Они увидели его из окна на какой-то промелсуточнои станции. - Холостяцкая вылазка… Два бравых молодца… - Нескромный засмеялся и прищелкнул языком.
- Да вот, решили прокатиться- тряхнуть стариной, - сказал Бай. Он хлопнул Кьера по коленям и повторил:- Тряхнем стариной, а, дружище…
Поезд тронулся, они замахали Нескромному, а он что-то кричал им вслед.
Они вдруг сразу развеселились, стали сквернословить и похлопывать себя по ляжкам.
- Стало быть, привелось еще разок, еще один разок, - говорил Бай.
- Однова живем, - говорил Кьер.
- Сыны Адама, дружище Кьер, - подтверждал Бай. Они смеялись и болтали. Кьер был доволен.
- Вот теперь я тебя узнаю, - говорил он. - А то нашел занятие- протирать штаны «у огонька»… Но теперь я тебя узнаю.
Бай вдруг сделался серьезным.
- Не говори, дружище, - сказал он. - Это было печальное время.
Он два раза вздохнул и снова откинулся на сиденье. Потом заговорил повеселевшим голосом:
- Слушай, давай прихватим Нильсена.
- Какого еще Нильсена? - спросил Кьер.
- Помнишь, лейтенантика… Мы ведь новых мест не знаем, Кьер… Помнишь, у пастора… Разбитной такой парень… Да ты его видел… Уж кутить так кутить…
Они начали позевывать и притихли; потом заснули каждый на своем сиденье и проспали до самого Фридеритса.
Там они вволю нагрузились коньяком, чтобы «не озябнуть ночью».
Бай вышел на платформу. Поезд переводили с одного пути на другой, свистели свистки, гудел гудок, в ушах стоял сплошной гул.
Бай остановился под фонарем, вокруг сновали и толпились люди.
- Ну, что скажешь, старина, - сказал он Кьеру, потирая руки и оглядывая платформу.
- Жизнь есть жизнь. - сказал Кьер.
Дамы в дорожных шляпках, розовые со сна, порхали вверх и вниз по ступенькам вагонов.
- И красоток хоть отбавляй, - сказал Бай. Вокруг кричали, зазвонил колокол.
- Пассажиры на Стриб- пассажиры к парому…
В половине одиннадцатого Бай прибыл в Копенгаген.
Лейтенанта Нильсена они обнаружили на пятом этаже в доме на улице Даннеброг. Всю меблировку комнаты составляли платяной шкаф с покосившейся дверцей, в котором сиротливо висела форменная тужурка, и бамбуковый табурет с умывальником.
Лейтенант лежал на продавленном соломенном тюфяке.
- Я тут по-походному, начальник, - сказал он. - Зимние квартиры у нас «anderswo» (В другом месте (нем.).).
Бай сказал, что они хотят «посмотреть город».
- Этакие места, - сказал он. - Понимаете… Лейтенант Нильсен отлично понимал.
- Хотите посмотреть «ярмарку»? - сказал он. - Положитесь на меня- вы ее увидите.
Он натянул брюки и стал звать какую-то мадам Мадсен. Мадам Мадсен просунула в дверь голую руку с куском мыла.
- Мы тут по-семейному, - сказал лейтенант, намыливая руки до локтей мылом мадам Мадсен.
Они договорились, где встретятся, прежде чем отправиться полюбоваться голыми ножками в казино.
- А потом заглянем на «ярмарку», - сказал Бай. Лейтенант выманил у мадам Мадсен три эре и без промедления отправился в «кабак».
Кабак был небольшим питейным заведением на Пиллеаллеен, где «шайка» обычно играла в кегли и карты.
«Шайка» состояла из трех младших лейтенантов и двух белобрысых студентов Высшей сельскохозяйственной школы.
Когда Нильсен явился в кабак, все они уже играли в ломбер, сняв пиджаки и сдвинув шляпы на затылок.
