Он обязательно заплатит долг после следующего концерта, заверил Вольфганг пристава, но пристав сказал:
– Если не расплатитесь с портным до завтрашнего дня, мы вынуждены будем возбудить против вас судебное дело. Или посадить в долговую тюрьму.
Вольфганг обещал отдать деньги на следующий день. По дороге к графине Тун он ломал себе голову над тем, где их достать. Дукаты, отложенные на роды, трогать нельзя; невозможно обратиться и к графине Тун – слишком он ценил ее дружбу и боялся рисковать. Ему претила мысль просить у кого-нибудь взаймы, но скандал, которой мог разразиться в случае неуплаты долга, грозил слишком большими неприятностями.
Во время своего выступления Вольфганг был необычно рассеян, и баронесса фон Вальдштеттен после концерта спросила:
– Вы беспокоитесь за Констанцу?
– Нет, с меня неожиданно потребовали уплаты одного долга. Я готов написать для вас новый концерт, серенаду или симфонию – все, что пожелаете, если вы одолжите мне тридцать гульденов сегодня же.
У баронессы сделался не менее смущенный вид, чем у него.
– Сейчас мне не нужна музыка, – ответила она и весь вечер старательно избегала Вольфганга.
Ветцлар, заметив расстроенный вид друга, спросил:
– Что случилось?
И, узнав, в чем дело, тут же вручил пятьдесят гульденов, а когда Вольфганг стал отказываться – это больше чем нужно, – Ветцлар возразил:
– Кто знает, сколько кому может понадобиться? У меня сегодня есть деньги. А завтра может не оказаться.
Вольфганг в порыве благодарности обнял друга, а Ветцлар покраснел и добавил:
– Мне кажется, я нашел для вас более подходящую квартиру, на первом этаже дома на Юденплац, большую, солнечную и уютную, – он словно считал себя виновным в том, что Моцарты живут без удобств.
Вольфганг обещал при первой возможности отблагодарить барона за доброту и дал зарок никогда больше не залезать в долги.
Это оказалось не так-то просто. Потребовалось несколько недель, чтобы расплатиться с Ветцларом. Заработки по-прежнему были нерегулярными. Иногда ученики платили за уроки, а порой и нет, пропускали или вообще прекращали занятия. «Похищение из сераля» готовилось к постановке в Праге, Бонне, Франкфурте, Варшаве, Лейпциге. В Вене уже прошло пятнадцать спектаклей и намечались еще, но композитору не полагалось больше ни крейцера. Папа ругал Вольфганга: цена концертов по подписке – по дукату за концерт – слишком высока, и был прав – концерты распродавались плохо. Большинство его выступлений проходило в домах дорогих ему друзей, а разве он мог требовать с них плату?
Чтобы отвлечься от мрачных мыслей – а нужно сказать, что новая квартира на Юденплац ему нравилась, работа там спорилась и Констанца сразу повеселела, – Вольфганг начал сочинять струнный квартет. К этой сложной музыкальной форме он давно уже не обращался. Углубившись в работу над квартетом, он, казалось, хотел утвердить в этой музыке свою независимость, избавиться от бремени будничных забот.
Последнее время он внимательно изучал квартеты Иосифа Гайдна, пленившие его еще десять лет назад, а также новые, русские квартеты этого композитора. Гайдн посвятил их великому князю Павлу. Гайдновские квартеты были лучшими из всех, что Вольфгангу приходилось когда-либо слышать, и он тщательно штудировал фразу за фразой, уясняя принцип их построения.
Все четыре инструмента имели равные по значению партии, и темы развивались в мелодиях с той стройностью и глубиной, которые он любил.
Он закончил квартет до мажор, и тут болезнь свалила его – общая усталость и бессонные ночи, вечная нехватка денег, тревога за здоровье Констанцы сделали свое дело. В течение почти всего мая он не в силах был написать ни одного такта, а между тем деньги таяли, остались лишь дукаты, отложенные на роды.
Как-то в июне он появился на музыкальном собрании у ван Свитена, впервые после месячного отсутствия, и барон тут же обратился к нему за помощью. Ван Свитен получил письмо от учителя музыки в Бонне, господина Нефе, и хотел услышать совет Вольфганга. Вольфганг прочел:
«Дорогой барон, до нас в Бонне дошла весть о том, что Вы большой знаток музыки, и я прошу Вас снисходительно отнестись к моему ходатайству за ученика, которого я имею честь обучать. Его дед и отец оба были певцами, а сам мальчик похож на Вольфганга Амадеуса Моцарта – по слухам, Вашего хорошего друга. В восемь лет этот мальчик уже прекрасно играл на скрипке; в одиннадцать бегло и с чувством исполнял «Хорошо темперированный клавир» Себастьяна Баха, а теперь ему двенадцать, и он блестящий импровизатор на фортепьяно и сочиняет сонаты для этого инструмента, самого его любимого. Но сей молодой талант, Людвиг ван Бетховен, нуждается в поддержке, чтобы иметь возможность совершать концертные поездки и учиться. Если успехи его будут такими же, как сейчас, то он непременно станет вторым Вольфгангом Амадеусом Моцартом, и меня Вы глубоко порадуете, если хоть в чем-то сумеете ему помочь. А если он станет учеником Вашего великого друга, Вы тем самым окажете огромную услугу музыке – искусству, которому все мы так преданы. Ваш покорный слуга Кристиан Готлиб Пефе».
– Что вы думаете по этому поводу? – спросил ван Свитен.
Вольфганг хорошо понимал, какого ответа ждет друг, но ведь он и так чересчур загружен уроками.
– Byндекиндов появляется на свет не так уж мало, только вот многие ли из них достигают вершин? – сказал он.
– Вы бы взялись обучать молодого Бетховена? Вольфганг вздохнул. Он с трудом встал с постели, чтобы порадовать пап Свитена, обеспокоенного его долгим отсутствием на воскресных вечерах.
– А кто будет платить за него в Вене? – спросил Вольфганг. – Даже если я соглашусь обучать мальчика, кто возьмет на себя его содержание?
– Трудно сказать.
Да, этого Вольфганг как раз и ожидал. Ван Свитен мог бы содержать нескольких Людвигов ван Бетховенов, но скупостью барон был известен не меньше, чем любовью к музыке.
– Я уверен, молодой ван Бетховен – стоящий ученик, как и многие другие, – сказал Вольфганг. – Если он приедет в Вену, я его с удовольствием послушаю.
У Констанцы приближались роды, и Вольфганг совсем забыл про чудо-ребенка, за которого хлопотал ван Свитен. Здоровье его заметно улучшилось; проводя ночи у постели Констанцы, чтобы в случае необходимости в любой момент прийти ей на помощь, Вольфганг старался чем-то заняться в тоскливые бессонные часы и взялся сочинять новый струнный квартет.
По ночам Констанца часто вскрикивала и вздрагивала. А днем была подавленной и замкнутой. Она стеснялась своего непривлекательного вида, но Вольфганг был по-прежнему нежен и предупредителен. И хотя он мечтал иметь детей, порой, видя, как она мается, начинал сомневаться, так ли уж они необходимы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222