Антония и Констанция странно смотрелись вместе: веселая, добродушная старость и строгая юность. Два епископа в одной процессии в любом случае редкое зрелище, и Алан пожалел вдруг, что всего этого не видит Лэклинг — несчастный любил все яркое и блестящее. Как Антония, убившая его, могла ехать на своем муле с таким спокойным и безмятежным лицом?
Впрочем, не Агиус ли учил его видеть разницу между внешним и внутренним? Хотя, как говорила тетушка Бела, «спокойствие внешнее говорит о спокойном сердце». Так всегда считал Алан. Теперь удивлялся. Не понимая, как можно иметь дело с кровью и темными силами, убить невинное существо и быть спокойным внешне.
Госпожа Сабела ждала их у шатра, украшенного флагами с ее символикой. Дочь ее, Таллия, стояла рядом. В платье из светлого шелка, она казалась более холодной и бледной, чем обычно. Родульф и приближенные стояли позади. Среди них и Лавастин, больше похожий на безжизненную деревянную статую. Сабела не сделала и шагу навстречу сводной сестре, предоставив Констанции самой спешиться и подойти.
— Сестра, — мягким голосом заговорила та, — я рада видеть тебя. Надеюсь, мы сможем как-то уладить споры, что раздирают нашу семью.
Сабела не протянула Констанции рук, как полагалось родственнице. Она отступила назад и подала знак солдатам, — которые обступили епископскую свиту со всех сторон. Антония тоже спешилась и встала рядом с принцессой. Таллия угрюмо смотрела на Констанцию, как будто молодая женщина была призраком. Агиус, не выпуская из рук поводья мула, присел на колено.
— Теперь ты в моих руках, Констанция, — обычным своим невыразительным голосом заговорила Сабела. — Ты остаешься у меня заложницей, до тех пор пока Генрих не признает законность моих требований.
Словно лань, застигнутая врасплох внезапным появлением охотника, Констанция откинула голову назад и широко раскрыла глаза. Бежать было некуда. Она опустила поднятые для приветствия руки и скрестила их на груди. Это движение помогло ей восстановить спокойствие.
— Меня предали, — произнесла она твердо и громко и повернулась, глядя в глаза Агиусу, который, побледнев, поднялся с колена. — Ты обещал мне безопасность, Агиус. Кузен Агиус.
Последние слова она произнесла подчеркнуто гневно, желая ими, как оружием, уничтожить несчастного священника. Агиус не отвечал.
— Он обещал тебе безопасность, — вмешалась Антония, — и он проводил тебя в твой город, где все мы утолили наш голод. А потом пошли сюда, но он уже выполнил свое обещание. Речи ведь не было о том, чтобы проводить тебя дважды.
Констанция не замечала Антонию.
— Ты солгал мне, Агиус. Я не прощу.
— И не должна, — прохрипел тот.
Смотрел он не на Констанцию даже, а на Сабелу. Алан видел, что по возрасту она годится епископу Отуна в матери. Вот только матерью она стала слишком поздно. Слишком поздно, во всяком случае для того, чтобы с помощью права чадородия претендовать на престол. Таллия, позднее дитя ее брака, болезненная и хрупкая, была слишком слабым аргументом.
— Госпожа Сабела! — обратился к ней Агиус. — Моя часть договора выполнена. Отдайте мне племянницу и отпустите нас, как обещали.
— Как обещала, я отпущу твою племянницу и оставлю ее на попечение епископа отунского, должность которую незаконно, по произволу нашего брата Генриха, занимала Констанция. Я восстанавливаю законного епископа.
Она взмахнула рукой, и из шатра вышла дряхлая женщина, одетая в епископские облачения.
— Ты противишься королевскому приказу? — вскричала Констанция. — Я епископ Отуна!
— А по какому праву Генрих низложил эту женщину с кафедры? — Голое Сабелы был ровным и твердым. — Гельвисса получила свой посох из рук самой госпожи-иерарха двадцать лет назад. Мирская власть, принадлежащая Генриху, в этих делах ничто в сравнении с властью духовной. Поэтому я всего лишь возвращаю епископа Гельвиссу на законное место.
Глядя на старуху с трясущимися руками, даже Алан прекрасно понимал, что та не более чем пешка в руках принцессы.
— Теперь она всего лишь аббатиса, — пыталась возражать Констанция, — меня рукоположили…
— Тебя рукоположили диаконисой в твоем храме, достойная сестра. А вот твое избрание епископом, думаю, может быть поставлено под сомнение. Здесь, в моем лагере, ты всего лишь диакониса.
