На одном дыхании добежать до бутылки не получается, а сходить за противогазом – ума не хватает. (Впрочем, от противогаза толку тоже было не много, солдаты, чтобы лучше дышать, вынимали клапаны.) Наконец Баранов допился. Шел развод, и тут из кустов тамариска вылазит Коля, что называется «на бровях». На глазах шестисот человек ложится калачиком под трибуной, которую я воздвиг. Последовала команда:
– Унести.
После этого его уволили, правда с пенсией, как участника кубинской революции.
Коля был хороший начхим, не вникал в проблемы химической защиты и никого не доставал этим. За небольшую мзду легко списывал химимущество, особенно Л-1. Новый начхим Жученко сразу же занял почётное место среди «гнусных». Даже на партсобраниях у него была одна тема: о недостатках в учете и хранении противогазов. Проснётся, отъебёт кого-нибудь и вновь впадет в летаргию. Как-то он попался нам в гаражах – кинули его в яму под погреб. А спецмилиция туда никогда не заглядывала. Ещё он торговал костюмами Л-1, менял их рыбакам на спирт или продавал за деньги. Мог всучить при получении химимущества и новый противогаз, если украдут – не рассчитаешься. За гнусный характер его назначали во все комиссии, где он отыгрывался на нас своей принципиальностью.
В части Жученко начал устраивать по средам химические дни. Суть их заключалась в том, чтобы облить ОВ раздражающего действия кровати в казармах и дорожки, вымучить личный состав в противогазах на плацу в течении часа, пока идёт развод. Дневальные падали, как мухи. Их под мышки тащили в санчасть с легкими химическими отравлениями. «Жучара» не унимался. Зимой идет читка приказа – все в противогазах, уши ушанок завязаны под подбородком. Стоят, слушают, как «хрюкает» начальник штаба – тоже в противогазе. Только командир полка брезговал одевать противогаз – у него и так был звероподобный вид, да и противогаза на его морду не находилось. В задних шеренгах солдаты игрались – пережимали трубки противогаза у молодых солдат. Те с выпученными глазами срывали противогазы, сержанты тут же устраивали экзекуцию. Это ещё ничего! Но представьте себе автороту в противогазах! Хоботы, засаленные бушлаты… Под конец церемонии вся эта масса двигалась торжественным маршем. Стёкла запотевали, никто ничего не видел, спотыкались, над строем стоял всеобщий хрюк. Ах, жаль, не додумались ещё и песню исполнять в противогазах!
Сейчас это выглядит дико, а для нас было обыденным. Стоишь, противогаз к морде примерзает, думаешь, когда кончится это блядство, а Жученко в это время по теплым казармам хлор-пикрин разбрызгивает. Апогеем деятельности начхима было обкуривание личного состава в химпалатке. Церемония обставлялась, как в буддийском храме. В роли Бонзы выступал замкомандира полка, потому что и Жученко было не по силам загнать личный состав в газовую камеру. На стадионе ставили прорезиненную палатку, чтобы не поддувала, обваловывали её песком. Палатка была с тамбуром, издали напоминала хурульную кибитку. Войска стягивали на плац для заклания «Будде Майтрейе». Повзводно, гуськом, через шпалеры из офицеров и прапорщиков, подзатыльниками и пинками солдат загоняли в палатку, где нужно было продержаться в противогазе минуту. Почему минуту? Если просто задержать дыхание, то минуту не продержишься. Основная масса через 20-30 сек. с диким ревом, сорванными противогазами вылетала из палатки, размазывая по лицам сопли и слезы, чем внушала неподдельный ужас очередным идущим в палатку. Экзекуция продолжалась часа два. Кухонный наряд опасливо выглядывал из-за столовой, минует ли их чаша сия. При приближении к столовой начальствующих лиц, наряд перемещался за санчасть, а самые ушлые – за склады, пережидая там напасть. Химдень заканчивался разгромным приказом, где каждой сестре давали по серьге. Командиры и солдаты ненавидели Жученко всеми фибрами своей души.
Плоды технологии.
Без спирта ракета не полетит. В ВС СССР было три основных спиртопотребляющих рода войск: авиация, ракетчики, подводный флот. Один из самых глубоких и мистических ритуалов в армии – получение спирта. Человек, имевший право получать спирт, был настолько социально значим, что сейчас это можно сравнить разве что с получением зарплаты в долларах. Сам факт того, что тебе разрешено его получать, позволял плевать через нижнюю губу.
