«Скамьей любви» называли старую прогнившую скамью между двумя деревьями у плотины.
- Тьма там хоть глаз выколи… - сказала фру Линде. - Помню, когда сыновья еще пешком под стол ходили, вечно оттуда появлялась какая-нибудь парочка… вернее, приходили-то они врозь- и прямо сюда, в беседку… да, как сейчас помню…
«Скамья любви» была неиссякаемой темой для фру Линде.
- Что ни говори, Линде, а кое-кто нашел там свое счастье, - сказала она.
И она стала перечислять всех тех, кто нашел жениха или невесту в пасторской усадьбе. Такой-то, такая-то и такой-то…
И начался веселый застольный разговор о романах и помолвках.
- А помнишь… то лето, когда обручились оба, и Рикард и Ханс Бек?
- Агнес небось все знала, недаром, бывало, гремит засовом, прежде чем открыть дверь.
- А тропинка-то в орешнике…
- Вечно там кого-нибудь да вспугнешь…
- Так и слышишь, как кто-то шмыг в кусты…
- Помню, у фрекен Хортен была препротивная желтая юбка… она просто пылала…
- Вот-вот, - говорит старый пастор, - острегайтесь носить яркие юбки…
- Но в орешнике уж очень хорошо! - вырывается вдруг у какой-то девушки.
И все хватаются за животы от хохота.
- Линде, а Линде, - восклицает пасторша. - Не забудь, сегодня суббота.
Пастор хохочет так, что заходится кашлем.
- А ведь правда, там из-под каждого кустика слышатся поцелуи…
- Ну и что ж, - отзывается пасторша, которая смотрит на дело с практической стороны. - От этого вышло немало добра…
- Почему бы нам, старикам, не выпить по этому случаю, - говорит пастор. - Ваше здоровье, милая фру Катинка.
Катинка вздрагивает:
- Спасибо…
Разговор переходит на молодую пару, последнюю из тех, что нашли свое счастье на «скамье любви». Недавно у них родился сын.
- Разве сын, а не дочь?
- Да, сын, славный мальчуган.
- Родился восьми фунтов, - сообщила фру Линде. - И живут они душа в душу…
- А уж разговоров-то было…
- Воркуют, точно голубки, будто у них все еще медовый месяц…
Отужинали - фру Линде сделала знак пастору.
- Ну что ж, - сказал пастор, - последний тост за здоровье хозяйки.
- Спасибо за угощенье.
Все встали из-за стола - веселый гомон выплеснулся в сад. Катинка прислонилась к стене. Ей казалось, шум и голоса раздаются где-то за тридевять земель, - она видела перед собой только бледное, взволнованное лицо Хуса, любимое ею лицо.
Пришли две служанки убрать со стола, Катинка вышла в сад. Там затеяли играть в прятки. Агнес уже начала считалку: «Заяц белый, куда бегал…»
Старый пастор попрощался с гостями.
- Ничего не попишешь- суббота, - объяснил он. У калитки он столкнулся с Баем. - Спокойной ночи, начальник, иду готовиться к проповеди…
Луиса-Старшенькая водила. Она стояла у зарослей жасмина. А от куста к кусту перебегали и прятались какие-то тени.
- Она подглядывает, подглядывает, - крикнул кто-то, порхнув мимо жасмина.
Потом все стихло.
- Я иду искать.
Катинка вернулась в беседку. Прикрыла за собой дверь. Она чувствовала бесконечную усталость. Застольная болтовня навалилась на нее огромной, неизбывной болью.
Так она и сидела в тишине, когда дверь вдруг открыли и снова закрыли.
- Хус…
- Катинка, Катинка… - В его голосе были мука и слезы. Он упал перед ней на колени, порывисто схватил ее руки и целовал, целовал их без конца.
- Друг мой, друг мой.
Катинка высвободила руки и на мгновение положила их на его плечи, а он так и стоял перед ней на коленях.