- Здорово, братцы, - сказал Нильсен. - Как картишки?
- Разбавляем помаленьку, - сказал один из белобрысых, передернув плечами.
- Сногсшибательно, - сказал один из лейтенантов.
- Сногсшибательно, и весьма, - сказал другой. Компания пристрастилась к словечку «сногсшибательно».
Каждые четверть часа все по очереди повторяли его с особым выражением, поигрывая пальцами.
- Сногсшибательно.
- Не пора ли разбавить? - сказал Нильсен. «Шайка» разбавляла ломбер пивом и «женским полом».
- Я подцепил парочку «толстосумов», - объявил Нильсен.
- Толстосумов? Черт возьми, Нильсен, да неужели? - Белобрысые сдвинули шляпы еще дальше на затылки.
- Парочку престарелых толстосумов, братцы… Братцы застучали по столу пивными кружками во здравие удачливого ловца.
Вечером Нильсен с Кьером и Баем посмотрели «голые ножки», а потом вся «шайка» собралась на Вестербро.
Нильсен привел с собой нескольких розовощеких девиц, - они тянули шведский пунш и кокетливо похлопывали по пальцам «двух старичков-провинциалов».
Бай приговаривал: «Шикарно», - и щеголял другими словечками из времен своей армейской молодости.
Белобрысые быстро опьянели. Они несли какую-то невнятицу, повторяли:
- Эй, старые кабаны! - и трясли Бая и Кьера за плечи. Попойка продолжалась.
- Ну, сильны, старые хрычи!
- Прошу без рук. - После обильных возлияний Бай стал щепетилен.
…Что было потом, Бай не помнил. Лейтенанты вдруг куда-то исчезли с розовощекими девицами.
- Сбежали, - сказал Кьер.
- Господа, наверное, скучают в одиночестве… Дамочка не первой молодости подсела за их столик…
Прошла неделя.
По утрам Кьер занимался делами. Бай чаще всего спал.
Кьер возвращался, входил в комнату.
- Ты что, еще спишь? - удивлялся он.
- Да, неохота вставать, - отвечал Бай с дивана и протирал глаза. - Который час?
- Два.
- Значит, пора. - Бай поднимался. - Не диван, а гладильная доска, черт его дери. - У Бая затекали руки и ноги.
Потом он одевался.
Ему надо было выбрать надгробный памятник. Бай надумал купить памятник Катинке в Копенгагене.
Они побывали уже у трех или четырех каменотесов, но Бай все никак не мог выбрать.
Кьеру Уже изрядно надоело таскаться за Баем от одной надгробной плиты к другой.
- Конечно, это благородно, с твоей стороны, старина, очень благородно. Но, ей-богу, твоей ясене и так лежится неплохо.
Но Бай пришел далее в некоторое умиление, разгуливая среди цоколей с мраморными голубками и ангелочками.
Однако сегодня истекал последний день, пора было решаться.
Бай выбрал большой серый памятник- крест, две мраморные руки, которые встречаются в пожатье, и над ними мотылек- быстротечная жизнь.
Бай долго стоял перед памятником с изображением двух рук и мотылька.
- Красивая мысль, - сказал он и смахнул слезу двумя пальцами. - Вера, надежда и любовь.
Кьер не всегда понимал ход мыслей Бая, когда тот скорбел.
- Да, мысль недурна, - сказал он. Вечером они пошли в Королевский театр. После театра собирались заглянуть в Варьете.
- Нет, спасибо, с меня хватит, - сказал Кьер. - Протирать штаны в ожидании этих прохвостов.
И Кьер отправился домой.
Бай потащился в Варьете один. Черт побери, по крайней мере, никто не сможет сказать, что он остановился на полдороге.
Бай вошел в зал. Никого из шайки лейтенанта не было видно. Бай устроился на галерее и стал ждать.
- Спасибо, ничего не надо… стакан содовой.
