По окончании работ вновь раздевались и дефилировали метров десять босиком по бетону. Летом в трусах, зимой в кальсонах. Не любили солдаты туда ходить. Да и офицеры тоже. Хотя патроны и легче получить, чем, скажем, спирт, но склад боеприпасов находился на отшибе, и прапорщика редко удавалось застать на месте. А склонять его отправиться по жаре на склад, означало «нарваться». Он мог заставить считать стрелянные гильзы, сверять коды на их донцах и тут же демонстративно приказать солдату тачкой свезти отсчитанные в металлолом.
На продскладе значительно лучше: его предусмотрительно не охраняли, только закрывали на замок. Пусть лучше ограбят раз, чем часовые будут к этому стремиться постоянно.
Заведующий закрывал солдат на время работ снаружи, предварительно предупредив, какие дефицитные продукты для начальства есть нельзя. Остальное, что видели, то и ели. Однако хитрец-прапорщик предусмотрительно не оставлял в помещении ни хлебы, ни воды, а сухари хранились под замком в отдельном помещении. Без хлеба масла много не съешь, разве что сухофрукты. Прапорщик ничего не проигрывал от такой «свободы». Солдаты попадали в зависимость: когда в обед он приносил хлеб, те уже наперехватывались. Что касается тушёнки, открыть её без ножа можно энергичным трением крышки о бетон, кирпич или даже асфальт. Первоначально такой «паёк» в целях экономии выдавали «губарям», но те весьма быстро научились добывать кашу трением.
Американцы старты не охраняли – кто может поднять стопятидесятитонную плиту? Однажды генерал Галкин прицепился ко мне:
– Почему люк шахты открыт?
– Сейчас пошлю солдат, они закроют.
– Дурак, как они закроют?
– Вы же спрашиваете.
В СССР было принято охранять всё. Старты были огорожены по периметру сеткой под высоким напряжением. Внутри – караульное помещение с убежищем, аппаратной, комнатой начальника караула, все миниатюрное, на 5 человек. Над сооружением башня с бронеколпаком. В сооружениях нового типа башня отсутствует, бронеколпак размещен низко, вход через потерну. Развитие караульных помещений было вызвано изменением порядка службы, о чём ниже.
В караул заступали на неделю. Состав караула: начальник и дежурная смена охраны и обороны. На шесть объектов – 32 человека, тридцать третий – водитель. Поначалу, на плацу, в присутствии начальства, все выглядит красиво: идет развод караулов, играет оркестр… После команды «По машинам» начальство сматывается. Несчастный начальник караула остается один на один со своими проблемами. Вместо четырех машин дают одну, хорошо ещё, что бортовую ГАЗ-66, а не бронеавтобус – «колун» на шасси ГАЗ 66.
Вместимость ГАЗ-66 – двадцать солдат с автоматами между ног. Теперь попробуйте загрузить в неё тридцать человек с оружием и продуктами (а это 20 ящиков, мешков с картошкой, хлебом и говяжьими мослаками), ещё 40 табуретов и двадцать матрасов. Солдат при этом превращался в неизбежное зло. Старшина вёз какие-то вещи в нашу подпольную каптёрку, мне нужно было доставить домой, например, холодильник. Наконец всех утрамбовывали. Последних с дичайшим матом забивали в машину пинками. Кузов сзади закрывали брезентом и затягивали ремнями, чтобы добро не повыпадало. Иногда караулу перепадала и машина БМДС, трехосный КАМАЗ с КУНГ. Старшине, при всем желании, не удавалось забить её матрацами и табуретками. Оставалось полно места, некоторые солдаты могли даже сидеть.
Тяжело было добраться до первого старта – это километра два пути. Там шесть человек высаживались, их места занимала предыдущая смена. На второй площадке находилась наша каптёрка, после неё становилось уже свободно. Если в пустыне сломается машина, караулы будут меняться до ночи. Что любопытно, назад тоже везли какие-то матрацы и одеяла. Ещё в карауле наделают топчанов из подручных средств… Украдут где-то картошки или поросенка с хоздвора… Чавкающая, орущая, матерящаяся толпа цыган.