- Да, Хус, да.
По ее щекам катились слезы. С невыразимой нежностью провела она рукой по его волосам. Он плакал.
- Милый Хус… пройдет время… вам станет легче… А теперь… теперь… - Она перестала гладить его голову и оперлась рукой о край стола. - Вы уедете… мы больше не увидимся…
- Не увидимся?
- Да… Хус… раз все так получилось… Но я никогда не забуду вас - никогда…
Она говорила ласково-ласково, и голос ее был полон бесконечной горестной нежности.
- Катинка, - выговорил Хус и поднял к ней лицо - оно было залито слезами.
Катинка глядела на его лицо- она любила в нем каждую черточку. Глаза, рот, лоб - больше ей никогда их не увидеть, никогда не быть рядом с ним.
Она сделала шаг к двери. Потом обернулась к Хусу, который стоял у стола.
- Поцелуйте меня, - сказала она и припала головой к его груди.
Он взял голову Катинки в свои ладони и целовал ее, повторяя ее имя.
…А в саду бегали и резвились. Луиса-Старшенькая так мчалась по тропинке в орешнике вдогонку за новым доктором, что едва не сбила с ног Бая и Кьера.
- Да, - рассказывал Бай. - Съездили мы на ярмарку, славный провели денек… Была там парочка толковых девчоночек- лихие девчонки… в сапожках с кисточками… Вот это я называю проветрились, старина Кьер.
- Хус тоже рассказывал, - говорит Кьер.
- Хус. - Бай останавливается и понижает голос. - Ох, уж этот Хус… Я знаю, что говорю, - ни черта он не смыслит в девчонках. Соловушки поют, а он жмется, точно мокрая курица… просто жалость глядеть, старина Кьер, ей-богу, жалость глядеть, - мужчина видный собой…
У жасминового куста Луиса-Старшенькая рухнула прямо в объятия нового доктора.
Начало смеркаться. По саду разбрелись парочки. Кого-то окликнули с тропинки.
- А-у! - отозвался голос с луга у плотины.
А потом зазвонили вечерние колокола, и сразу все притихло. Все молчаливо потянулись к сложенной из дерна скамье, голоса зазвучали реже и глуше.
Катинка сидела рядом с Агнес. Пасторская дочь, как всегда, ластилась к своей «прелести».
- Спойте, фрекен Эмма, - попросила Агнес.
Все расселись на скамье из дерна, и крошка Эмма запела. Это была песня о господине Педере, которому «был ведом рун язык». Девушки подхватили припев.
Агнес тоже подпевала и тихонько раскачивалась взад и вперед, обвив рукой Катинку:
Нежных клятв слова
Счастья мне не дали.
Краток счастья миг,
Долги дни печали.
Краток счастья миг.
И снова все стихло.
Они пели песню за песней, - один голос заводил, остальные подтягивали.
Катинка по-прежнему сидела рядом с Агнес, молча прижавшись к ней.
- Подпевайте же, моя прелесть, - сказала Агнес и склонилась к Катинке.
Стало уже совсем темно. Кусты теснились вокруг, точно громадные тени. После жаркого дня воздух наполнился свежестью росы и душными ароматами.
Кто-то из мужчин обратился к Хусу, он ответил. Катинка слушала его голос.
- «Марианна» очень красивая песня, - сказала фрекен Эмма.
- Правда, спойте «Марианну». Агнес и фрекен Эмма запели.
- Только не уходите, - сказала Агнес Катинке.
Здесь, под камнем, схоронили
Нашу Марианну.
Ходят девушки к могиле
Бедной Марианны.
В сердце змей вонзил ей жало.
В жизни радости не стало
Бедной Марианне!
- Вы озябли, моя прелесть?
- Пора домой, - сказала Катинка. Она встала.
- Уже поздно, - сказала она.
Они стояли за оградой сада. Она уже простилась с ним. Когда он склонился над нею, она увидела его лицо, горестное, бледное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36