Мать поверила ему и испугалась. Вот так и получилось, что я дважды обязан отцу жизнью.
Я хмыкнул. Прежде Морис не очень распространялся о своей семье. А вернее, вообще избегал подобных разговоров.
– Интересно, почему ты это рассказываешь?
– Чтобы ты понял, каков мой отец.
– Что ж, – кивнул я. – Теперь начинаю понимать. Кстати, ты сказал о своей матери «была». Она умерла?
– Да, погибла. Вместе с дедом разбилась на самолёте, когда они летели в Канберру на какую-то деловую встречу. Тогда мне было двенадцать лет, и именно тогда я в полном смысле этого слова обрёл отца. Он вернулся ко мне и к семейным делам. Как я уже говорил, мой дед был председателем правления компании, и после его смерти эта должность стала вакантной. Наша семья контролировала самый крупный пакет акций «Рено», а отец был единственным сыном моего деда. Вступив в права наследства, он автоматически стал членом правления, но председателем, ясное дело, его не избрали. Тогда он был ещё слишком молод, к тому же его считали безответственным авантюристом и неисправимым плэйбоем. Многие видели в нём свадебного генерала, но они здорово просчитались. Отец проявил такую хватку и такие незаурядные деловые качества, что вскоре стал просто незаменим. Через семь лет он без труда потеснил первого вице-президента, отправив его на досрочный заслуженный отдых, а ещё через семь лет мог спокойно занять кресло председателя. Но не сделал этого – сказал, формальная должность не имеет значения. Всем известно, что главное лицо в компании мой отец, а председатель правления исполняет лишь сугубо представительские функции. Незадолго до моего «прыжка самурая» мы отмечали в некотором роде юбилей – общее количество акций, которыми владеет наша семья, превысило тридцать процентов. На практике это означает, что отец стал полновластным хозяином «Рено». Даже если против него ополчатся все остальные директора, у них не хватит голосов для квалифицированного большинства. А что касается общего собрания акционеров, то большинство их – на стороне отца, поскольку за годы его управления компанией дивиденды по акциям возросли более чем в два раза.
– Да, – сказал я. – Такой незаурядный человек не станет отметать невероятное только потому, что на первый взгляд это противоречит здравому смыслу. Прагматизм, в самом широком смысле этого слова, подразумевает принятие невероятного в качестве одной из возможностей – хотя бы с тем, чтобы учесть все варианты, не упустив ни единого.
– Об этом я и толкую, – сказал Морис. – Так ты согласен с моим планом?
Я пожал плечами:
– Не совсем согласен, но и не стану возражать. В конце концов, помощь твоего отца мне бы очень пригодилась.
– Тогда полетели?
Я на минуту задумался, потом отрицательно покачал головой:
– Нет, я останусь.
– Почему?
Резонный вопрос. У меня на сей счёт было два соображения. Прежде всего, я не люблю быть свидетелем трогательных сцен встречи после долгой разлуки; меня это смущает, и я чувствую себя крайне неловко. И потом, мне нужно было уладить кое-какие дела, в частности, обзавестись деньжатами, чтобы обрести твёрдую почву под ногами. Попадая в иные миры, я избегаю промышлять банальным грабежом, а предпочитаю нечто поизящнее, вроде азартных игр – тоже грабёж, но узаконенный. Правда, здесь я не собирался наведываться в Монте-Карло или в Лас-Вегас, поскольку знал, как можно прикарманить сравнительно небольшую сумму из капиталов Кевина. Нагреть моего дражайшего кузена на энное количество миллиончиков – дело чуть ли не святое. Так сказать, грабь награбленное.
– Для начала, лучше поговори со своим отцом с глазу на глаз, – ответил я Морису. – А после валяйте сюда, и мы потолкуем втроём. И между прочим. Почему ты не пригласил отца к нам?
– Это не лучший вариант. По пути он успеет собраться с мыслями и обдумать несколько версий моего чудесного возвращения с того света. Тогда мне, кроме всего прочего, придётся опровергать его предположения, на что потрачу немало сил и нервов. А так, я объявлюсь нежданно-негаданно и, не дав ему времени опомниться, огорошу его своим рассказом.
– Что ж, неплохо задумано. А ты уверен, что он на Земле?
– Я уже сделал запрос. Сейчас отец на нашей вилле в Монако.
– А как насчёт Софи?
Морис поджал губы, взгляд его потускнел.
– О ней я не узнавал.
– Боишься?
