– Он же твой брат.
– Все равно я играю лучше. Я уже месяц как выучила скерцо.
Играют-то они одинаково, подумал Леопольд, с той лишь разницей, что Наннерль вдвое старше Вольферля.
– Я умею играть марши, темы с вариациями. А он не умеет.
– Ты играешь их очень хорошо. Наннерль просияла, и Леопольд добавил:
– Поможешь мне научить им Вольферля? Опа подумала: какой хитрый. Но Папа поцеловал ее, будто она уже дала согласие, и повел в музыкальную комнату, где Вольферль разучивал новое скерцо. Папа велел им играть в четыре руки.
– Папа, ведь вы говорили, что я буду помогать вам учить Вольферля.
– Ну да! Вы будете играть дуэты. Ты будешь играть первую партию, а оп вторую.
Наннерль посмотрела па Вольферля, сидящего у клавесина. Брат был вполовину меньше ее ростом. Если он сыграет лучше ее, она этого не перенесет.
Папа поставил перед ней поты. Усадил рядом с Вольферлем, хотя она до сих пор ве решила, соглашаться или нет. По, как и сказал Пана, Вольферль лишь вторил ей. Когда они кончили играть, Папа поцеловал дочку, к нему присоединилась и Мама, узнав, как хорошо она ведет первую партию. Напнерль не могла ни на кого сердиться, даже на Вольферля.
За обедом Наннерль сообщила Вольферлю с высоты своего величия:
– Завтра я научу тебя играть марш.
– Марш? – Вольферль озадаченно посмотрел на сестру.
– Ну, знаешь, вроде того, что ты играешь на барабане.
– А, этот? – Он начал выстукивать пальцами по столу барабанную дробь.
– Неправильно!
– Неправильно? – От огорчения он перестал барабанить.
– Ты что это – сейчас нюни распустишь? – У Вольферля в глазах стояли слезы.
– Ничего подобного. – Но слезы уже текли но щекам. Теперь, когда сестра доказала свое превосходство, ей стало жаль брата, и она пообещала:
– Погоди, завтра я тебя научу.
На следующий день Леопольд начал учить Вольферля читать и писать и занялся с ним арифметикой. Только вечером, и то ненадолго, они сели за клавесин. Несколько месяцев Леопольд делал упор на эти предметы, и Вольферль учился прилежно.
Как-то Шахтнер зашел к Леопольду и наткнулся па Вольферля, который, сидя на полу, мелом писал на нем цифры. Цифры были везде – на столах, стульях, стенах, даже на потных страницах.
Шахтнер спросил его, что он делает. – Рифметику, – oтветил Вольферль. – Для Папы.
– Ты все делаешь для Папы?
– Для Папы и для боженьки. Спачала для боженьки, а потом для Папы.
– Кто же тебя этому научил?
– Папа. Хотите, я покажу вам, как делать рифметику?
– А зачем она мне?
– Чтобы сочинять музыку. Папа сказал, так легче будет сочинять музыку. Когда я вырасту. А мне уже пять.
– Четыре года, – поправил Шахтнер.
– Четыре, идет пятый.
– Верно, идет, – подтвердил Шахтнер.
– Поиграйте со мной. – Вольферль взял игрушечный барабан, подаренный Шахтнером, и добавил: – Наннерль учит меня играть марш. Давайте, я буду играть, а вы пойте.
Он стал маршировать, выстукивая на барабане мелодию и подпевая сам себе, а Шахтнер, восхищенный чувством ритма в тонкостью слуха ребенка, маршировал вслед за ним. Когда Шахтнер сбился с ноги, Вольферль поправил его. Они стали придумывать вариации барабанной дроби, но тут в комнату вошел Папа. Папа поцеловал сына, вручил ему один из своих новых менуэтов и дал ему попробовать сыграть с листа. Вольферль тут же уселся за клавесин.
Шахтнер внимательно слушал. Ребенок нежно и лирично исполнял сочинение отца. Поразительно, думал Шахтнер, только лучше уж я ничего не скажу Леопольду, иначе он бог знает что вообразит.
– Правда, он прекрасно играет? – сказал Леопольд.
– У него неплохая техника, – неохотно согласился Шахтнер.
– Оп день ото дня все лучше играет. Никогда еще у меня не было такого способного ученика.
– Раннее развитие таланта таит в себе опасности.
– К Вольферлю это не относится. – Леопольд чувствовал, что его ребенок отмечен богом. Но скажи он это, Шахтнер, читавший Вольтера, поднял бы его на смех.
Вольферль окончил менуэт и заявил, что хочет сыграть концерт.
– Концерт? – Шахтнер не мог скрыть изумления.
– Кроме собственных сочинений, я даю ему играть вещи других композиторов, – пояснил Леопольд. – И раз уж он так любит клавесин, я позволил ему разучить несколько несложных концертов.
– Несложных? Наверное, что-нибудь вроде Скарлатти, Гассо или Телемана?
– Нет, они для него слишком трудны.
– Папа! – прервал их Вольферль. – Можно мне сыграть твой концерт?
Леопольд был явно польщен, но ответил твердо:
– Нет. Теперь тебе надо играть гаммы. Последнее время ты их что-то совсем забросил. Целый час, не меньше.
Вольферль огорчился, но послушно принялся за гаммы. Леопольд повел Шахтнера в гостиную. Очевидно, друг пришел сообщить нечто важное.
Однако придворного трубача занимала сейчас иная мысль.
– Почему вы засадили Вольферля за гаммы? – спросил он. – Они ему уже не нужны.
Леопольд самодовольно улыбнулся и ответил:
– Дисциплина.
– Но Вольферль и так во всем слушается вас. Лучшего ученика трудно пожелать.
– Значит, вы тоже считаете, что он не похож на других?
– Да. Он очень музыкален для своего возраста. – Шахтнер переменил разговор. – Вы слыхали, Эберлин нездоров?
– Нет. Ведь еще в прошлое воскресенье он дирижировал капеллой.
– С некоторых пор он неважно себя чувствует, по всячески скрывает свое недомогание.
– Очень печально слышать, – искренне сказал Леопольд, – Эберлин хороший композитор, пожалуй не хуже Телемана и Гассе.
– Когда умрет Эберлин, вы сможете занять его место. После него вы наш самый талантливый композитор.
– Но ведь и Лолли придворный композитор.
– Он менее талантлив.
– А как насчет моей статьи для Марпурга? Не вы ли говорили, что из-за нее я нажил себе много врагов?
– Конечно, нажили. И все же кое-кто считает, что у вас есть возможность стать новым капельмейстером. Несмотря на Марпурга. Вашу «Скрипичную школу» ценят очень высоко.
– А как насчет его светлости?
– Архиепископ Шраттенбах хотел бы послушать ваших детей.
– Откуда он узнал о них?
– Они же играли для Буллингера, Баризани, для меня, наконец. Разве вы недовольны, что это дошло до архиепископа?
– Вы все мои друзья. Я только хотел знать ваше мнение. – И, став очень серьезным, Леопольд добавил: – Это поможет мне получить место капельмейстера?
– Если их игра понравится его светлости, это докажет, что вы прекрасный педагог. Причем Баризани утверждает, будто девочка играет даже лучше брата.
Леопольд сомневался в этом, хотя Наннерль играла отлично, особенно если принять во внимание ее возраст и пол. Но мнение архиепископа решает дело. Когда господь возложил на его светлость священный сан, то облек его и большой властью. Одобрение со стороны его светлости позволило бы Леопольду осуществить план, который он вынашивал все это время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222