Когда смена возвращается назад, начальство уже ждёт. Эти одичавшие за неделю существа начинают отчитываться. Сначала начальники караулов докладывают, что произошло за время несения службы. Потом редакторы боевого листка и агитатор, комсгруппорги… Начальство с серьёзным видом слушает ахинею, которую они несут. Наконец дежурный по караулу сообщает, сколько было вынесено взыскания, кто проспал световые сигналы. Старты находились в пределах прямой видимости. Поэтому ночью использовали световую сигнализацию. Если туман, то световой сигнал не виден, да и в хорошую погоду часовой может забиться спать. Один караул находится в поле зрения другого, если кто-то проспит или пропустит сигнал, дежурный начинает беспокоиться: может они там уже и неживые. Едет проверять, все завершается избиением младенцев. Выбиваются зубы, караульные плачут, падают на колени, умоляют, чтобы ротный не узнал…
Я заступал в караул с обозом и личным поваром – узбеком. За машиной караула скачками нёсся ГАЗ-69, груженный мешками с рисом и луком. Там, где я останавливался, из машины выходил «сварщик» и варил «пльов». Рядовой Сулейманов, он же каптёр, готовил мне шурпу, лагман, плов. Верный человек, лишь бы службу не нести. В своем рвении доходил до того, что рис для моего плова перебирал по зернышку, жертвовал сном, отделяя мышиный помет, что в армии большая редкость. Узбеки нешкодные, только они могут дожить до дембеля кладовщиком на складе, другие заедаются. У него ключи можно отнять только у мертвого. Дорожат местом, боятся попасть в какую-нибудь третью команду – в заправщики. В армии Каримова, наверное, нет проблем:
– Сварщики, выйти из строя!
Все узбеки выходят.
– Ты что варил?
– Пльов.
Хотя, если серьезно, в Вооруженных Силах среднеазиатских государств сложилась парадоксальная ситуация: обучение происходит по-русски, а аскеры общаются на национальных языках. Поэтому научить их чему-либо невозможно, так как русский в школе давно не преподают. Отсюда взаимное презрение, а пригласи они турецких офицеров, не надо было бы ничего придумывать, и вместо троекратного «Ура!» кричать троекратное «Хош!»
По прибытии, я сразу же отключал все телефоны, пульт управления связисты оттаскивали за три комнаты. Общаться с помощником начальника караула я тоже брезговал. Дадут какого-нибудь перепуганного лейтенанта – ест печенье и конфеты, ходит к солдатам питаться. Те сразу раскусывают: раз не ест с барского стола, ему дадут то, что останется. Паёк, по крайней мере, точно съедят. Дадут первое:
– А мы второе не готовим.
Прапорщик из роты за такое убил бы, утопил в кастрюле. Есть свои нюансы и во взаимоотношениях офицеров со сверхсрочниками. Если лейтенант заступает начальником караула, а прапорщик – помощником, он с ним есть не будет, пойдёт к своим солдатам, чтобы лейтенант не видел какие разносолы тому подают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
На продскладе значительно лучше: его предусмотрительно не охраняли, только закрывали на замок. Пусть лучше ограбят раз, чем часовые будут к этому стремиться постоянно.
Заведующий закрывал солдат на время работ снаружи, предварительно предупредив, какие дефицитные продукты для начальства есть нельзя. Остальное, что видели, то и ели. Однако хитрец-прапорщик предусмотрительно не оставлял в помещении ни хлебы, ни воды, а сухари хранились под замком в отдельном помещении. Без хлеба масла много не съешь, разве что сухофрукты. Прапорщик ничего не проигрывал от такой «свободы». Солдаты попадали в зависимость: когда в обед он приносил хлеб, те уже наперехватывались. Что касается тушёнки, открыть её без ножа можно энергичным трением крышки о бетон, кирпич или даже асфальт. Первоначально такой «паёк» в целях экономии выдавали «губарям», но те весьма быстро научились добывать кашу трением.
Американцы старты не охраняли – кто может поднять стопятидесятитонную плиту? Однажды генерал Галкин прицепился ко мне:
– Почему люк шахты открыт?
– Сейчас пошлю солдат, они закроют.
– Дурак, как они закроют?
– Вы же спрашиваете.
В СССР было принято охранять всё. Старты были огорожены по периметру сеткой под высоким напряжением. Внутри – караульное помещение с убежищем, аппаратной, комнатой начальника караула, все миниатюрное, на 5 человек. Над сооружением башня с бронеколпаком. В сооружениях нового типа башня отсутствует, бронеколпак размещен низко, вход через потерну. Развитие караульных помещений было вызвано изменением порядка службы, о чём ниже.
В караул заступали на неделю. Состав караула: начальник и дежурная смена охраны и обороны. На шесть объектов – 32 человека, тридцать третий – водитель. Поначалу, на плацу, в присутствии начальства, все выглядит красиво: идет развод караулов, играет оркестр… После команды «По машинам» начальство сматывается. Несчастный начальник караула остается один на один со своими проблемами. Вместо четырех машин дают одну, хорошо ещё, что бортовую ГАЗ-66, а не бронеавтобус – «колун» на шасси ГАЗ 66.
