– Следовательно, его музыка годится для исполнения – вокального и оркестрового?
– Несомненно!
Но не успел Леопольд возликовать, как Гассе добавил:
– Есть, однако, одно затруднение. Некоторые его арии рассчитаны на голос, подобный Манцуоли.
– Вольфганг преклоняется перед ним, – пояснил Леопольд.
– Все это прекрасно, если в опере будет петь Манцуоли. Но большинству певцов его арии просто не под силу. Они не смогут исполнить то, что легко исполнил бы Манцуоли, и возненавидят за это вашего сына.
– Господин Гассе, – сказал Вольфганг, – певцы сами просили, чтобы арии звучали бравурно. Но если вы хотите, я переделаю их, Сейчас же!
– Нет, нет! – испугался Гассе. Не сидеть же здесь до утра!
– Я могу, – настаивал Вольфганг. – Это недолго.
– Но ты, наверное, устал?
– Вы были так добры, согласившись меня послушать, и я готов вам угодить.
Гассе улыбнулся, взял Вольфганга за руку и сел рядом с ним у клавесина.
– Возьми арию, которую ты сочинил сегодня вечером. Она написана для кастрата, так вот, не можешь ли ты переписать ее так, чтобы она годилась для баса?
– С удовольствием, господин Гассе.
Все молча наблюдали за его работой. А когда Вольфганг кончил, Готфрид ван Свитен, обладавший приятным басом, негромко и выразительно пропел арию.
– Мальчик еще не достиг вершин мастерства, – сказал Гассе, – но для его возраста это поразительно!
– Благодарю, господин Гассе, – сказал князь Кауниц. – Вы нам весьма помогли.
– Задерживать развитие такого таланта просто преступно, – заметил князь Дмитрий.
Все заговорили сразу и, как показалось Леопольду, с удивлением: неужели кто-то препятствует постановке оперы его сына?
Вольфганг, однако, отметил, что князь Кауниц ни словом не обмолвился об Афлиджио.
Вскоре знать покинула дом барона, но Вольфганг но огорчился – музыканты остались.
– Господин Моцарт, – сказал Джузеппе Бонно, – я познакомился с вашей «Школой скрипичной игры». В ней все так ясно и точно, ничего подобного прежде я не встречал.
Леопольда это очень тронуло, он даже готов был заключить придворного композитора в объятия.
– Вы были прекрасным учителем для своего сына, – сказал Гассе.
Отец Паргамер тоже закивал и добавил:
– Императрица милостиво согласилась почтить своим присутствием торжественное освящение храма, который я строю для сиротского приюта на Ренвеге. Если бы маленький Вольфганг сочинил музыку для торжественной мессы, можно было бы посвятить ее этому богоугодному заведению.
Леопольд рассыпался в благодарностях, а доктор Месмер прибавил:
– Ну а если младший Моцарт напишет оперу для бала, который я даю осенью, я буду счастлив ее поставить.
– А почему бы вам не поставить «Мнимую простушку»? – охваченный внезапным подозрением, спросил Леопольд.
– У меня просторный дом, но его не сравнить с Бургтеатром, – ответил доктор Месмер, – в нем нельзя поставить оперу-буффа. Вот если мальчик сочинит небольшой немецкий зингшпиль, это придется весьма кстати.
– С удовольствием! – воскликнул Леопольд, обретая прежнюю уверенность. – Оба эти заказа для нас большая честь. Вольфганг выполнит их в срок. – Он отвесил низкий поклон отцу Паргамеру и доктору Месмеру. Держись теперь, Афлиджио!
Афлиджио был сама любезность, когда Леопольд попросил его возобновить репетиции «Мнимой простушки».
– Я с радостью приступил бы к репетициям, – сказал он, – но дело в том, что синьора Бернаскони и синьора Бальони нездоровы.
Спустя неделю Леопольд узнал, что обе певицы давным-давно репетируют «Добрую дочку». Он спросил Афлиджио, правда ли это, но импресарио только пожал плечами.
– Вы же знаете, как рождаются слухи.
– Значит, это тоже слухи, что вы не собираетесь ставить оперу моего сына?
– Вы меня не поняли. Я совсем не против постановки «Мнимой простушки», но будет ли она иметь успех, еще не известно. Как и вы, я забочусь о собственных интересах. «Добрую дочку» Я ставлю, чтобы оградить себя от случайностей. На моем месте вы поступили бы точно так же.
– И что же дальше?
– Коли «Добрая дочка» сделает хороший сбор, я рискну поставить оперу вашего сына.
– Но только что вы объясняли задержку болезнью певиц.
– Не стоит так волноваться, господин Моцарт. Неделя– не так много. Поставлю «Добрую дочку» и тут же примусь за вашу оперу.
Однако после «Доброй дочки» Афлиджио начал репетировать еще одну оперу Пиччинни. А поспешивший в театр Леопольд обнаружил, что переписчику вообще приказано прекратить работу над партитурой «Мнимой простушки» и что оперу никто и не думает ставить.
Леопольд потребовал у импресарио объяснения, и тот сказал:
– Все очень печально. Певцы утверждают, что, хотя музыка прекрасно написана, она тем не менее мало сценична и петь ее невозможно.
– Но певцам нравится опера, они сами признавались в этом.
– Вы же знаете певцов. Они просто не хотели вас обидеть.
– Гассе и Метастазио утверждают, что опера моего сына лучше многих, уже поставленных в Вене.
– Вот пусть они ее и ставят.
– И это награда за все труды и талант моего сына?
– Я же предупреждал вас, сколь рискованно для двенадцатилетнего ребенка писать оперу. Ребенку, ничего не понимающему в любви.
– А как насчет ста дукатов, которые вы обещали заплатить?
– У вас есть мое письменное обязательство?
– Вы дали честное слово, господин Афлиджио. Афлиджио расхохотался.
– Венцы предпочитают иные зрелища, – сказал он, – Два моих бульдога, способные затравить зубра, привлекут куда больше публики, чем любая опера вашего сына. Кстати, этот аттракцион я сейчас и подготавливаю.
– Я пожалуюсь императору, – заявил Леопольд. Афлиджио внезапно разозлился:
– Ну и жалуйтесь, Моцарт, только потом пожалеете.
– Император выслушает меня. Императрица очень заинтересована в Вольфганге.
– Императрицу интересует любая новинка, при условии, что она ей ничего не стоит.
– Вы не останавливаетесь даже перед тем, чтобы порочить императрицу?
– Если вы не останавливаетесь даже перед тем, чтобы торговать собственным сыном…
– Торговать сыном! Да вы просто негодяй! – Леопольд задохнулся от ужаса и гнева.
– А вы глупец, – презрительно парировал Афлиджио. – Все говорят, что вы торгуете сыном в надежде разбогатеть.
Бешеная ненависть к Афлиджио охватила Леопольда, он способен был убить его, но в ужасе от брошенного ему обвинения не мог вымолвить ни слова.
– И знайте, если меня все-таки заставят поставить оперу вашего сына, то уж я позабочусь, чтобы ее осмеяли и освистали.
В эту ночь Леопольд не сомкнул глаз. Неужели он действительно торгует сыном? Ведь он так любит Вольфганга, а Вольфганг – его. И все же Афлиджио посмел обвинить его в этом…
На следующий день он сказал Вольфгангу, что постановка «Мнимой простушки» немного откладывается, после разговора с императором будет назначен новый срок, и посоветовал ему приступать к зингшпилю и мессе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222