е. адвокатов]: тому, кто захочет воспользоваться вашей помощью, надо, по крайней мере, убить человека.
[О правлении Юлия Цезаря:] Говорить то, что думаешь, пожалуй, нельзя; молчать вполне дозволяется.
В гражданских войнах все является несчастьем (…). Но нет ничего несчастнее, чем сама победа. (…) Победителю, уступая тем, с чьей помощью он победил, многое приходится делать даже против своего желания.
При встречах я давно делал попытки говорить с тобой об этом, но меня пугал какой-то почти деревенский стыд; на расстоянии я изложу это более смело: письмо ведь не краснеет.
Тому, кто однажды перешел границы скромности, надлежит быть вполне бесстыдным до конца.
Ничто не может доставить читателю большего удовольствия, чем разнообразие обстоятельств и превратности судьбы.
Воспоминание о былых страданиях, когда находишься в безопасности, доставляет удовольствие.
Непозволительно назвать несчастным того, кто может поддержать себя сознанием правоты своих наилучших намерений.
Никому не следует особенно скорбеть из-за того, что случается со всеми.
Не существует никакого великого зла, кроме чувства вины.
Каждый считает самым несчастным свое положение и каждый менее всего хочет быть там, где он находится.
Утешение на основании несчастий других (…) - самое слабое утешение.
Пока я буду существовать, я не буду тревожиться ни из-за чего, если буду свободен от всякой вины; а если не буду существовать, то буду совершенно лишен чувства.
Государство не может пасть, пока стою я.
Я предпочитал даже самый несправедливый мир самой оправданной войне.
Если то, что обозначается словом, не позорно, то слово, которое обозначает, быть позорным не может. Задний проход ты называешь чужим именем; почему не его собственным! Если оно позорно, не называй даже чужим; если нет - лучше его собственным.
Приятно то прославление, которое исходит от тех, кто сам прожил со славой.
Сулла, суждение которого мы должны одобрить, когда увидел, что философы не согласны во мнениях, не спросил, что такое добро, но скупил все добро.
Чем лучше человек, тем труднее ему подозревать других в бесчестности.
Он (…) не имеет соперника в любви к самому себе. (О Помпее Великом.)
При столь тяжкой ране следует скорбеть, во избежание того, чтобы самая свобода от всякого чувства скорби не была большим несчастьем, чем скорбь.
Люди почему-то легче оказываются благосклонными, когда они в страхе, нежели благодарными после победы.
Счастье не что иное, как благополучие в честных делах.
Их молчание - громкий крик.
[Римская] свобода не внушает страха жестокостью казней, а ограждена милосердием законов
Недолог путь жизни, назначенный нам природой, но беспределен путь славы.
Цезарь не забывает ничего, кроме обид.
Никто (…) не станет плясать (…) в трезвом виде, разве только если человек не в своем уме.
Кто остался доволен, забывает, кто обижен, помнит.
Природные качества без образования вели к славе чаще, чем образование без природных качеств.
Эти занятия [науками] воспитывают юность, веселят старость, при счастливых обстоятельствах служат украшением, при несчастливых - прибежищем и утешением.
Занятия другими предметами основываются на изучении, на наставлениях и на науке; поэт же обладает своей мощью от природы, он возбуждается силами своего ума и как бы исполняется божественного духа.
Природа велела мне быть сострадательным, отчизна - суровым; быть жестоким мне не велели ни отчизна, ни природа.
Будем надеяться на то, чего мы хотим, но то, что случится, перенесем.
На людей известных ссылаться не следует, так как мы не знаем, хотят ли они быть названными по имени.
Собаки (…) не могут отличить воров от честных людей, но все же дают знать, если кто-нибудь входит в Капитолий ночью. И так как это вызывает подозрение, то они - хотя это только животные, - залаяв по ошибке, своей бдительностью приносят пользу. Но если собаки станут лаять и днем, когда люди придут поклоняться богам, им, мне думается, перебьют лапы за то, что они проявляют бдительность и тогда, когда для подозрений оснований нет. Вполне сходно с этим и положение обвинителей.
Если возможно применить законы, то преступного гражданина, вернее внутреннего врага, надо сломить судом, но если насилие препятствует правосудию или его уничтожает, то наглость надо побеждать доблестью, бешенство - храбростью, дерзость - благоразумием, шайки - войсками, силу - силой.
Мы всегда считали подати жилами государства.
Выдающийся император [полководец] должен обладать следующими четырьмя дарами: знанием военного дела, доблестью, авторитетом, удачливостью.
