Им все сочувствовали. Мне они чем-то напоминали муравьёв, отбившихся от муравейника.
Престарелые капитаны, выбившиеся в майоры, были куда хуже. В них просыпалось что-то омерзительное, хищническое. Донченко («Доня») ходил капитаном три срока, пил вместе со всеми, но стоило ему получить майора, начал закладывать прежних собутыльников. Его не боялись: «Донченко ответственным – можно выпить». А он всех перенюхал в клубе и наутро написал докладную. Мало того, на партсобрании призывал к сплочению рядов. Заочно поступил в академию в Харькове – это было вершиной падения. Да, идущие вниз были намного симпатичней…
К майорам уже обращались по званию, их не назначали возить больных и старшими машин. Даже за крупный залёт майора никто не мог изничтожить. Начальник полигона был комкор, а посадить майора на гауптвахту мог только командарм и выше. Коменданты только зубами щёлкали, видя поддатых майоров. Даже методически, на инспекторском смотру, седой капитан вызывал немой вопрос проверяющего: «А не заслужился ли этот ветеран в армии?» В то же время, майора седины только украшали. Рядом с капитаном стоял трясущийся майор Уржумцев и мог быть спокоен за свою судьбу, как и все секунд-майоры во всех заштатных гарнизонах со времен «аса» Пушкина – русского летчика.
Майор «батя» Смирнов был похож на Моргунова, имел килограмм сто пятьдесят живого веса, кулак с детскую голову. Шинель с засаленными погонами носил, как распашонку, сапоги пятидесятого размера. Представлялся к майору четырежды. И каждый раз попадал в комендатуру – начинал обмывать авансом. Зная его слабость, на четвертый раз – засунули в наряд, утром получил майора. Из всех материальных ценностей имел только икону, писанную маслом на доске и рукописную Псалтырь – украл из старообрядческого скита в Подмосковье. Хотя объяснения Смирнова и вызывали у меня сомнение, – на иконе был изображен Серафим Саровский, – но мы с ним соглашались. Попробуй не согласись, ведь брага-то была его. Приходишь к нему, и прежде, чем предаться пьянству – любуешься. Пока трезвые – читали вслух, пытались учиться по-старославянски, несли хулу на государство… Тут же на нас и доносили.
Майор Доровских, заправщик БРК (Боевых Ракетных Комплексов) – последний выпуск кавалерийского училища, не брезговал пить вино из горлышка в общественном туалете:
– Самое тихое место, никакая блядь не отнимет.
«Человек из Сомюра» – после расформирования кавалерии служба для него утеряла смысл. Чем дольше Доровских служил, тем больше понимал, что РВСМ являются прологом гибели империи. Ещё Дуэ писал: «Летящему самолету в плен не сдашься». Считается, что первым осознал военную непригодность ядерного оружия Мао Цзе Дун: «Атомная бомба – бумажный тигр». Ракеты могут служить только сдерживающим фактором в политике. Доровских понял это ещё раньше Мао Цзе Дуна.
Больше всего в жизни Доровских интересовали его хромовые сапоги. Ходил в начищенных до зеркального блеска – только без шпор. Клеил погоны: берет, сгибает «крылышком», намазывает эпоксидкой, полирует звездочки. По особой милости сделал такие и мне:
– Учись, лейтенант.
Важно было не переборщить с клеем, чтобы погон не пропитался насквозь. Меня потом за эти погоны на строевом смотру драли.
Доровских принадлежал к поколению, носившему золотые погоны, отмененные после 1956 г. Настоящий офицер тогда брезговал командовать солдатами, ими командовали сержанты – «унтера». Призывали на три года, а служили сколько мамка Родина прикажет. Старший лейтенант Доровских являлся пред солдатами, как Лик Божий, в ореоле золотых погон. Серая солдатская масса (многие по-прежнему неграмотные) цепенела.
Как он ненавидел солдат! Будучи дежурным по части, даже ночевать ходил в гостиницу, чтобы в дежурке не спать – там пахло солдатами. В должности ЗНШ Доровских имел отдельный кабинет, я туда приходил прятаться. Купишь ему «Примы», он сначала взгреет, а потом начинает рассказывать «за жизнь». А если ещё и шкалик поставить!..
Доровских числился ЗНШ по связи, но был невыразимо далек от связанных с этим технических проблем и глубоко презирал любые формы связи, кроме личного общения. Как-то командир полка вызвал его к себе:
– У меня ни один телефон не работает!
Доровских его внимательно выслушал:
– У меня тоже.
Молодой перспективный майор потерял дар речи. Понял – любые претензии к Доровских беспочвенны, телефон все равно работать не будет. Пошел другим путем – вызвал связистов.
