Хус пошел следом за нею. Он стал куковать, подражая : крику кукушки. Бай слышал, как он смеется и пускает трели. :
- Черт возьми, он, оказывается, умеет смеяться, - сказал Бай. - Вот уж не думал.
Немного погодя Бай уже спал под большим дубом лицом вверх, на животе - шляпа.
- Поспите и вы, Хус, - сказала Катинка.
- Хорошо, - сказал Хус. Они сидели по разные стороны дубового ствола.
Катинка сняла соломенную шляпу и прислонилась к стволу головой. Она смотрела вверх на развесистую дубовую крону. Высоко-высоко сквозь зелень, точно золотые капли, пробивались солнечные лучи… а где-то в глубине леса в кустарнике пели птицы.
- Как здесь славно, - прошептала она и склонила голову.
- Да, очень, - прошептал в ответ Хус. Он обхватил руками колени и смотрел вверх на крону дуба.
Было тихо-тихо. Они слышали дыхание Бая; прожужжала мошка, - оба проводили ее глазами до зеленых ветвей; птицы щебетали то совсем близко, то чуть дальше.
- Вы спите? - прошептала Катинка.
- Да, - ответил Хус.
Они снова замолчали. Хус прислушался, потом встал и обошел дуб. Она спала, как ребенок, склонив голову набок и улыбаясь во сне.
Хус долго стоял и смотрел на нее. Потом бесшумно вернулся на свое место и сидел, счастливо улыбаясь, устремив глаза на вершину дуба и охраняя ее сон.
Мария разбудила их громогласным «о-ла-ла!», приглашая пить кофе. Бай уже отоспался, вместе с хмелем улетучилось и его раздражение.
- На свежем воздухе полезно пропустить рюмочку коньяку, - провозгласил он. - Пропустить рюмочку на свежем воздухе.
К рюмочке ему захотелось еще кусочек пирога. Бай не мог пожаловаться на плохой аппетит.
- Отменный пирог, - сказал он.
- Это пирог Хуса, - сказала Катинка.
- Что ж, на здоровье, - сказал Бай, - лишь бы и нам дали полакомиться…
Выпив кофе, снова пустились в путь. Баю надоело править, он поменялся местами с Хусом и пересел на заднее сиденье рядом с Катинкой. Всех клонило в сон - стоял палящий зной, дорога была пыльная. Катинка смотрела на спину Хуса - на его широкий загорелый затылок.
Постоялый двор был забит распряженными повозками. Женщины и девушки, только что сошедшие с сидений, встряхивали и расправляли юбки. Окна погребка были распахнуты настежь, там резались в карты и рекой лился пенистый пунш. В зале, за спущенными занавесками, кто-то бренчал на разбитом рояле «Ах, мой милый Вальдемар».
- Эту песню играет Агнес, - сказала Катинка.
- Соловушки, - сказал Бай. - Вечерком послушаем, как они щебечут.
Проходя, Катинка попыталась заглянуть в окна зала, но рассмотреть ей ничего не удалось.
- Не подглядывать, - сказал Бай. - Вход рядом с кассой…
За занавесками крикливый женский голос выводил: «О мой Шарль!»
О мой Шарль,
ты пришли мне письмо…
- Ой, - сказала Катинка. Она остановилась у окна и кивнула. - Эту тоже… Агнес играет…
Как, бывало, когда-то…
- Идем, Тик, - сказал Бай. - Ты держись поближе к Хусу, а я пойду вперед и буду прокладывать дорогу.
- Но мы с ней знаем только первый куплет, - сказала Катинка, она взяла Хуса под руку и продолжала прислушиваться к песенке.
Как, бывало, когда-то… -
выкрикивала певица.
- В остальных всегда повторяется то нее, что в первом, - сказал Хус.
- Где же вы? - крикнул Бай.
