Нарвать из них букет не было никакой возможности – они тут же вяли. Собирать опий тоже никто не сообразил, хотя, казалось бы, чего проще: надрежь головку и собирай молочко. Только самые ушлые пытались есть маковые головки, но иного эффекта, кроме рвоты, это не вызывало. Наиболее отчаянные говорили:
– Эх, хорошо, но мало!
Во время своей службы комендантом я впервые увидел героин и кокаин, а анашу и за наркотик не считал, благо зарослей конопли вокруг сколько хочешь. Положил в тень, и через 15-20 минут продукт готов. К счастью, в то время среди личного состава процветала токсикомания. Пошла мода носить под солдатской панамой тампон, смоченный в бензине или ацетоне. Однажды двое солдат (один из них – водитель начальника политотдела) выпили по кружке нитрокраски. Мне с врачом пришлось выводить их из коматозного состояния.
Курсы психологической войны
Как-то поутру вызвал меня замначальника политотдела Харитонов, небезызвестный «Бу-бу», и в свойственной ему манере сказал:
– Ты разгильдяй, ты плохой человек. Вы понимаете, вот Вам великая честь оказана, Вы понимаете, Вы едете учиться, Вы понимаете. Идите получайте документы.
Как бегство от действительности, такое приказание было воспринято на ура. Сбежать от командования ротой, от запаха солдатских портянок хоть на неделю! Я поспешил в штаб, предварительно зайдя в санчасть – выпить по пятьдесят грамм, и в столовую – пообедать. Облазил площадку, всех предупредил, что завтра отправляюсь в командировку. Все ставили выпивку «за избавление». Часам к двум прибегает прапорщик Абдулапаров и, выпучив глаза, сует мне пачку документов:
– Вы знаете, что самолет на Алма-Ату, через два часа? А Вы не готовы.
– Ты что, охуел?!
Я-то думал, еду на какую-нибудь 32-ю площадку, на очередные курсы подрывников – купаться в бассейне, жить с бабами в общежитии.
– Вам разве Харитонов не сказал?
Поволокли меня к командиру части. Там плачущий замполит вопросил:
– Где твой партбилет?
Я достал, он давай размахивать им у меня перед физиономией. Оказалось, Харитонову было сказано проинструктировать меня с вечера, но тот, по своей всегдашней бестолковости, забыл и перенёс инструктаж на утро.
– В два часа самолет, ты должен успеть.
«… Были сборы недолги». Слава Богу, начальник тыла Карпенко вызвал прапорщика со склада. Кинулись на склад подбирать форму, ушили её. Прапорщик ещё пытался заставить меня расписаться в накладной, но не тут-то было. Негаданно разжившись формой, я отнюдь не собирался её уступать. Потом, когда меня, как Швейка, под белы руки свели в БПК, я заподозрил что-то неладное. Командир с диким воем посадил меня в машину, всю дорогу сопел и молчал. На все попытки расспросить, огрызался, посылал на хуй. Оказалось, срывается распоряжение ЦК КПСС.
В аэропорту «Крайний» меня подвезли к транспортному самолету. Там прапорщик-бортмеханик быстренько осадил наш пыл.
– Иди туда. (на скамейки для десанта – Авт.) Я сразу заскучал. Ещё посадили четверых таких же эфиопов. В генеральский салончик спереди бортмеханик не пускает:
– А вдруг заблюешь!
– Да я с утра ничего не ел.
– А хуй вас знает. У нас такие случаи были.
И шторку задернул, нагло показав, кто здесь хозяин. Всех удобств в генеральском салончике на 4-х человек: стол, диваны и занавеска. Но главное не это, а отсутствие туалета. У взлетной полосы, как искушение, кран с газированной водой. Техник предупреждает:
– Ну, пейте, посмотрим, как вы будете в самолете. Обосците – будете мыть.
Благо, в самолете нашлись пустые бутылки.
Самолеты из Алма-Аты летят вдоль Сыр-Дарьи, станций слежения нет (кому они нужны внутри страны?). Одна в Аральске, ещё посадочный радиомаяк в Ленинске, а дальше река поворачивает и самолет тоже. Раз в пустыне упал индийский самолет – не мог запросить куда летит. Поэтому наши летали, как израильские летчики в войну «судного дня», на высоте 2-3 тысячи метров, по наземным ориентирам. Благо, в году всего десяток пасмурных дней, а в небе нет никаких воздушных коридоров. Как-то экипаж из Чимкентского авиаотряда пережрался спирта; штурман вышел в салон (дело было во время полета) и, заикаясь, спросил:
– Никто самолет сажать не умеет?
У одного из пассажиров-новичков сразу инфаркт. А зря, шутка такая, знать надо.