Если нашей жизни угрожают какие-либо козни, насилие, оружие разбойников или недругов, то всякий способ самозащиты оправдан. Ибо молчат законы среди лязга оружия.
Я (…) скорблю из-за того, что в то время как государство должно быть бессмертно, оно держится на дыхании одного человека [т. е. Юлия Цезаря].
Жил довольно для славы, но для отчизны мало.
Различие между миром и рабством огромно. Мир - это спокойная свобода, рабство же - это худшее из всех зол, от которого мы должны отбиваться не только войной, но и ценой жизни.
[Цезарь], то внушая страх, то проявляя терпение, приучил свободных граждан к рабству.
Каждому человеку свойственно заблуждаться, упорствовать в заблуждениях свойственно только глупцу.
В учености и словесности всякого рода Греция всегда нас превосходила, - да и трудно ли здесь одолеть тех, кто не сопротивлялся?
Я охотнее готов заблуждаться вместе с Платоном, чем разделять истину с нынешними знатоками.
«Душа так бессильна, что не видит и самой себя!» - Точно так же, как и глаз: душа, не видя себя, видит все остальное.
Надеяться разумнее, чем бояться.
Смерть не имеет отношения ни к мертвым, ни к живым - одних уж нет, а других она не касается.
Итак, долой этот бабий вздор, будто умереть раньше времени - несчастье! Раньше какого времени? Данного нам природою? Но она дала нам жизнь, как деньги, только в пользование, не оговорив, до которого дня. Что же ты жалуешься, если она требует свое обратно по первому желанию? Таково было ее условие с самого начала.
Какую же жизнь считать долгой? и что вообще может быть долгого в жизни человека? (…) Долгим и коротким мы называем все на свете только по сравнению с тем, что людям дано и на что они рассчитывают. На реке Гипанисе, что течет в Понт с европейской стороны, живут, по словам Аристотеля, существа-однодневки: так вот, кто из них прожил восемь часов, тот умирает уже в преклонном возрасте, а кто дожил до заката, тот достигает глубокой дряхлости, - особенно если это было в день летнего солнцестояния. Сравни человеческую долговечность с вечностью - и окажется, что мы почти все такие же поденки, как и эти твари.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 377 378 379 380 381 382 383 384 385 386 387 388 389 390 391 392 393 394 395 396 397 398 399 400 401 402 403 404 405 406 407 408 409 410 411 412 413 414 415 416 417 418 419 420 421 422 423 424
[О правлении Юлия Цезаря:] Говорить то, что думаешь, пожалуй, нельзя; молчать вполне дозволяется.
В гражданских войнах все является несчастьем (…). Но нет ничего несчастнее, чем сама победа. (…) Победителю, уступая тем, с чьей помощью он победил, многое приходится делать даже против своего желания.
При встречах я давно делал попытки говорить с тобой об этом, но меня пугал какой-то почти деревенский стыд; на расстоянии я изложу это более смело: письмо ведь не краснеет.
Тому, кто однажды перешел границы скромности, надлежит быть вполне бесстыдным до конца.
Ничто не может доставить читателю большего удовольствия, чем разнообразие обстоятельств и превратности судьбы.
Воспоминание о былых страданиях, когда находишься в безопасности, доставляет удовольствие.
Непозволительно назвать несчастным того, кто может поддержать себя сознанием правоты своих наилучших намерений.
Никому не следует особенно скорбеть из-за того, что случается со всеми.
Не существует никакого великого зла, кроме чувства вины.
Каждый считает самым несчастным свое положение и каждый менее всего хочет быть там, где он находится.
Утешение на основании несчастий других (…) - самое слабое утешение.
Пока я буду существовать, я не буду тревожиться ни из-за чего, если буду свободен от всякой вины; а если не буду существовать, то буду совершенно лишен чувства.
Государство не может пасть, пока стою я.
Я предпочитал даже самый несправедливый мир самой оправданной войне.
Если то, что обозначается словом, не позорно, то слово, которое обозначает, быть позорным не может. Задний проход ты называешь чужим именем; почему не его собственным! Если оно позорно, не называй даже чужим; если нет - лучше его собственным.
Приятно то прославление, которое исходит от тех, кто сам прожил со славой.
Сулла, суждение которого мы должны одобрить, когда увидел, что философы не согласны во мнениях, не спросил, что такое добро, но скупил все добро.
Чем лучше человек, тем труднее ему подозревать других в бесчестности.
Он (…) не имеет соперника в любви к самому себе. (О Помпее Великом.)
При столь тяжкой ране следует скорбеть, во избежание того, чтобы самая свобода от всякого чувства скорби не была большим несчастьем, чем скорбь.
