- Экое скотство, старина Свенсен, - говорил он, поднося открытки поближе к свету.
Они продолжали рассматривать картинки. Бай потирал колени.
- Ну это уж совсем, - говорил он. - Это уж, пожалуй, слишком, - говорил он.
Свенсен почесывал у себя под носом и сопел.
- Знатная баба, - говорил он, - знатная.
Покончив с открытками, они молча потягивали грог. Бай как-то вдруг оседал.
- Все это хорошо, - говорил он. - А каково приходится в жизни, Свенсен… А, старина? Каково жить с больной женой?
Свенсен не отвечал.
Бай со вздохом вытягивал ноги…
- Да, старина, - говорил он. - Ничего не попишешь. Свенсен философски помалкивал. Потом вставал.
- Кабы знать, что кому на роду написано, - говорил он. Бай поднимался и открывал дверь в гостиную.
- Ты что ж это сидишь в потемках? - спрашивал он.
- Да так. - Катинка выходила из своего уголка. - Посидела немного… Тебе что-нибудь нужно, Бай?
- Я пойду провожу Свенсена, - говорил Бай. Катинка входила в контору, чтобы попрощаться с гостем. - Фру еще немного бледная, - говорил Свенсен, ощупывая карманы, чтобы удостовериться, на месте ли коллекция.
Бай надевал пальто, и гость откланивался.
- Боже сохрани, фру, не выходите на улицу- прохладно.
- Я только до калитки, - говорила она.
Они выходили на платформу.
- Вызвездило, - говорил Бай.
- Значит, похолодает. Спокойной ночи, фру. Хлопала калитка.
- Спокойной ночи.
Катинка стояла, прислонившись к калитке. Голоса замирали вдали. Она поднимала голову: и правда, небо ясное и усыпано звездами…
Катинка прижималась к влажному столбу и обвивала его руками, словно хотела излить свое горе мертвому дереву.
Теперь по вечерам на станцию часто приходили пастор с женой. Старики скучали по Агнес. А тут и Андерсен надумал уезжать.
- Он давно уже собирался переменить приход, - говорил старый пастор. - Боюсь, не прислали бы вместо него какого-нибудь проповедника «живого слова».
Пастор Андерсен получил приход на Западном побережье. Фру Линде плакала, забившись в уголок.
- О, Господи, я ведь видела, все видела, - говорила она. - Но они сами не знают, чего хотят, фру Бай. Сами не знают, чего хотят, дорогая моя… Такая нынче молодежь - не то что в мое время, милая фру Бай. Они все гадают да сомневаются, любят они или нет, а потом разъедутся в разные стороны и мучаются всю свою жизнь… Помню, я ждала, что Линде посватается ко мне, и тоже гадала, да только на яичном белке. И вот мы с ним делим и радость и горе скоро уже тридцать лет… А теперь мы, старики, закроем глаза, и наша Агнес останется одинокой старой девой.
Входили мужчины. Старый пастор непременно должен был сыграть партию в вист.
В присутствии старого пастора Катинке становилось легче на душе. От него веяло каким-то удивительным покоем.
Особенно когда он сидел за картами, играл по маленькой, и его старческое лицо лукаво улыбалось из-под бархатной ермолки.
- Вот вам, батенька, - приговаривал он и брал взятку. Старики ворчали друг на друга.
- Я же говорила тебе, Линде…
- Уж поверь мне, матушка… - И старик открывал взятки. - Вам ходить, милая фру, вам ходить.
Катинка задумалась. Она не сводила глаз с обоих стариков.
- Бубновая дама… А ну-ка, батюшка…
Последний роббер играли с болваном. Катинка выходила, чтобы распорядиться насчет ужина. В доме начальника станции кормили все вкуснее. Бай любил хорошо поесть, и Катинка готовила ему его любимые блюда.
Бывали дни, когда она спозаранку шла на кухню и начинала жарить и парить по разным рецептам и поваренным книгам. Она что-то шинковала и рубила для каких-то мудреных яств.
Выбившись из сил, Катинка опускалась на колоду для разделки мяса и кашляла.
- Ей-богу, фру, наживете себе чахотку, тем дело и кончится, а все для того, чтобы кто-то набивал себе брюхо, - твердила Мария.
- Хочешь полынной водки? - говорит Катинка.
- Отчего же, если у тебя есть.
Когда Бай кивал головой, было видно, что у него двойной подбородок. Бай вообще заметно раздобрел. Под рубашкой наметилась небольшая кокетливая округлость, а на суставах ямочки.
- Вот, пожалуйста, - говорит Катинка.
- Спасибо, детка, - говорит Бай.
В последнее время у Бая появились этакие султанские повадки. Возможно, из-за дородности.
- Спасибо, детка, вот только доиграем, - снова говорит он. Катинка садится на стул у стола и ждет. Старый пастор смотрит на Бая, который сидит по ту сторону накрытого стола, потом на его молчаливую жену. Катинка оперлась головой на руку.
- Ах, вы, паша вы этакий, - говорит Баю старый пастор. Катинка встает. Забыли подать еще какое-то лакомство…
Дверь закрывается за ней, старый пастор снова переводит взгляд с нарядного стола на Бая, который держит карты как раз над кокетливой округлостью.
- Да, начальник, - говорит старый пастор, - такая жена, как у вас, счастье для мужа.
Под конец подают молочный пунш и хворост.
- Кто любит сладкое, тот хороший семьянин, - говорит фру Линде.
Бай норовит наложить себе на тарелку побольше хворосту. И все снова едят и пьют в уютном свете лампы.
- Поиграйте нам, - просит фру Линде.
- Или спойте что-нибудь из того, что пела Агнес, - говорит старый пастор.
Катинка идет к фортепиано. И слабым голоском негромко поет песню о Марианне.
Старый пастор слушает, сложив руки, фру Линде роняет на колени вязанье.
Здесь, под камнем, схоронили
Нашу Марианну.
Ходят девушки к могиле
Бедной Марианны.
- Спасибо, - говорит старый пастор.
- Спасибо, милая фру Бай, - говорит госпожа Линде. Ей приходится отирать глаза, чтобы попасть в нужную петлю.
Катинка сидит спиной к Баю и гостям. По ее щекам на клавиши медленно стекают слезы.
- Да, чего только не придумывает нынешняя молодежь, - говорит старый пастор. Он смотрит прямо перед собой и думает об Агнес.
Старики собирались уходить, фру Линде надевала жакет в спальне. Перед зеркалом горели две свечи. В спальне было светло и уютно - белое покрывало на кровати, белые салфеточки на туалете.
- Ах, - говорила фру Линде. - Дожить бы нам до того, чтобы у Агнес была такая семья.
Завязывая ленты шляпы, она все еще продолжала всхлипывать.
- Я провожу гостей, - говорил Бай. - Маленький моцион…
- Правильно, - поддерживал пастор, - после такого заливного угря полезно пройтись.
- Слишком вкусно у вас кормят, начальник. Жена велит мне по субботам носа не показывать на станцию.
- Дальше я, пожалуй, не пойду, - говорила Катинка, останавливаясь в дверях. - Доктор советовал мне беречься из-за кашля.
- И то верно, идите домой, осень самое ненадежное время.
- Спокойной ночи. Спокойной ночи.
Катинка вернулась в дом. Она достала старое письмо Агнес, измятое и зачитанное, и положила на стол возле лампы.
«…И еще я надеялась, что первые дни самые тяжелые и время лучший целитель. А оказывается, первые дни - это ничто, это благодать в сравнении с тем, что бывает после.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36