Из аэропорта «Крайний» самолетом ВТА лететь до Алма-Аты часа три. Сплошные неудобства. У нас, что не построят, все не по уму. Гул нечеловеческий. Транспортный АН ревет, как бык на базу, трясет словно в лихорадке, вдоль бортов алюминиевые лавки, вроде унитаза – усидеть невозможно. Когда самолет поворачивает, тебя заваливает на шпангоуты. В салоне дубарь даже на высоте 3-4 тысячи метров, а если подняться на 10 тысяч, живым не долетит никто.
Вы не можете себе представить, что такое ледяной свод небес. Смотришь на высотомер – 9 тысяч метров. Потеплело. Не мог, падла, до 4 тысяч опуститься. А я за три с половиной часа в летнем кителе промерз до костей, да и те орлы в кителях летели. Три часа стучали зубами в новеньких кительках, при температуре -10, хорошо, хоть не -30, пока самолет не пошел на посадку. Люк для десанта не закрывался, щель – пальца на три, при желании можно вылезти.
В Алма-Ате на взлётном поле +30, солнце, но мне было не в радость, говорить не мог. Выпил воды из крана – ещё хуже, будто в холодную воду нырнул. Оказалось, мы никому не нужны. Часа через три, когда собрались представители прочих частей округа, всех куда-то повезли. Возили, возили, привезли в военную гостиницу. На входе поставили офицерский патруль – подполковника и двух прапорщиков, чтобы никто из «пропагандистов» не сбежал. Майор Голуб, ныне вышибала в одном из минских ресторанов, сразу смекнул:
– Ты лёгкий. Если прыгнешь со второго этажа на клумбу с розами, тебе ничего не будет, ну зад немного поколешь. Зато купишь водки, а мы тебя на простыне поднимем.
Он знал Алма-Ату, указал магазин за углом; дали мне спортивный костюм. Я принес 6-7 бутылок: сначала подняли их в авоське, потом залез сам. В буфете накупили жратвы. Утром, как на грех, приходит проверяющий… Комната полна винных паров, на полу шкурки от скумбрии, идейно все готовы… Мужик понял: где-то дал маху. Он за нас отвечал, если доложит – с него спросят, поэтому смолчал.
Нас повели в столовую. Увидев, как там накрыто, мы сразу протрезвели: поняли – попали в западню. Особенно насторожили вилки и ножи из нержавейки (в частях все ели алюминиевыми ложками). Голуб мрачно изрек:
– Жопа, мужики. Так быть не может, наверное в Китай пошлют.
Мы разом поникли: за такую кормежку и спросят, как следует. Народ поглощал завтрак без всякого аппетита. Обстановка, прямо скажем, не располагала к пищеварению. Столы застелены белыми скатертями, а не гигиеническим покрытием; снуют молодые официантки, никто не матерится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
– Эх, хорошо, но мало!
Во время своей службы комендантом я впервые увидел героин и кокаин, а анашу и за наркотик не считал, благо зарослей конопли вокруг сколько хочешь. Положил в тень, и через 15-20 минут продукт готов. К счастью, в то время среди личного состава процветала токсикомания. Пошла мода носить под солдатской панамой тампон, смоченный в бензине или ацетоне. Однажды двое солдат (один из них – водитель начальника политотдела) выпили по кружке нитрокраски. Мне с врачом пришлось выводить их из коматозного состояния.
Курсы психологической войны
Как-то поутру вызвал меня замначальника политотдела Харитонов, небезызвестный «Бу-бу», и в свойственной ему манере сказал:
– Ты разгильдяй, ты плохой человек. Вы понимаете, вот Вам великая честь оказана, Вы понимаете, Вы едете учиться, Вы понимаете. Идите получайте документы.
Как бегство от действительности, такое приказание было воспринято на ура. Сбежать от командования ротой, от запаха солдатских портянок хоть на неделю! Я поспешил в штаб, предварительно зайдя в санчасть – выпить по пятьдесят грамм, и в столовую – пообедать. Облазил площадку, всех предупредил, что завтра отправляюсь в командировку. Все ставили выпивку «за избавление». Часам к двум прибегает прапорщик Абдулапаров и, выпучив глаза, сует мне пачку документов:
– Вы знаете, что самолет на Алма-Ату, через два часа? А Вы не готовы.
– Ты что, охуел?!
Я-то думал, еду на какую-нибудь 32-ю площадку, на очередные курсы подрывников – купаться в бассейне, жить с бабами в общежитии.
– Вам разве Харитонов не сказал?
Поволокли меня к командиру части. Там плачущий замполит вопросил:
– Где твой партбилет?
Я достал, он давай размахивать им у меня перед физиономией. Оказалось, Харитонову было сказано проинструктировать меня с вечера, но тот, по своей всегдашней бестолковости, забыл и перенёс инструктаж на утро.
– В два часа самолет, ты должен успеть.