С Доровских прощались на разводе. Дали «черную» (мельхиоровую) медаль «Ветеран Вооруженных Сил». Юбиляр её выбросил в кусты. Кто-то увидел и донес замполиту. Тот попытался вразумить Доровских:
– Вам её Родина дала, товарищ майор!
На что услышал:
– Иди ты на хуй со своей родиной и со своей медалью.
Это были его последние слова в полку.
Доровских подготовил себе достойную замену. Дали ему ст. лт. Новикова. Исполнительный, технически грамотный специалист за полгода сидения с Доровских в одном кабинете превратился в монстра. С трудом сдали в академию – как человека можно разложить!
Майор Цацурин, зам. по вооружению группы, был крепок, летом мог выпить флягу спирта. Имел железное правило: подчиненных нужно давить. На семинарах по правилам работы с подчиненными на почве своих убеждений он не раз вступал в дискуссию с фарисействующими политработниками, проповедовавшими любовь к подчиненным. Как-то он допустил довольно крупный просчёт по службе – не так установил какой-то агрегат на «изделие». Проверяющий напустился:
– Вы что, товарищ майор, не допонимаете? Как ваша фамилия?
Посмотрел: рожа свекольная, глаза маленькие, злые-злые, хотя сам добряк.
– Майор Сумавыживалов!
Проверяющий понял. Пришла очередь нашему майору идти на повышение:
– Пойдете замом по испытаниям?
– Не. Нет резона. Сколько получает зам. по испытаниям? Восемьдесят литров на квартал, а я шестьдесят в месяц. Какой мне резон идти на подполковничью должность?
Комиссия с ним согласилась. До конца пробыл на майорской должности.
Майор Донченко выбился из капитанов, учился в Харьковском военном институте заочно. Рожа, как каленый екатерининский пятак. Совершил подвиг – мастерски разгрузил ракету и затащил её в учебный корпус, чем поверг в изумление «яйцеголовых». Умело маневрировал пультом и погрузчиком, солдаты только выломали стену в корпусе. После этого ездил в Харьков только за дипломом.
Институт в Харькове, где ракетчики получали высшее образование, служил притоном. Принимали туда без экзаменов, по направлению. Брали всех желающих, потому что институт, как и майорское звание, не давал возможности вырваться из полигона. Овчаренко (кличка «Жолдас»), из прапорщиков, возвратился через три дня после начала сессии, весь в бинтах, как кукла, разве что кровавый след за ним не «тянется по сырой траве».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Престарелые капитаны, выбившиеся в майоры, были куда хуже. В них просыпалось что-то омерзительное, хищническое. Донченко («Доня») ходил капитаном три срока, пил вместе со всеми, но стоило ему получить майора, начал закладывать прежних собутыльников. Его не боялись: «Донченко ответственным – можно выпить». А он всех перенюхал в клубе и наутро написал докладную. Мало того, на партсобрании призывал к сплочению рядов. Заочно поступил в академию в Харькове – это было вершиной падения. Да, идущие вниз были намного симпатичней…
К майорам уже обращались по званию, их не назначали возить больных и старшими машин. Даже за крупный залёт майора никто не мог изничтожить. Начальник полигона был комкор, а посадить майора на гауптвахту мог только командарм и выше. Коменданты только зубами щёлкали, видя поддатых майоров. Даже методически, на инспекторском смотру, седой капитан вызывал немой вопрос проверяющего: «А не заслужился ли этот ветеран в армии?» В то же время, майора седины только украшали. Рядом с капитаном стоял трясущийся майор Уржумцев и мог быть спокоен за свою судьбу, как и все секунд-майоры во всех заштатных гарнизонах со времен «аса» Пушкина – русского летчика.
Майор «батя» Смирнов был похож на Моргунова, имел килограмм сто пятьдесят живого веса, кулак с детскую голову. Шинель с засаленными погонами носил, как распашонку, сапоги пятидесятого размера. Представлялся к майору четырежды. И каждый раз попадал в комендатуру – начинал обмывать авансом. Зная его слабость, на четвертый раз – засунули в наряд, утром получил майора. Из всех материальных ценностей имел только икону, писанную маслом на доске и рукописную Псалтырь – украл из старообрядческого скита в Подмосковье. Хотя объяснения Смирнова и вызывали у меня сомнение, – на иконе был изображен Серафим Саровский, – но мы с ним соглашались. Попробуй не согласись, ведь брага-то была его. Приходишь к нему, и прежде, чем предаться пьянству – любуешься. Пока трезвые – читали вслух, пытались учиться по-старославянски, несли хулу на государство… Тут же на нас и доносили.
Майор Доровских, заправщик БРК (Боевых Ракетных Комплексов) – последний выпуск кавалерийского училища, не брезговал пить вино из горлышка в общественном туалете:
– Самое тихое место, никакая блядь не отнимет.