Люди почему-то легче оказываются благосклонными, когда они в страхе, нежели благодарными после победы.
Счастье не что иное, как благополучие в честных делах.
Их молчание - громкий крик.
[Римская] свобода не внушает страха жестокостью казней, а ограждена милосердием законов
Недолог путь жизни, назначенный нам природой, но беспределен путь славы.
Цезарь не забывает ничего, кроме обид.
Никто (…) не станет плясать (…) в трезвом виде, разве только если человек не в своем уме.
Кто остался доволен, забывает, кто обижен, помнит.
Природные качества без образования вели к славе чаще, чем образование без природных качеств.
Эти занятия [науками] воспитывают юность, веселят старость, при счастливых обстоятельствах служат украшением, при несчастливых - прибежищем и утешением.
Занятия другими предметами основываются на изучении, на наставлениях и на науке; поэт же обладает своей мощью от природы, он возбуждается силами своего ума и как бы исполняется божественного духа.
Природа велела мне быть сострадательным, отчизна - суровым; быть жестоким мне не велели ни отчизна, ни природа.
Будем надеяться на то, чего мы хотим, но то, что случится, перенесем.
На людей известных ссылаться не следует, так как мы не знаем, хотят ли они быть названными по имени.
Собаки (…) не могут отличить воров от честных людей, но все же дают знать, если кто-нибудь входит в Капитолий ночью. И так как это вызывает подозрение, то они - хотя это только животные, - залаяв по ошибке, своей бдительностью приносят пользу. Но если собаки станут лаять и днем, когда люди придут поклоняться богам, им, мне думается, перебьют лапы за то, что они проявляют бдительность и тогда, когда для подозрений оснований нет. Вполне сходно с этим и положение обвинителей.
Если возможно применить законы, то преступного гражданина, вернее внутреннего врага, надо сломить судом, но если насилие препятствует правосудию или его уничтожает, то наглость надо побеждать доблестью, бешенство - храбростью, дерзость - благоразумием, шайки - войсками, силу - силой.
Мы всегда считали подати жилами государства.
Выдающийся император [полководец] должен обладать следующими четырьмя дарами: знанием военного дела, доблестью, авторитетом, удачливостью.
Если нашей жизни угрожают какие-либо козни, насилие, оружие разбойников или недругов, то всякий способ самозащиты оправдан. Ибо молчат законы среди лязга оружия.
Я (…) скорблю из-за того, что в то время как государство должно быть бессмертно, оно держится на дыхании одного человека [т. е. Юлия Цезаря].
Жил довольно для славы, но для отчизны мало.
Различие между миром и рабством огромно. Мир - это спокойная свобода, рабство же - это худшее из всех зол, от которого мы должны отбиваться не только войной, но и ценой жизни.
[Цезарь], то внушая страх, то проявляя терпение, приучил свободных граждан к рабству.
Каждому человеку свойственно заблуждаться, упорствовать в заблуждениях свойственно только глупцу.
В учености и словесности всякого рода Греция всегда нас превосходила, - да и трудно ли здесь одолеть тех, кто не сопротивлялся?
Я охотнее готов заблуждаться вместе с Платоном, чем разделять истину с нынешними знатоками.
«Душа так бессильна, что не видит и самой себя!» - Точно так же, как и глаз: душа, не видя себя, видит все остальное.
Надеяться разумнее, чем бояться.
Смерть не имеет отношения ни к мертвым, ни к живым - одних уж нет, а других она не касается.
Итак, долой этот бабий вздор, будто умереть раньше времени - несчастье! Раньше какого времени? Данного нам природою? Но она дала нам жизнь, как деньги, только в пользование, не оговорив, до которого дня. Что же ты жалуешься, если она требует свое обратно по первому желанию? Таково было ее условие с самого начала.
Какую же жизнь считать долгой? и что вообще может быть долгого в жизни человека? (…) Долгим и коротким мы называем все на свете только по сравнению с тем, что людям дано и на что они рассчитывают. На реке Гипанисе, что течет в Понт с европейской стороны, живут, по словам Аристотеля, существа-однодневки: так вот, кто из них прожил восемь часов, тот умирает уже в преклонном возрасте, а кто дожил до заката, тот достигает глубокой дряхлости, - особенно если это было в день летнего солнцестояния. Сравни человеческую долговечность с вечностью - и окажется, что мы почти все такие же поденки, как и эти твари.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 377 378 379 380 381 382 383 384 385 386 387 388 389 390 391 392 393 394 395 396 397 398 399 400 401 402 403 404 405 406 407 408 409 410 411 412 413 414 415 416 417 418 419 420 421 422 423 424