Констанцию душил гнев. Служанка вывела из шатра маленькую девочку, племянницу Агиуса. Лицо ребенка выражало страх загнанного зверька, затихшего в ожидании последнего удара со стороны преследователя. Она увидела дядю и потянулась к нему, как слабое деревцо тянется к свету. Но не сделала движения, чтобы побежать к нему. Будто ее держали на привязи. Слезы текли по ее щекам, подбородок дрожал, хоть она и молчала. На шее у ребенка было золотое ожерелье.
— Девочка будет возвращена епископу города Отуна, — сказала Сабела, довольная собой и тем, что планы осуществляются. — Но ты можешь остаться со мной, достопочтенный брат Агиус, и возможно, еще понадобишься нам.
— Тогда моя племянница остается в твоей власти. — Голос был слишком тих. Алан никогда не видел Агиуса таким подавленным. Тот посмотрел на девочку, затем отвел взгляд, она только всхлипнула в ответ.
Констанция неожиданно упала на колени, простирая руки.
— Иди сюда, детка, — сказала она, скорее приказывая. Девочка посмотрела на дядю, который только кивнул, и подошла к молодой женщине. Констанция взяла ее за плечи. — Эрменгарда, дочь герцогини Лютгарды и ее мужа Фредерика Аварийского, предназначена церкви. — Только теперь Констанция посмотрела на Сабелу. — Даже дворцовые раздоры не должны препятствовать осуществлению Божьей воли. Позвольте одному из моих клириков отвести ее в Отун и передать на попечение моей кастелянше, достойной и образованной женщине.
Агиус молча ломал руки, глядя воспаленными глазами на девочку. Новый епископ пошатнулась и оперлась на плечо одной из служанок.
— Позволяю, — смилостивилась наконец Сабела. — А ты, Констанция, останешься при епископе Антонии. — Она повернулась к Родульфу. — Теперь мы выступаем. Отун подчиняется своему законному епископу. Мы же оставим тут небольшой гарнизон, дабы быть уверенными в лояльности жителей.
Алан вдруг заметил Беренгара, мужа Сабелы. Пока разворачивалась драма, тот мирно устроился на земле и играл в шахматы со слугой. Он громко засмеялся, смел с доски фигуры противника и объявил себя победителем. Таллия вздрогнула. Антония мягко положила руку на ее плечо.
Все было кончено. Девочку Эрменгарду увели со свитой нового епископа отунского. Констанцию увели под стражей. Она, впрочем, отказалась отдать епископский посох, митру и облачение, и никто не осмелился отобрать их силой.
— Ты обманула меня, Сабела, — промолвил наконец Агиус.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
Впрочем, не Агиус ли учил его видеть разницу между внешним и внутренним? Хотя, как говорила тетушка Бела, «спокойствие внешнее говорит о спокойном сердце». Так всегда считал Алан. Теперь удивлялся. Не понимая, как можно иметь дело с кровью и темными силами, убить невинное существо и быть спокойным внешне.
Госпожа Сабела ждала их у шатра, украшенного флагами с ее символикой. Дочь ее, Таллия, стояла рядом. В платье из светлого шелка, она казалась более холодной и бледной, чем обычно. Родульф и приближенные стояли позади. Среди них и Лавастин, больше похожий на безжизненную деревянную статую. Сабела не сделала и шагу навстречу сводной сестре, предоставив Констанции самой спешиться и подойти.
— Сестра, — мягким голосом заговорила та, — я рада видеть тебя. Надеюсь, мы сможем как-то уладить споры, что раздирают нашу семью.
Сабела не протянула Констанции рук, как полагалось родственнице. Она отступила назад и подала знак солдатам, — которые обступили епископскую свиту со всех сторон. Антония тоже спешилась и встала рядом с принцессой. Таллия угрюмо смотрела на Констанцию, как будто молодая женщина была призраком. Агиус, не выпуская из рук поводья мула, присел на колено.
— Теперь ты в моих руках, Констанция, — обычным своим невыразительным голосом заговорила Сабела. — Ты остаешься у меня заложницей, до тех пор пока Генрих не признает законность моих требований.
Словно лань, застигнутая врасплох внезапным появлением охотника, Констанция откинула голову назад и широко раскрыла глаза. Бежать было некуда. Она опустила поднятые для приветствия руки и скрестила их на груди. Это движение помогло ей восстановить спокойствие.
— Меня предали, — произнесла она твердо и громко и повернулась, глядя в глаза Агиусу, который, побледнев, поднялся с колена. — Ты обещал мне безопасность, Агиус. Кузен Агиус.
Последние слова она произнесла подчеркнуто гневно, желая ими, как оружием, уничтожить несчастного священника. Агиус не отвечал.