У входа в павильон долговязая особа пела о злодее-убийце Томасе и колотила бамбуковой тростью висевшее на стене карикатурное изображение убийцы. Зрители смущенно таращились на певицу и повторяли припев, протяжный, точно церковное «аминь».
Девушки с застывшим выражением лица шли под руку длинными цепочками мимо мужчин, которые «высматривали» их, толпясь перед палатками, и покуривали трубки, засунув руки в карманы.
Какой-то мужчина выступил вперед.
- Здравствуй, Мари, - сказал он. Мари протянула ему кончики пальцев.
- Здравствуй, Серен, - сказала она.
И вся девичья цепочка остановилась и стала ждать. Серен постоял перед Мари, оглядел свою трубку, потом сапоги.
- До свиданья, Мари, - сказал он.
- До свиданья, Серен.
Серен вернулся к своей компании, а девичья цепочка снова сомкнулась, и девушки двинулись дальше, поджав губы.
- Дурацкая манера - загородили всю улицу, - проворчал Бай.
Женщины постарше собирались в кружок и разглядывали друг друга со скорбным выражением, точно провожали покойника. Говорили они шепотом, еле слышно, будто не в силах были как следует открыть рот, и, произнеся два слова, умолкали с видом оскорбленного достоинства.
Протиснуться сквозь толпу было совершенно невозможно.
- Приходится работать локтями, - сказала Катинка. Ее то и дело притискивали к Хусу.
- Держитесь за меня покрепче, - говорил Хус. Долговязая «человекоубийца» и две шарманки, - одна наигрывала заунывное «Прощание генерала Бертрана», другая- «Дуэт Аяксов», - заглушали все остальные звуки. Сновавшие взад и вперед гимназисты свистели, заложив два пальца в рот, а неповоротливые деревенские мальчишки надували шары-пищалки и, задрав кверху неподвижные лица, ждали, пока шары начнут выпускать воздух.
Солнце заливало улицу, в его лучах плавились и люди и медовые коврижки.
- Уф, жарко, - сказала Катинка.
- А вот вафли! - крикнул Бай.
- Купите вафли, милая дама, купите вафли у черноглазой дочери Фердинанда из Тироля…
- Вафли, Хус, вафли, - сказала Катинка, стараясь пробиться сквозь девичью стену, преграждавшую улицу.
- Ах! - взвизгивали девушки. Гимназисты умудрились пришить один к другому подолы их юбок.
- Это гимназисты! - кричали какие-то увальни, ученики реальной школы. Сами они пытались зацепить юбки девушек булавками.
Девушки, сбившись стайками, старались увернуться от них.
- Ой, - вскрикивали они. - Ой!
Гимназисты, пользуясь суматохой, врезались в девичью гурьбу, норовя ущипнуть девушек за ноги.
- Ой… - раздавался визг. Катинка, расшалившись, вскрикивала вместе с девушками.
- Вафли, любезная дама, купите вафли у черноглазой дочери Фердинанда из Тироля.
Они подошли к жаровне.
- Три голландские вафли, сударь, пятнадцать эре.
- А ну, черноглазая, посыпь-ка их сахаром. Черноглазая сыпала сахар щепотью.
- Она знавала лучшие дни, мадам, - сказал мужчина. - Не пожалейте чаевых для черноглазой дочери Фердинанда из Тироля, - зазывал он на всю улицу.
Черноглазая, как автомат, встряхивала протянутой копилкой, и вид у нее был такой, точно она слепая и глухая.
- Сахару, черноглазая.
Черноглазая снова взяла щепоть сахарного песку. Вышли на площадь.
- Я просто оглохла, - сказала Катинка, затыкая уши. На высоких подмостках профессор черной магии Ле Тор под аккомпанемент двух литавр пытался перекричать музыку с трех каруселей. Белолицый Пьерро втаскивал громадный барабан на самую большую арену мира:
- Величайшая арена мира, милостивые дамы и господа, всемирно известная арена…
Он извлекал звуки из барабана, опускаясь на него увесистым задом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36