«Человек из Сомюра» – после расформирования кавалерии служба для него утеряла смысл. Чем дольше Доровских служил, тем больше понимал, что РВСМ являются прологом гибели империи. Ещё Дуэ писал: «Летящему самолету в плен не сдашься». Считается, что первым осознал военную непригодность ядерного оружия Мао Цзе Дун: «Атомная бомба – бумажный тигр». Ракеты могут служить только сдерживающим фактором в политике. Доровских понял это ещё раньше Мао Цзе Дуна.
Больше всего в жизни Доровских интересовали его хромовые сапоги. Ходил в начищенных до зеркального блеска – только без шпор. Клеил погоны: берет, сгибает «крылышком», намазывает эпоксидкой, полирует звездочки. По особой милости сделал такие и мне:
– Учись, лейтенант.
Важно было не переборщить с клеем, чтобы погон не пропитался насквозь. Меня потом за эти погоны на строевом смотру драли.
Доровских принадлежал к поколению, носившему золотые погоны, отмененные после 1956 г. Настоящий офицер тогда брезговал командовать солдатами, ими командовали сержанты – «унтера». Призывали на три года, а служили сколько мамка Родина прикажет. Старший лейтенант Доровских являлся пред солдатами, как Лик Божий, в ореоле золотых погон. Серая солдатская масса (многие по-прежнему неграмотные) цепенела.
Как он ненавидел солдат! Будучи дежурным по части, даже ночевать ходил в гостиницу, чтобы в дежурке не спать – там пахло солдатами. В должности ЗНШ Доровских имел отдельный кабинет, я туда приходил прятаться. Купишь ему «Примы», он сначала взгреет, а потом начинает рассказывать «за жизнь». А если ещё и шкалик поставить!..
Доровских числился ЗНШ по связи, но был невыразимо далек от связанных с этим технических проблем и глубоко презирал любые формы связи, кроме личного общения. Как-то командир полка вызвал его к себе:
– У меня ни один телефон не работает!
Доровских его внимательно выслушал:
– У меня тоже.
Молодой перспективный майор потерял дар речи. Понял – любые претензии к Доровских беспочвенны, телефон все равно работать не будет. Пошел другим путем – вызвал связистов.
С Доровских прощались на разводе. Дали «черную» (мельхиоровую) медаль «Ветеран Вооруженных Сил». Юбиляр её выбросил в кусты. Кто-то увидел и донес замполиту. Тот попытался вразумить Доровских:
– Вам её Родина дала, товарищ майор!
На что услышал:
– Иди ты на хуй со своей родиной и со своей медалью.
Это были его последние слова в полку.
Доровских подготовил себе достойную замену. Дали ему ст. лт. Новикова. Исполнительный, технически грамотный специалист за полгода сидения с Доровских в одном кабинете превратился в монстра. С трудом сдали в академию – как человека можно разложить!
Майор Цацурин, зам. по вооружению группы, был крепок, летом мог выпить флягу спирта. Имел железное правило: подчиненных нужно давить. На семинарах по правилам работы с подчиненными на почве своих убеждений он не раз вступал в дискуссию с фарисействующими политработниками, проповедовавшими любовь к подчиненным. Как-то он допустил довольно крупный просчёт по службе – не так установил какой-то агрегат на «изделие». Проверяющий напустился:
– Вы что, товарищ майор, не допонимаете? Как ваша фамилия?
Посмотрел: рожа свекольная, глаза маленькие, злые-злые, хотя сам добряк.
– Майор Сумавыживалов!
Проверяющий понял. Пришла очередь нашему майору идти на повышение:
– Пойдете замом по испытаниям?
– Не. Нет резона. Сколько получает зам. по испытаниям? Восемьдесят литров на квартал, а я шестьдесят в месяц. Какой мне резон идти на подполковничью должность?
Комиссия с ним согласилась. До конца пробыл на майорской должности.
Майор Донченко выбился из капитанов, учился в Харьковском военном институте заочно. Рожа, как каленый екатерининский пятак. Совершил подвиг – мастерски разгрузил ракету и затащил её в учебный корпус, чем поверг в изумление «яйцеголовых». Умело маневрировал пультом и погрузчиком, солдаты только выломали стену в корпусе. После этого ездил в Харьков только за дипломом.
Институт в Харькове, где ракетчики получали высшее образование, служил притоном. Принимали туда без экзаменов, по направлению. Брали всех желающих, потому что институт, как и майорское звание, не давал возможности вырваться из полигона. Овчаренко (кличка «Жолдас»), из прапорщиков, возвратился через три дня после начала сессии, весь в бинтах, как кукла, разве что кровавый след за ним не «тянется по сырой траве».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85