Вместимость ГАЗ-66 – двадцать солдат с автоматами между ног. Теперь попробуйте загрузить в неё тридцать человек с оружием и продуктами (а это 20 ящиков, мешков с картошкой, хлебом и говяжьими мослаками), ещё 40 табуретов и двадцать матрасов. Солдат при этом превращался в неизбежное зло. Старшина вёз какие-то вещи в нашу подпольную каптёрку, мне нужно было доставить домой, например, холодильник. Наконец всех утрамбовывали. Последних с дичайшим матом забивали в машину пинками. Кузов сзади закрывали брезентом и затягивали ремнями, чтобы добро не повыпадало. Иногда караулу перепадала и машина БМДС, трехосный КАМАЗ с КУНГ. Старшине, при всем желании, не удавалось забить её матрацами и табуретками. Оставалось полно места, некоторые солдаты могли даже сидеть.
Тяжело было добраться до первого старта – это километра два пути. Там шесть человек высаживались, их места занимала предыдущая смена. На второй площадке находилась наша каптёрка, после неё становилось уже свободно. Если в пустыне сломается машина, караулы будут меняться до ночи. Что любопытно, назад тоже везли какие-то матрацы и одеяла. Ещё в карауле наделают топчанов из подручных средств… Украдут где-то картошки или поросенка с хоздвора… Чавкающая, орущая, матерящаяся толпа цыган.
Когда смена возвращается назад, начальство уже ждёт. Эти одичавшие за неделю существа начинают отчитываться. Сначала начальники караулов докладывают, что произошло за время несения службы. Потом редакторы боевого листка и агитатор, комсгруппорги… Начальство с серьёзным видом слушает ахинею, которую они несут. Наконец дежурный по караулу сообщает, сколько было вынесено взыскания, кто проспал световые сигналы. Старты находились в пределах прямой видимости. Поэтому ночью использовали световую сигнализацию. Если туман, то световой сигнал не виден, да и в хорошую погоду часовой может забиться спать. Один караул находится в поле зрения другого, если кто-то проспит или пропустит сигнал, дежурный начинает беспокоиться: может они там уже и неживые. Едет проверять, все завершается избиением младенцев. Выбиваются зубы, караульные плачут, падают на колени, умоляют, чтобы ротный не узнал…
Я заступал в караул с обозом и личным поваром – узбеком. За машиной караула скачками нёсся ГАЗ-69, груженный мешками с рисом и луком. Там, где я останавливался, из машины выходил «сварщик» и варил «пльов». Рядовой Сулейманов, он же каптёр, готовил мне шурпу, лагман, плов. Верный человек, лишь бы службу не нести. В своем рвении доходил до того, что рис для моего плова перебирал по зернышку, жертвовал сном, отделяя мышиный помет, что в армии большая редкость. Узбеки нешкодные, только они могут дожить до дембеля кладовщиком на складе, другие заедаются. У него ключи можно отнять только у мертвого. Дорожат местом, боятся попасть в какую-нибудь третью команду – в заправщики. В армии Каримова, наверное, нет проблем:
– Сварщики, выйти из строя!
Все узбеки выходят.
– Ты что варил?
– Пльов.
Хотя, если серьезно, в Вооруженных Силах среднеазиатских государств сложилась парадоксальная ситуация: обучение происходит по-русски, а аскеры общаются на национальных языках. Поэтому научить их чему-либо невозможно, так как русский в школе давно не преподают. Отсюда взаимное презрение, а пригласи они турецких офицеров, не надо было бы ничего придумывать, и вместо троекратного «Ура!» кричать троекратное «Хош!»
По прибытии, я сразу же отключал все телефоны, пульт управления связисты оттаскивали за три комнаты. Общаться с помощником начальника караула я тоже брезговал. Дадут какого-нибудь перепуганного лейтенанта – ест печенье и конфеты, ходит к солдатам питаться. Те сразу раскусывают: раз не ест с барского стола, ему дадут то, что останется. Паёк, по крайней мере, точно съедят. Дадут первое:
– А мы второе не готовим.
Прапорщик из роты за такое убил бы, утопил в кастрюле. Есть свои нюансы и во взаимоотношениях офицеров со сверхсрочниками. Если лейтенант заступает начальником караула, а прапорщик – помощником, он с ним есть не будет, пойдёт к своим солдатам, чтобы лейтенант не видел какие разносолы тому подают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85