Он знал все о каждом - будет ли оно цвести или отдыхать и что с каким надо делать.
Хус входил во все мелочи - его интересовали и голуби, и новая грядка с клубникой, которую разбили нынче осенью.
Катинка спрашивала у него совета, и они бродили по дому, обсуждая то одно, то другое.
Бай никогда не интересовался такими мелочами. А у Хуса всякий раз можно было узнать что-то новое и чему-то поучиться.
И получалось, что им всегда есть о чем поговорить неторопливо и рассудительно- как было в характере у обоих.
И всегда выходило, что в доме фру Бай какие-то дела ждут не дождутся Хуса, хотя осенью Кьер из Рюгорда продавал семена и Хус приезжал на станцию каждый день.
У Малютки-Иды тоже часто случались неотложные дела на станции.
Вот она вылетает на дорогу с письмом, которое ей загорелось отправить с дневной почтой.
- Боже мой! Ну и погода, господин лейтенант.
- Не угодно ли чашечку кофе, фрекен? Живительная влага - лучшее лекарство от наружной сырости… А у нас сейчас Хус, сидит с моей женой…
- Как - разве из Рюгорда сегодня приезжали?
- Да, семена привезли.
Подумать только - Малютка-Ида и знать не знала.
С пригорка в углу своего сада «птенчики» могли обозревать всю округу.
Малютка-Ида целыми утрами простаивала на пригорке. Потом начинала раскручивать свои папильотки.
- Куда это ты собралась? - Луиса-Старшенькая ходила с перевязанной щекой из-за флюса.
- Отнести письмо на станцию…
- Мам, - стонала Луиса. - Ида опять бежит на станцию. Пф! Если ты думаешь этим чего-нибудь добиться…
- Не твое дело. - Малютка-Ида хлопает дверью спальни перед самым носом у второго птенчика.
- Хочешь выставлять себя на посмешище - на здоровье, но только, пожалуйста, надевай при этом свои собственные ботинки. Ты что, оглохла?.. Мам, скажи Иде, пусть наденет свои сапожки- вечно она бегает на станцию в моей обуви…
- Пф! - отвечает Ида, справившись со своей челкой.
- И мои перчатки… Ну, знаешь, это уж слишком… - Луиса выхватывает у Иды перчатки. Двери хлопают еще несколько раз.
- Что случилось, детки? - спрашивает фру Абель. Она выходит из кухни. Руки у нее мокрые - она чистила картошку…
- Ида таскает мои вещи! - Луиса-Старшенькая плачет от злости.
Вдова Абель безмолвно прибирает одежду, разбросанную Малюткой-Идой, и возвращается на кухню чистить картошку…
- Милая фру Бай, - говорит Ида, стоя на пороге. - Нет, нет, заходить я не стану. Здравствуйте, господин Хус. Ах, я в таком ужасном виде… Я на минутку. Здравствуйте…
И фрекен Абель входит в комнату. Под плащом на ней платье с глубоким вырезом.
- Ах, знаете, в канун рождества такая уйма дел… Простите, господин Хус, я вас побеспокою - я только пройду.
Фрекен Абель проходит к дивану. На нем так приятно сидеть, говорит она.
Но ей не сидится на месте. Слишком многое приводит ее в восторг. Фрекен Ида по-детски непосредственна.
- Ах, какая чудная салфеточка…
Фрекен Абель непременно должна пощупать салфеточку.
- Ах, простите господин Хус. - Ей снова надо пройти. Она щупает салфетку…
- Мама говорит, что я всегда порхаю, - заявляет Малютка-Ида.
Вдова Абель иногда называла своих дочерей «порхуньи-горлинки». Но прозвище не привилось. Было в Луисе-Старшенькой нечто такое, что не укладывалось в представление о «горлинке».
Остались «птенчики».
При появлении фрекен Абель управляющий Хус довольно быстро откланивался.
- Когда приходит фрекен Ида, в комнате становится тесновато для большого общества, - говорил он.
Близилось рождество.
Раз в неделю Хус ездил по делам в Рандерс. Фру Бай всегда давала ему какое-нибудь поручение по секрету от Бая. Сойдя с поезда, Хус долго перешептывался с ней в гостиной.
Катинка уже много лет не радовалось рождеству так, как в этом году.
Да и погода выдалась какая-то праздничная.
Стояли ясные морозные дни, выпал снег.
Возвращаясь из Рандерса, Хус оставался выпить чаю на станции. Он приезжал с восьмичасовым поездом. Фру Бай часто еще не зажигала света.
- Поиграйте, пожалуйста, - просил он.
- Да ведь я играю одни и те же пьесы…
- Ну и что ж, раз они мне нравятся… - Он сидел в углу на стуле у дивана.
Катинка играла свои неизменные пять пьес, похожие одна на другую. Ей бы никогда не пришло в голову играть в чьем-нибудь присутствии. Но Хус сидел в уголке так тихо, будто его и не было в комнате. И к тому же он был совершенно лишен слуха.