У начальника склада был список лиц, которым нельзя было выдавать спирт под каким бы то ни было предлогом, даже во время боевых действий. В финчасти существовал подобный список тех, чью зарплату выдавали жёнам. Один майор разорялся:
– Так пусть она выходит и вместо меня служит!
Ритуал был неимоверно сложен: «спиртоносцы» шли с накладной к начальнику склада, но нужно было несколько лет, чтобы он начал тебя замечать и выдавать вожделенную жидкость не в литрах, а как и полагается в килограммах. Для начинающих имелась мензурка с насечками, нанесенными напильником непонятно в каких единицах. В неё из ведра лили спирт, пока начальник не говорил «хватит». Этот объём почему-то измерялся в килограммах. Получивший спирт, гордо нёс его через весь городок. Это вызывало уважение: открыто шел и открыто нёс. На вопросы любопытствующих, небрежно отвечаешь:
– А, спирт получил.
Все равно, что меня объебали. Гордость распирала, даже когда после всех усушек и утрусок из 6 кг оставалась 3-х литровая банка, на три пальца неполная. Некоторые могли прослужить в армии всю жизнь и их даже к складу не подпускали. А я ещё лейтенант, и уже получаю. Знакомые смелели:
– А на хвост упасть можно?
– Прийдешь после мотовоза.
Собственно «приходить» было особо не на что. Полученный спирт тут же делился по чинам и заслугам. У узла связи и охраны полбанки отнимал начальник штаба – на промывку пишущей машинки. Несли, как положено, «на цырлах», уже отлитый. Оставалось на троих по бутылке. Выпивали – и конец. На второй день и понятия о нем не было.
Капитан, начальник ГСМ, по причине дрожания рук, не мог пить из стакана, и, будучи не в силах удержать ложку в руках, ел только твердую пищу. Утром часовой отпирал ему замок склада – открыть его сам он тоже был не в состоянии. Капитан отхлебывал из шланга, запивал из мензурки и начинал работать. Обвешивал немилосердно. Для обслуживания систем охраны на роту полагалось четыре килограмма. Он наливал трехлитровую банку и возмущаться не давал, даже не разговаривал – тут же выливал обратно и хер допросишься. Нас поражал и его калькулятор, когда в финчасти все ещё пользовались счетами.
Спиртохранилище размещалось в подвале. Солдаты, бывало, просились понюхать, он им позволял. Наконец я его «обуздал». Прежде часового просто выставляли перед складом, что само по себе чревато – мог и сбежать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
– Унести.
После этого его уволили, правда с пенсией, как участника кубинской революции.
Коля был хороший начхим, не вникал в проблемы химической защиты и никого не доставал этим. За небольшую мзду легко списывал химимущество, особенно Л-1. Новый начхим Жученко сразу же занял почётное место среди «гнусных». Даже на партсобраниях у него была одна тема: о недостатках в учете и хранении противогазов. Проснётся, отъебёт кого-нибудь и вновь впадет в летаргию. Как-то он попался нам в гаражах – кинули его в яму под погреб. А спецмилиция туда никогда не заглядывала. Ещё он торговал костюмами Л-1, менял их рыбакам на спирт или продавал за деньги. Мог всучить при получении химимущества и новый противогаз, если украдут – не рассчитаешься. За гнусный характер его назначали во все комиссии, где он отыгрывался на нас своей принципиальностью.
В части Жученко начал устраивать по средам химические дни. Суть их заключалась в том, чтобы облить ОВ раздражающего действия кровати в казармах и дорожки, вымучить личный состав в противогазах на плацу в течении часа, пока идёт развод. Дневальные падали, как мухи. Их под мышки тащили в санчасть с легкими химическими отравлениями. «Жучара» не унимался. Зимой идет читка приказа – все в противогазах, уши ушанок завязаны под подбородком. Стоят, слушают, как «хрюкает» начальник штаба – тоже в противогазе. Только командир полка брезговал одевать противогаз – у него и так был звероподобный вид, да и противогаза на его морду не находилось. В задних шеренгах солдаты игрались – пережимали трубки противогаза у молодых солдат. Те с выпученными глазами срывали противогазы, сержанты тут же устраивали экзекуцию. Это ещё ничего! Но представьте себе автороту в противогазах! Хоботы, засаленные бушлаты… Под конец церемонии вся эта масса двигалась торжественным маршем. Стёкла запотевали, никто ничего не видел, спотыкались, над строем стоял всеобщий хрюк. Ах, жаль, не додумались ещё и песню исполнять в противогазах!