Он смотрел сквозь табачный дым вниз на восемь девиц, которые кружком сидели на эстраде, и на зрителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
- Да вот, решили прокатиться- тряхнуть стариной, - сказал Бай. Он хлопнул Кьера по коленям и повторил:- Тряхнем стариной, а, дружище…
Поезд тронулся, они замахали Нескромному, а он что-то кричал им вслед.
Они вдруг сразу развеселились, стали сквернословить и похлопывать себя по ляжкам.
- Стало быть, привелось еще разок, еще один разок, - говорил Бай.
- Однова живем, - говорил Кьер.
- Сыны Адама, дружище Кьер, - подтверждал Бай. Они смеялись и болтали. Кьер был доволен.
- Вот теперь я тебя узнаю, - говорил он. - А то нашел занятие- протирать штаны «у огонька»… Но теперь я тебя узнаю.
Бай вдруг сделался серьезным.
- Не говори, дружище, - сказал он. - Это было печальное время.
Он два раза вздохнул и снова откинулся на сиденье. Потом заговорил повеселевшим голосом:
- Слушай, давай прихватим Нильсена.
- Какого еще Нильсена? - спросил Кьер.
- Помнишь, лейтенантика… Мы ведь новых мест не знаем, Кьер… Помнишь, у пастора… Разбитной такой парень… Да ты его видел… Уж кутить так кутить…
Они начали позевывать и притихли; потом заснули каждый на своем сиденье и проспали до самого Фридеритса.
Там они вволю нагрузились коньяком, чтобы «не озябнуть ночью».
Бай вышел на платформу. Поезд переводили с одного пути на другой, свистели свистки, гудел гудок, в ушах стоял сплошной гул.
Бай остановился под фонарем, вокруг сновали и толпились люди.
- Ну, что скажешь, старина, - сказал он Кьеру, потирая руки и оглядывая платформу.
- Жизнь есть жизнь. - сказал Кьер.
Дамы в дорожных шляпках, розовые со сна, порхали вверх и вниз по ступенькам вагонов.
- И красоток хоть отбавляй, - сказал Бай. Вокруг кричали, зазвонил колокол.
- Пассажиры на Стриб- пассажиры к парому…
В половине одиннадцатого Бай прибыл в Копенгаген.
Лейтенанта Нильсена они обнаружили на пятом этаже в доме на улице Даннеброг. Всю меблировку комнаты составляли платяной шкаф с покосившейся дверцей, в котором сиротливо висела форменная тужурка, и бамбуковый табурет с умывальником.
Лейтенант лежал на продавленном соломенном тюфяке.
- Я тут по-походному, начальник, - сказал он. - Зимние квартиры у нас «anderswo» (В другом месте (нем.).).
Бай сказал, что они хотят «посмотреть город».
- Этакие места, - сказал он. - Понимаете… Лейтенант Нильсен отлично понимал.
- Хотите посмотреть «ярмарку»? - сказал он. - Положитесь на меня- вы ее увидите.
Он натянул брюки и стал звать какую-то мадам Мадсен. Мадам Мадсен просунула в дверь голую руку с куском мыла.
- Мы тут по-семейному, - сказал лейтенант, намыливая руки до локтей мылом мадам Мадсен.
Они договорились, где встретятся, прежде чем отправиться полюбоваться голыми ножками в казино.
- А потом заглянем на «ярмарку», - сказал Бай. Лейтенант выманил у мадам Мадсен три эре и без промедления отправился в «кабак».
Кабак был небольшим питейным заведением на Пиллеаллеен, где «шайка» обычно играла в кегли и карты.
«Шайка» состояла из трех младших лейтенантов и двух белобрысых студентов Высшей сельскохозяйственной школы.
Когда Нильсен явился в кабак, все они уже играли в ломбер, сняв пиджаки и сдвинув шляпы на затылок.
- Здорово, братцы, - сказал Нильсен. - Как картишки?