– Да, боюсь. Но надеюсь. Не верю, однако надеюсь. И страшно боюсь, что мои надежды напрасны. – Морис взмахнул рукой, будто отгоняя мрачные мысли. – Ладно, Эрик, договорились. Я отправляюсь к отцу, а потом вернусь, прихватив его с собой. Где-то через пару часов... Жаль, конечно, что я не взял то зеркальце, но ничего. Если понадобится, свяжусь с тобой по обычному комлогу. Когда услышишь зуммер вызова, нажми кнопку «ответ» на любом из визоров.
– Замётано, – сказал я. – А если я не буду отвечать, не беспокойся. Возможно, мне захочется осмотреть местные достопримечательности. Да, кстати, этот визор, – я указал на экран, – случайно не оборудован приставкой запахов?
– О чём ты?.. А-а, понятно. Нет, не оборудован. Приставки запахов вышли из употребления почти сразу, как только были запущены в массовое производство. После некоторого бума, вызванного новизной, спрос на них упал так катастрофически, что вся индустрия потерпела полный крах. Сам я видел приставки запаха только в музее... А почему ты спрашиваешь?
– Да так, – солгал я. – Из чистого любопытства.
Попрощавшись со мной, Морис вышел из дома, и вскоре снаружи опять послышалось слабое завывание. Выглянув в окно, я увидел, как флайер начал медленно подниматься в воздух. На высоте около шести метров он на секунду остановился, повис неподвижно в воздухе, затем вдруг рванул с места в карьер, стремительно взмыл в небо и исчез с поля моего зрения.
Я лишь пожал плечами. Что с Мориса возьмёшь? Известно – лихач; наконец-то он дорвался до своих любимых сверхвысоких скоростей.
Я подошёл к визору, склонился к пульту и, обострив своё обоняние, принюхался. Определённо, запах присутствовал – тонкий аромат изысканных женских духов. Наиболее интенсивно он исходил из гнезда, откуда недавно Морис извлёк пластиковую карточку с записью.
Стало быть, подумал я, упомянутый всуе кузен Филипп здесь ни при чём. Если, конечно, он не гомосексуалист, что маловероятно – ведь Морис, который в таких вопросах настоящий педант, назвал его блядуном, а не пидором. Хотя, впрочем, не исключено, что это была какая-нибудь кузина, обожающая «клубничку», но всё же у Мориса появился шанс. Удачи ему...
Меня так и подмывало подняться на второй этаж и обследовать жилые комнаты на предмет обнаружения новых улик (тем более, что запах духов вёл также и к лестнице), но осуществить это намерение я не успел. Снаружи послышалось уже знакомое завывание, потом в окна вновь ударил яркий свет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
Я хмыкнул. Прежде Морис не очень распространялся о своей семье. А вернее, вообще избегал подобных разговоров.
– Интересно, почему ты это рассказываешь?
– Чтобы ты понял, каков мой отец.
– Что ж, – кивнул я. – Теперь начинаю понимать. Кстати, ты сказал о своей матери «была». Она умерла?
– Да, погибла. Вместе с дедом разбилась на самолёте, когда они летели в Канберру на какую-то деловую встречу. Тогда мне было двенадцать лет, и именно тогда я в полном смысле этого слова обрёл отца. Он вернулся ко мне и к семейным делам. Как я уже говорил, мой дед был председателем правления компании, и после его смерти эта должность стала вакантной. Наша семья контролировала самый крупный пакет акций «Рено», а отец был единственным сыном моего деда. Вступив в права наследства, он автоматически стал членом правления, но председателем, ясное дело, его не избрали. Тогда он был ещё слишком молод, к тому же его считали безответственным авантюристом и неисправимым плэйбоем. Многие видели в нём свадебного генерала, но они здорово просчитались. Отец проявил такую хватку и такие незаурядные деловые качества, что вскоре стал просто незаменим. Через семь лет он без труда потеснил первого вице-президента, отправив его на досрочный заслуженный отдых, а ещё через семь лет мог спокойно занять кресло председателя. Но не сделал этого – сказал, формальная должность не имеет значения. Всем известно, что главное лицо в компании мой отец, а председатель правления исполняет лишь сугубо представительские функции. Незадолго до моего «прыжка самурая» мы отмечали в некотором роде юбилей – общее количество акций, которыми владеет наша семья, превысило тридцать процентов. На практике это означает, что отец стал полновластным хозяином «Рено». Даже если против него ополчатся все остальные директора, у них не хватит голосов для квалифицированного большинства. А что касается общего собрания акционеров, то большинство их – на стороне отца, поскольку за годы его управления компанией дивиденды по акциям возросли более чем в два раза.
– Да, – сказал я. – Такой незаурядный человек не станет отметать невероятное только потому, что на первый взгляд это противоречит здравому смыслу. Прагматизм, в самом широком смысле этого слова, подразумевает принятие невероятного в качестве одной из возможностей – хотя бы с тем, чтобы учесть все варианты, не упустив ни единого.