«… Были сборы недолги». Слава Богу, начальник тыла Карпенко вызвал прапорщика со склада. Кинулись на склад подбирать форму, ушили её. Прапорщик ещё пытался заставить меня расписаться в накладной, но не тут-то было. Негаданно разжившись формой, я отнюдь не собирался её уступать. Потом, когда меня, как Швейка, под белы руки свели в БПК, я заподозрил что-то неладное. Командир с диким воем посадил меня в машину, всю дорогу сопел и молчал. На все попытки расспросить, огрызался, посылал на хуй. Оказалось, срывается распоряжение ЦК КПСС.
В аэропорту «Крайний» меня подвезли к транспортному самолету. Там прапорщик-бортмеханик быстренько осадил наш пыл.
– Иди туда. (на скамейки для десанта – Авт.) Я сразу заскучал. Ещё посадили четверых таких же эфиопов. В генеральский салончик спереди бортмеханик не пускает:
– А вдруг заблюешь!
– Да я с утра ничего не ел.
– А хуй вас знает. У нас такие случаи были.
И шторку задернул, нагло показав, кто здесь хозяин. Всех удобств в генеральском салончике на 4-х человек: стол, диваны и занавеска. Но главное не это, а отсутствие туалета. У взлетной полосы, как искушение, кран с газированной водой. Техник предупреждает:
– Ну, пейте, посмотрим, как вы будете в самолете. Обосците – будете мыть.
Благо, в самолете нашлись пустые бутылки.
Самолеты из Алма-Аты летят вдоль Сыр-Дарьи, станций слежения нет (кому они нужны внутри страны?). Одна в Аральске, ещё посадочный радиомаяк в Ленинске, а дальше река поворачивает и самолет тоже. Раз в пустыне упал индийский самолет – не мог запросить куда летит. Поэтому наши летали, как израильские летчики в войну «судного дня», на высоте 2-3 тысячи метров, по наземным ориентирам. Благо, в году всего десяток пасмурных дней, а в небе нет никаких воздушных коридоров. Как-то экипаж из Чимкентского авиаотряда пережрался спирта; штурман вышел в салон (дело было во время полета) и, заикаясь, спросил:
– Никто самолет сажать не умеет?
У одного из пассажиров-новичков сразу инфаркт. А зря, шутка такая, знать надо.
Из аэропорта «Крайний» самолетом ВТА лететь до Алма-Аты часа три. Сплошные неудобства. У нас, что не построят, все не по уму. Гул нечеловеческий. Транспортный АН ревет, как бык на базу, трясет словно в лихорадке, вдоль бортов алюминиевые лавки, вроде унитаза – усидеть невозможно. Когда самолет поворачивает, тебя заваливает на шпангоуты. В салоне дубарь даже на высоте 3-4 тысячи метров, а если подняться на 10 тысяч, живым не долетит никто.
Вы не можете себе представить, что такое ледяной свод небес. Смотришь на высотомер – 9 тысяч метров. Потеплело. Не мог, падла, до 4 тысяч опуститься. А я за три с половиной часа в летнем кителе промерз до костей, да и те орлы в кителях летели. Три часа стучали зубами в новеньких кительках, при температуре -10, хорошо, хоть не -30, пока самолет не пошел на посадку. Люк для десанта не закрывался, щель – пальца на три, при желании можно вылезти.
В Алма-Ате на взлётном поле +30, солнце, но мне было не в радость, говорить не мог. Выпил воды из крана – ещё хуже, будто в холодную воду нырнул. Оказалось, мы никому не нужны. Часа через три, когда собрались представители прочих частей округа, всех куда-то повезли. Возили, возили, привезли в военную гостиницу. На входе поставили офицерский патруль – подполковника и двух прапорщиков, чтобы никто из «пропагандистов» не сбежал. Майор Голуб, ныне вышибала в одном из минских ресторанов, сразу смекнул:
– Ты лёгкий. Если прыгнешь со второго этажа на клумбу с розами, тебе ничего не будет, ну зад немного поколешь. Зато купишь водки, а мы тебя на простыне поднимем.
Он знал Алма-Ату, указал магазин за углом; дали мне спортивный костюм. Я принес 6-7 бутылок: сначала подняли их в авоське, потом залез сам. В буфете накупили жратвы. Утром, как на грех, приходит проверяющий… Комната полна винных паров, на полу шкурки от скумбрии, идейно все готовы… Мужик понял: где-то дал маху. Он за нас отвечал, если доложит – с него спросят, поэтому смолчал.
Нас повели в столовую. Увидев, как там накрыто, мы сразу протрезвели: поняли – попали в западню. Особенно насторожили вилки и ножи из нержавейки (в частях все ели алюминиевыми ложками). Голуб мрачно изрек:
– Жопа, мужики. Так быть не может, наверное в Китай пошлют.
Мы разом поникли: за такую кормежку и спросят, как следует. Народ поглощал завтрак без всякого аппетита. Обстановка, прямо скажем, не располагала к пищеварению. Столы застелены белыми скатертями, а не гигиеническим покрытием; снуют молодые официантки, никто не матерится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85