ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Наконец-то после приступа сильных болей она крепко уснула.
Только что покинувший их дом доктор Клоссет заверил Вольфганга: болезнь Констанцы не представляет ничего серьезного, скорее всего результат переутомления и горя, постигшего их – совсем недавно они похоронили дочь, – нужда сейчас не столько в лекарствах, сколько в покое и сне. Но Вольфганг не мог покинуть жену, пока не придет Софи и не сменит его. Прошло уже больше двух месяцев после премьеры «Дон-Жуана», стоял великолепный июльский день, но Вольфганг был слишком измучен душевно, чтобы радоваться хорошей погоде. Он отложил в сторону перочинный ножик, которым вырезал игрушку для Карла Томаса, временно живущего у бабушки, и снова принялся за письмо к Михаэлю Пухбергу.
В прошлом месяце он уже четыре раза обращался к этому богатому купцу и брату по масонской ложе с просьбой одолжить ему денег и некоторую сумму получил.
Но что же еще сказать? Объяснить Пухбергу, что последние недели были самыми тяжелыми в его жизни, и смерть дочери, и болезнь Станци окончательно истощили его карман? Что за последние полтора года их трижды выселяли из квартиры и теперь, в тот момент, когда он пишет это письмо, теперешний хозяин угрожает засадить его в тюрьму, если он не погасит долга?
Мысли его снова обратились к дочери, умершей десять дней назад. Доктор Клоссет поставил диагноз – кишечные спазмы, но он-то понимал: ребенка свела в могилу их бедность, Вольфганг отложил письмо в сторону. Надо дождаться почты, вдруг подойдет какая-нибудь помощь? Двести гульденов, которые он получал от императора каждые три месяца, должны были прийти 1 июля, а теперь уже 8-е. Сегодня деньги могут прийти. И вдруг Вольфганга охватил страх, а что, если эти деньги, хоть сумма и незначительная, перечислены в фонд войны с Турцией? «Дон-Жуан» все еще шел на венской сцене, но композитору за спектакли больше ничего не полагалось, и поговаривали, будто император из-за военных расходов собирается запретить все постановки опер: и те, что уже шли на сцене, и те, что готовились.
Погруженный в мрачные мысли, Вольфганг не заметил, как в комнату вошла Софи с Карлом Томасом. Ребенок, несколько дней не видевший отца, бросился с веселым криком ему на шею, а Вольфганг, испугавшись, как бы не разбудить Констанцу, поспешил отодвинуть кресло подальше от постели и успокоить сына; оставленный открытым перочинный ножик соскользнул со стола и вонзился ему в ногу. Вольфганг героически сдержался и кивнул Софи и сыну, приглашая тихонько выйти в гостиную.
Рана серьезная, сказала Софи, но Вольфганг только отмахнулся: ничего страшного.
Перевязывая рану, Софи думала: подчас Констанца по примеру матери пользуется болезнями как оружием, но ведь с Вольфгангом этого вовсе не нужно, он и без того верный муж, у него такое сердце, что жить он может только с горячо любимой женщиной.
Софи – единственная из Веберов, не считая Констанцы, кому Вольфганг полностью доверял, – сменила его у постели сестры. Он повел Карла Томаса в сад проверить сделанную им игрушку – волчок.
– Папа, а где Терезия? – спросил мальчик.
– Она ушла от нас.
– Навсегда? – Так уже случилось раньше, с его крошкой братом.
Вольфганг кивнул, не в силах говорить.
– А куда ушла Терезия, Папа?
– Туда, Карл, где все ее будут любить.
– А у меня будет еще братик или сестричка? Ты мне обещал.
– Не знаю. – При всем желании иметь большую семью риск становился слишком велик. И прежде чем Карл Томас успел продолжить расспросы, – а мальчик любил расспрашивать Папу, потому что Папа не в пример бабушке или другим взрослым всегда с охотой отвечал, – беседу их прервали: пришла почта.
Вольфганг получил несколько писем и, увидев на одном королевскую печать, повеселел. Должно быть, квартальное жалованье, вот уж поистине кстати. Теперь не придется обращаться к Пухбергу. Но, вскрыв письмо, он почувствовал горькое разочарование.
Письмо было от фон Штрака. По просьбе императора Иосифа камергер сообщал господину Моцарту, что его величество остался весьма доволен сочиненной им боевой песней для сражающейся армии. Песня эта поднимает боевой дух солдат.
Пришла весточка и от ван Свитена, барон спрашивал, не заинтересовало бы Вольфганга положить на музыку одноактную пьесу Гете. Немецкого поэта, восторженного почитателя творчества Моцарта, писал ван Свитен, совершенно покорила музыка «Похищения из сераля» и «Свадьбы Фигаро», и он был бы счастлив войти в содружество с композитором. Только такой композитор, как Моцарт, может сделать из его пьесы оперу, достойную ее сюжета.
При иных обстоятельствах Вольфганга, знакомого с творчеством Гете, заинтересовало бы подобное предложение, но теперь он был слишком подавлен. К тому же разве могло это обеспечить ему постоянный доход, в чем он в данный момент больше всего нуждался? Нет, придется отказаться. Писать партитуру оперы без официального заказа – непозволительная роскошь.
С этой же почтой пришло письмо и от Стефана Сторейса. Стефан, прибывший в Лондон, сообщал Вольфгангу, что в Европе огромный спрос на музыку, что Энн заработала четыре тысячи гульденов за концерт в Лейпциге, и умолял Вольфганга еще раз подумать: может, он все-таки отважится приехать к ним в Лондон.
С грустью Вольфганг ответил и Стефану отказом и взялся за последнее письмо. Оно было от Наннерль. Сестра упрекала, что он ей редко пишет. По что писать? Ему еще причиталась какая-то сумма за часть отцовского имущества. Но муж Наннерль заявил, что деньги ушли на введение в права наследства.
Софи с Карлом Томасом ушли, а Вольфганг вернулся к постели Станци и попытался собраться с мыслями, прикинуть все свои возможности с тем, чтобы, как сказал бы Папа, прийти к наиболее разумному решению.
Он намеревался дать несколько концертов в новом казино на Шпильгассе. Бургтеатр, Траттиер Гоф и Мельгрубе стали ему недоступны, поскольку плата за помещение требовалась вперед. Он попытался устроить новый цикл концертов по подписке, как делал четыре года назад, когда имел сто семьдесят четыре постоянных подписчика. Но единственным желающим оказался ван Свитен.
Вольфганг написал новый концерт для фортепьяно ре мaжор, такой же прекрасный, как все, что выходило из-под его пера, но никто не изъявил желания эту вещь прослушать. Старые друзья отшатнулись от него с угрожающей поспешностью, как от зачумленного. После первого представления «Дон-Жуана» в Вене он ни разу больше не виделся с да Понте. Деваться было некуда, и каких бы мучений это ему не стоило, снова сел писать Пухбергу.
«Дорогой брат мой и любимый друг! – писал он. – Мне большого труда стоит обратиться к Вам снова, после того что я уже беспокоил Вас несколько раз за прошедшее время, но мне неоткуда больше ждать помощи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222