— Он обещал тебе безопасность, — вмешалась Антония, — и он проводил тебя в твой город, где все мы утолили наш голод. А потом пошли сюда, но он уже выполнил свое обещание. Речи ведь не было о том, чтобы проводить тебя дважды.
Констанция не замечала Антонию.
— Ты солгал мне, Агиус. Я не прощу.
— И не должна, — прохрипел тот.
Смотрел он не на Констанцию даже, а на Сабелу. Алан видел, что по возрасту она годится епископу Отуна в матери. Вот только матерью она стала слишком поздно. Слишком поздно, во всяком случае для того, чтобы с помощью права чадородия претендовать на престол. Таллия, позднее дитя ее брака, болезненная и хрупкая, была слишком слабым аргументом.
— Госпожа Сабела! — обратился к ней Агиус. — Моя часть договора выполнена. Отдайте мне племянницу и отпустите нас, как обещали.
— Как обещала, я отпущу твою племянницу и оставлю ее на попечение епископа отунского, должность которую незаконно, по произволу нашего брата Генриха, занимала Констанция. Я восстанавливаю законного епископа.
Она взмахнула рукой, и из шатра вышла дряхлая женщина, одетая в епископские облачения.
— Ты противишься королевскому приказу? — вскричала Констанция. — Я епископ Отуна!
— А по какому праву Генрих низложил эту женщину с кафедры? — Голое Сабелы был ровным и твердым. — Гельвисса получила свой посох из рук самой госпожи-иерарха двадцать лет назад. Мирская власть, принадлежащая Генриху, в этих делах ничто в сравнении с властью духовной. Поэтому я всего лишь возвращаю епископа Гельвиссу на законное место.
Глядя на старуху с трясущимися руками, даже Алан прекрасно понимал, что та не более чем пешка в руках принцессы.
— Теперь она всего лишь аббатиса, — пыталась возражать Констанция, — меня рукоположили…
— Тебя рукоположили диаконисой в твоем храме, достойная сестра. А вот твое избрание епископом, думаю, может быть поставлено под сомнение. Здесь, в моем лагере, ты всего лишь диакониса.
Констанцию душил гнев. Служанка вывела из шатра маленькую девочку, племянницу Агиуса. Лицо ребенка выражало страх загнанного зверька, затихшего в ожидании последнего удара со стороны преследователя. Она увидела дядю и потянулась к нему, как слабое деревцо тянется к свету. Но не сделала движения, чтобы побежать к нему. Будто ее держали на привязи. Слезы текли по ее щекам, подбородок дрожал, хоть она и молчала. На шее у ребенка было золотое ожерелье.
— Девочка будет возвращена епископу города Отуна, — сказала Сабела, довольная собой и тем, что планы осуществляются. — Но ты можешь остаться со мной, достопочтенный брат Агиус, и возможно, еще понадобишься нам.
— Тогда моя племянница остается в твоей власти. — Голос был слишком тих. Алан никогда не видел Агиуса таким подавленным. Тот посмотрел на девочку, затем отвел взгляд, она только всхлипнула в ответ.
Констанция неожиданно упала на колени, простирая руки.
— Иди сюда, детка, — сказала она, скорее приказывая. Девочка посмотрела на дядю, который только кивнул, и подошла к молодой женщине. Констанция взяла ее за плечи. — Эрменгарда, дочь герцогини Лютгарды и ее мужа Фредерика Аварийского, предназначена церкви. — Только теперь Констанция посмотрела на Сабелу. — Даже дворцовые раздоры не должны препятствовать осуществлению Божьей воли. Позвольте одному из моих клириков отвести ее в Отун и передать на попечение моей кастелянше, достойной и образованной женщине.
Агиус молча ломал руки, глядя воспаленными глазами на девочку. Новый епископ пошатнулась и оперлась на плечо одной из служанок.
— Позволяю, — смилостивилась наконец Сабела. — А ты, Констанция, останешься при епископе Антонии. — Она повернулась к Родульфу. — Теперь мы выступаем. Отун подчиняется своему законному епископу. Мы же оставим тут небольшой гарнизон, дабы быть уверенными в лояльности жителей.
Алан вдруг заметил Беренгара, мужа Сабелы. Пока разворачивалась драма, тот мирно устроился на земле и играл в шахматы со слугой. Он громко засмеялся, смел с доски фигуры противника и объявил себя победителем. Таллия вздрогнула. Антония мягко положила руку на ее плечо.
Все было кончено. Девочку Эрменгарду увели со свитой нового епископа отунского. Констанцию увели под стражей. Она, впрочем, отказалась отдать епископский посох, митру и облачение, и никто не осмелился отобрать их силой.
— Ты обманула меня, Сабела, — промолвил наконец Агиус.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135