Сейчас это выглядит дико, а для нас было обыденным. Стоишь, противогаз к морде примерзает, думаешь, когда кончится это блядство, а Жученко в это время по теплым казармам хлор-пикрин разбрызгивает. Апогеем деятельности начхима было обкуривание личного состава в химпалатке. Церемония обставлялась, как в буддийском храме. В роли Бонзы выступал замкомандира полка, потому что и Жученко было не по силам загнать личный состав в газовую камеру. На стадионе ставили прорезиненную палатку, чтобы не поддувала, обваловывали её песком. Палатка была с тамбуром, издали напоминала хурульную кибитку. Войска стягивали на плац для заклания «Будде Майтрейе». Повзводно, гуськом, через шпалеры из офицеров и прапорщиков, подзатыльниками и пинками солдат загоняли в палатку, где нужно было продержаться в противогазе минуту. Почему минуту? Если просто задержать дыхание, то минуту не продержишься. Основная масса через 20-30 сек. с диким ревом, сорванными противогазами вылетала из палатки, размазывая по лицам сопли и слезы, чем внушала неподдельный ужас очередным идущим в палатку. Экзекуция продолжалась часа два. Кухонный наряд опасливо выглядывал из-за столовой, минует ли их чаша сия. При приближении к столовой начальствующих лиц, наряд перемещался за санчасть, а самые ушлые – за склады, пережидая там напасть. Химдень заканчивался разгромным приказом, где каждой сестре давали по серьге. Командиры и солдаты ненавидели Жученко всеми фибрами своей души.
Плоды технологии.
Без спирта ракета не полетит. В ВС СССР было три основных спиртопотребляющих рода войск: авиация, ракетчики, подводный флот. Один из самых глубоких и мистических ритуалов в армии – получение спирта. Человек, имевший право получать спирт, был настолько социально значим, что сейчас это можно сравнить разве что с получением зарплаты в долларах. Сам факт того, что тебе разрешено его получать, позволял плевать через нижнюю губу.
У начальника склада был список лиц, которым нельзя было выдавать спирт под каким бы то ни было предлогом, даже во время боевых действий. В финчасти существовал подобный список тех, чью зарплату выдавали жёнам. Один майор разорялся:
– Так пусть она выходит и вместо меня служит!
Ритуал был неимоверно сложен: «спиртоносцы» шли с накладной к начальнику склада, но нужно было несколько лет, чтобы он начал тебя замечать и выдавать вожделенную жидкость не в литрах, а как и полагается в килограммах. Для начинающих имелась мензурка с насечками, нанесенными напильником непонятно в каких единицах. В неё из ведра лили спирт, пока начальник не говорил «хватит». Этот объём почему-то измерялся в килограммах. Получивший спирт, гордо нёс его через весь городок. Это вызывало уважение: открыто шел и открыто нёс. На вопросы любопытствующих, небрежно отвечаешь:
– А, спирт получил.
Все равно, что меня объебали. Гордость распирала, даже когда после всех усушек и утрусок из 6 кг оставалась 3-х литровая банка, на три пальца неполная. Некоторые могли прослужить в армии всю жизнь и их даже к складу не подпускали. А я ещё лейтенант, и уже получаю. Знакомые смелели:
– А на хвост упасть можно?
– Прийдешь после мотовоза.
Собственно «приходить» было особо не на что. Полученный спирт тут же делился по чинам и заслугам. У узла связи и охраны полбанки отнимал начальник штаба – на промывку пишущей машинки. Несли, как положено, «на цырлах», уже отлитый. Оставалось на троих по бутылке. Выпивали – и конец. На второй день и понятия о нем не было.
Капитан, начальник ГСМ, по причине дрожания рук, не мог пить из стакана, и, будучи не в силах удержать ложку в руках, ел только твердую пищу. Утром часовой отпирал ему замок склада – открыть его сам он тоже был не в состоянии. Капитан отхлебывал из шланга, запивал из мензурки и начинал работать. Обвешивал немилосердно. Для обслуживания систем охраны на роту полагалось четыре килограмма. Он наливал трехлитровую банку и возмущаться не давал, даже не разговаривал – тут же выливал обратно и хер допросишься. Нас поражал и его калькулятор, когда в финчасти все ещё пользовались счетами.
Спиртохранилище размещалось в подвале. Солдаты, бывало, просились понюхать, он им позволял. Наконец я его «обуздал». Прежде часового просто выставляли перед складом, что само по себе чревато – мог и сбежать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85