– Об этом я и толкую, – сказал Морис. – Так ты согласен с моим планом?
Я пожал плечами:
– Не совсем согласен, но и не стану возражать. В конце концов, помощь твоего отца мне бы очень пригодилась.
– Тогда полетели?
Я на минуту задумался, потом отрицательно покачал головой:
– Нет, я останусь.
– Почему?
Резонный вопрос. У меня на сей счёт было два соображения. Прежде всего, я не люблю быть свидетелем трогательных сцен встречи после долгой разлуки; меня это смущает, и я чувствую себя крайне неловко. И потом, мне нужно было уладить кое-какие дела, в частности, обзавестись деньжатами, чтобы обрести твёрдую почву под ногами. Попадая в иные миры, я избегаю промышлять банальным грабежом, а предпочитаю нечто поизящнее, вроде азартных игр – тоже грабёж, но узаконенный. Правда, здесь я не собирался наведываться в Монте-Карло или в Лас-Вегас, поскольку знал, как можно прикарманить сравнительно небольшую сумму из капиталов Кевина. Нагреть моего дражайшего кузена на энное количество миллиончиков – дело чуть ли не святое. Так сказать, грабь награбленное.
– Для начала, лучше поговори со своим отцом с глазу на глаз, – ответил я Морису. – А после валяйте сюда, и мы потолкуем втроём. И между прочим. Почему ты не пригласил отца к нам?
– Это не лучший вариант. По пути он успеет собраться с мыслями и обдумать несколько версий моего чудесного возвращения с того света. Тогда мне, кроме всего прочего, придётся опровергать его предположения, на что потрачу немало сил и нервов. А так, я объявлюсь нежданно-негаданно и, не дав ему времени опомниться, огорошу его своим рассказом.
– Что ж, неплохо задумано. А ты уверен, что он на Земле?
– Я уже сделал запрос. Сейчас отец на нашей вилле в Монако.
– А как насчёт Софи?
Морис поджал губы, взгляд его потускнел.
– О ней я не узнавал.
– Боишься?
– Да, боюсь. Но надеюсь. Не верю, однако надеюсь. И страшно боюсь, что мои надежды напрасны. – Морис взмахнул рукой, будто отгоняя мрачные мысли. – Ладно, Эрик, договорились. Я отправляюсь к отцу, а потом вернусь, прихватив его с собой. Где-то через пару часов... Жаль, конечно, что я не взял то зеркальце, но ничего. Если понадобится, свяжусь с тобой по обычному комлогу. Когда услышишь зуммер вызова, нажми кнопку «ответ» на любом из визоров.
– Замётано, – сказал я. – А если я не буду отвечать, не беспокойся. Возможно, мне захочется осмотреть местные достопримечательности. Да, кстати, этот визор, – я указал на экран, – случайно не оборудован приставкой запахов?
– О чём ты?.. А-а, понятно. Нет, не оборудован. Приставки запахов вышли из употребления почти сразу, как только были запущены в массовое производство. После некоторого бума, вызванного новизной, спрос на них упал так катастрофически, что вся индустрия потерпела полный крах. Сам я видел приставки запаха только в музее... А почему ты спрашиваешь?
– Да так, – солгал я. – Из чистого любопытства.
Попрощавшись со мной, Морис вышел из дома, и вскоре снаружи опять послышалось слабое завывание. Выглянув в окно, я увидел, как флайер начал медленно подниматься в воздух. На высоте около шести метров он на секунду остановился, повис неподвижно в воздухе, затем вдруг рванул с места в карьер, стремительно взмыл в небо и исчез с поля моего зрения.
Я лишь пожал плечами. Что с Мориса возьмёшь? Известно – лихач; наконец-то он дорвался до своих любимых сверхвысоких скоростей.
Я подошёл к визору, склонился к пульту и, обострив своё обоняние, принюхался. Определённо, запах присутствовал – тонкий аромат изысканных женских духов. Наиболее интенсивно он исходил из гнезда, откуда недавно Морис извлёк пластиковую карточку с записью.
Стало быть, подумал я, упомянутый всуе кузен Филипп здесь ни при чём. Если, конечно, он не гомосексуалист, что маловероятно – ведь Морис, который в таких вопросах настоящий педант, назвал его блядуном, а не пидором. Хотя, впрочем, не исключено, что это была какая-нибудь кузина, обожающая «клубничку», но всё же у Мориса появился шанс. Удачи ему...
Меня так и подмывало подняться на второй этаж и обследовать жилые комнаты на предмет обнаружения новых улик (тем более, что запах духов вёл также и к лестнице), но осуществить это намерение я не успел. Снаружи послышалось уже знакомое завывание, потом в окна вновь ударил яркий свет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119