьма кстати вспомнила об отцовском письме.
— Небольшое семейное дело, но я смиренно прошу у ваших высочеств дозволения переговорить с вами о нем.
— Можете доверять нам, — Сапиентия пожала руки Росвиты, — мы сделаем все, что можем.
Теофану просто кивнула.
— У меня есть брат по имени Ивар. Он должен поступить в монастырь матушки Схоластики в Кведлинхейме. Я надеялась, что вы окажете честь мне и моей семье, попросив почтенную аббатису помочь ему в первые дни его пребывания там. Он совсем молод, двумя или тремя годами младше вас, ваше высочество. — Она кивнула Теофану. — Тем более, судя по письму отца, сам Ивар не очень-то хотел идти в церковь.
— Он младший сын, — сказала Сапиентия, — чего же он хочет?
— Не знаю. Я видела его всего два раза, ведь он родился тогда, когда я уже десять лет пребывала в Корвее. Он сын отца от второй жены, дочери графини Хесбайской.
— Ах, помню. Той самой, что имела трех дочек от трех мужей. — Сапиентия выпустила руки Росвиты и отошла к высохшему фонтану.
Четыре каменных единорога, вставших на дыбы, спокойно взирали на нее. Поврежденный зимним ураганом, фонтан так и не привели в действие — из-за чего отцу Бардо пришлось долго извиняться перед королем и королевой, прибывшими сюда, в Херсфордский монастырь, чтобы посмотреть на этот скульптурный шедевр. Для весны день был очень теплым. Росвита чувствовала, как от мозаичного пола и каменной балюстрады веет солнечным жаром.
— Ее другая дочка, что замужем за Гельмутом Вилламом, разговаривала со мной вчера вечером. — Сапиентия почему-то хихикнула. — Интересно, кто из них переживет больше супругов — старый Гельмут или графиня Хесбайская? У самого Виллама сейчас пятая жена, если не ошибаюсь. А у графини четвертый муж. Придется ей отослать его на войну, как она проделала с первыми тремя.
— Ты говоришь гадости, — оборвала ее Теофану. — Нечего удивляться, что отец не посылает тебя в твое Странствие.
Сапиентия быстро подошла к сестре и влепила ей пощечину.
— Владычица, сохрани, — шепнула Росвита, вставая между ними.
Лицо Теофану оставалось будто выточенным из дерева, на нем не отразилось ни торжество, ни обида. Она только договорила начатое:
— … Ты только и умеешь, что смеяться над чужим горем.
— Тише, ваши высочества. Не вступайте в спор, когда видите, что вами руководит слепая злость. Вспомните, что сказал блаженный Дайсан своим ученикам, когда их ложно обвинили в колдовстве: «Прежде всего пусть спокойными будут ваши слова…»
— «… И правда освободит вас», — закончила Теофану. Сапиентия залилась слезами и убежала в глубину сада.
Со скамейки подскочила до сих пор незаметная служанка и бросилась за ней вслед.
— Не уверена, что это мудро — обращаться так с сестрой.
— Если бы она думала, прежде чем говорить. — Теофану повернулась и сделала несколько шагов навстречу человеку, вышедшему к ним. Как и две молодые женщины, он носил тяжелое золотое ожерелье. Теофану поклонилась ему:
— Здравствуйте, батюшка.
Он потрепал рукой ее черные волосы. Росвита тоже преклонила колени.
— Ваше величество.
— Поднимись с колен, достойная госпожа Росвита, — проговорил король Генрих, — у меня есть одно дело, которое посильно только тебе.
Росвита поднялась и посмотрела королю в глаза. Он казался молодым и похож был на старшую дочь, если не считать седых волос стального оттенка. Как и все последние дни на лице его было мрачное выражение.
— Служу вашему величеству. Вы оказываете мне честь.
— Не большую, чем ты заслуживаешь, госпожа. Ты доставишь мне удовольствие, если выполнишь это поручение сразу.
— Конечно.
— Отец Бардо рассказал мне о пустыннике, святом монахе, живущем в пещере на холмах за монастырем. Он стар. Но когда-то был мудрецом.
Росвита почувствовала, что ее сердце бьется быстрее. Отшельник. К тому же мудрец. К советам таких людей сильные мира сего прибегают нечасто.
— Говорят еще, что он хорошо знаком с законодательством времен императора Тайлефера, даже с теми постановлениями, что до нас не дошли. Но он весьма редко нарушает свое уединение.
— Должны ли мы просить его выйти из затвора, ваше величество?
— Мне нужно узнать кое-что о праве наследования. — В голосе Генриха чувствовалось, волнение. Теофану бросила на отца быстрый взгляд, но не сказала ни слова. — Что до тебя, Росвита, отец Бардо сказал мне, что старый пустынник слышал, что ты пишешь историю вендийского племени для моей матушки. И может быть, он захочет заговорить с тобой. Если любознательность возьмет в нем верх над благочестием. — В голосе короля слышалась свойственная мирским дворянам ирония по отношению к людям церкви.
«Если, конечно, постоянные молитвы к Господу и Владычице не притупили в святом отшельнике страсти к знанию», — подумала Росвита, но не произнесла вслух.
— Думаешь о том же, о чем я, — улыбнулся король.
— Да, в самом деле.
— Тогда будь добра говорить вслух, иначе какой мне будет толк от твоих мудрых мыслей?
Росвита не улыбнулась. Ей всегда нравился король Генрих — настолько, насколько вообще может нравится наследник трона и власть предержащий. Последние же годы, когда он приблизил ее к себе, Росвита прониклась к нему чувством глубокого уважения.
— Тогда, ваше величество, мне придется спросить у вас, что вы надеетесь узнать у отшельника.
Генрих оглянулся. За живой изгородью Росвита увидела двух придворных, ожидавших короля:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135