- Разбавляем помаленьку, - сказал один из белобрысых, передернув плечами.
- Сногсшибательно, - сказал один из лейтенантов.
- Сногсшибательно, и весьма, - сказал другой. Компания пристрастилась к словечку «сногсшибательно».
Каждые четверть часа все по очереди повторяли его с особым выражением, поигрывая пальцами.
- Сногсшибательно.
- Не пора ли разбавить? - сказал Нильсен. «Шайка» разбавляла ломбер пивом и «женским полом».
- Я подцепил парочку «толстосумов», - объявил Нильсен.
- Толстосумов? Черт возьми, Нильсен, да неужели? - Белобрысые сдвинули шляпы еще дальше на затылки.
- Парочку престарелых толстосумов, братцы… Братцы застучали по столу пивными кружками во здравие удачливого ловца.
Вечером Нильсен с Кьером и Баем посмотрели «голые ножки», а потом вся «шайка» собралась на Вестербро.
Нильсен привел с собой нескольких розовощеких девиц, - они тянули шведский пунш и кокетливо похлопывали по пальцам «двух старичков-провинциалов».
Бай приговаривал: «Шикарно», - и щеголял другими словечками из времен своей армейской молодости.
Белобрысые быстро опьянели. Они несли какую-то невнятицу, повторяли:
- Эй, старые кабаны! - и трясли Бая и Кьера за плечи. Попойка продолжалась.
- Ну, сильны, старые хрычи!
- Прошу без рук. - После обильных возлияний Бай стал щепетилен.
…Что было потом, Бай не помнил. Лейтенанты вдруг куда-то исчезли с розовощекими девицами.
- Сбежали, - сказал Кьер.
- Господа, наверное, скучают в одиночестве… Дамочка не первой молодости подсела за их столик…
Прошла неделя.
По утрам Кьер занимался делами. Бай чаще всего спал.
Кьер возвращался, входил в комнату.
- Ты что, еще спишь? - удивлялся он.
- Да, неохота вставать, - отвечал Бай с дивана и протирал глаза. - Который час?
- Два.
- Значит, пора. - Бай поднимался. - Не диван, а гладильная доска, черт его дери. - У Бая затекали руки и ноги.
Потом он одевался.
Ему надо было выбрать надгробный памятник. Бай надумал купить памятник Катинке в Копенгагене.
Они побывали уже у трех или четырех каменотесов, но Бай все никак не мог выбрать.
Кьеру Уже изрядно надоело таскаться за Баем от одной надгробной плиты к другой.
- Конечно, это благородно, с твоей стороны, старина, очень благородно. Но, ей-богу, твоей ясене и так лежится неплохо.
Но Бай пришел далее в некоторое умиление, разгуливая среди цоколей с мраморными голубками и ангелочками.
Однако сегодня истекал последний день, пора было решаться.
Бай выбрал большой серый памятник- крест, две мраморные руки, которые встречаются в пожатье, и над ними мотылек- быстротечная жизнь.
Бай долго стоял перед памятником с изображением двух рук и мотылька.
- Красивая мысль, - сказал он и смахнул слезу двумя пальцами. - Вера, надежда и любовь.
Кьер не всегда понимал ход мыслей Бая, когда тот скорбел.
- Да, мысль недурна, - сказал он. Вечером они пошли в Королевский театр. После театра собирались заглянуть в Варьете.
- Нет, спасибо, с меня хватит, - сказал Кьер. - Протирать штаны в ожидании этих прохвостов.
И Кьер отправился домой.
Бай потащился в Варьете один. Черт побери, по крайней мере, никто не сможет сказать, что он остановился на полдороге.
Бай вошел в зал. Никого из шайки лейтенанта не было видно. Бай устроился на галерее и стал ждать.
- Спасибо, ничего не надо… стакан содовой.
Он смотрел сквозь табачный дым вниз на восемь девиц, которые кружком сидели на эстраде, и на зрителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36