Когда она переставала играть, они иной раз сидели, не говоря ни слова, пока Мария не приносила лампу и чай.
После чая Бай зазывал Хуса в контору.
- Мужчинам полезно побыть в своей компании, - говорил он.
Стоило им с Хусом остаться вдвоем, как Бай заводил разговор о женщинах.
- Я был большой ходок в прежние годы, еще в училище… А в Копенгагене- вот где были бабы… не чета нынешним… Говорят, теперь они уезжают в Россию… Все может быть… Нет, те, прежние, не чета нынешним… Взять, например, Камиллу, - Камиллу Андерсен… роскошная была баба, баба-загляденье, жаль, она плохо кончила, выбросилась из окна… А гордячка, какой свет не видывал. - Бай подмигивал. Хус делал вид, что понимает, какая гордячка была Камилла. - Редкая гордячка… Я-то ее хорошо знал, роскошная баба…
Бай болтал без умолку. Хус курил сигару, не проявляя заметного интереса к разговору.
- Тут вот летом к пастору на каникулы приезжали сыновья, я их спрашивал: молодые люди, говорю, каковы, говорю, нынешние девицы? Ничего, подходящие? Дешевка, старина, дешевка… Говорят, они теперь уезжают в Россию- все может быть.
Хус не высказывал никакого мнения по поводу отъезда девиц в Россию. Он бросал взгляд на часы.
- Мне пора, - замечал он.
- Какого черта…
Но Хус торопился уезжать. До усадьбы было пять километров с лишком.
Они возвращались в гостиную.
- Может, проводим Хуса, - говорила фру Бай. - На улице так хорошо.
- Что ж, пожалуй. Полезно размять ноги… Они втроем выходили на улицу.
Катинка шла под руку с Баем. Хус рядом - с другой стороны. Под ногами поскрипывал снег.
- Как много звезд в этом году, - говорила Катинка.
- Да, куда больше, чем в прошлом, Тик. - Бай всегда оживлялся, посидев «в мужской компании».
- Пожалуй, - подтверждала Катинка.
- Редкостная погода, - говорил Хус.
- Верно. - Это отзывался Бай. - Канун Рождества и морозец.
- Он продержится до Нового года…
- Да ну? Неужто…
Они шли молча, а когда разговор завязывался опять, он снова был о чем-нибудь в этом лее роде.
У поворота супруги Бай прощались с Хусом.
По дороге к дому Катинка напевала. На станции Бай брал ручной фонарь и шел осматривать путь перед ночным поездом, а она оставалась стоять на пороге.
Возвращался Бай.
- Ну, вот и все, - говорил он. Катинка медленно выдыхала воздух.
- Какой славный мороз, - говорила она и отгоняла рукой пар, сгустившийся от ее дыхания.
Они входили в дом.
Бай докуривал в постели сигару.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Хус входил во все мелочи - его интересовали и голуби, и новая грядка с клубникой, которую разбили нынче осенью.
Катинка спрашивала у него совета, и они бродили по дому, обсуждая то одно, то другое.
Бай никогда не интересовался такими мелочами. А у Хуса всякий раз можно было узнать что-то новое и чему-то поучиться.
И получалось, что им всегда есть о чем поговорить неторопливо и рассудительно- как было в характере у обоих.
И всегда выходило, что в доме фру Бай какие-то дела ждут не дождутся Хуса, хотя осенью Кьер из Рюгорда продавал семена и Хус приезжал на станцию каждый день.
У Малютки-Иды тоже часто случались неотложные дела на станции.
Вот она вылетает на дорогу с письмом, которое ей загорелось отправить с дневной почтой.
- Боже мой! Ну и погода, господин лейтенант.
- Не угодно ли чашечку кофе, фрекен? Живительная влага - лучшее лекарство от наружной сырости… А у нас сейчас Хус, сидит с моей женой…
- Как - разве из Рюгорда сегодня приезжали?
- Да, семена привезли.
Подумать только - Малютка-Ида и знать не знала.
С пригорка в углу своего сада «птенчики» могли обозревать всю округу.
Малютка-Ида целыми утрами простаивала на пригорке. Потом начинала раскручивать свои папильотки.
- Куда это ты собралась? - Луиса-Старшенькая ходила с перевязанной щекой из-за флюса.
- Отнести письмо на станцию…
- Мам, - стонала Луиса. - Ида опять бежит на станцию. Пф! Если ты думаешь этим чего-нибудь добиться…
- Не твое дело. - Малютка-Ида хлопает дверью спальни перед самым носом у второго птенчика.
- Хочешь выставлять себя на посмешище - на здоровье, но только, пожалуйста, надевай при этом свои собственные ботинки. Ты что, оглохла?.. Мам, скажи Иде, пусть наденет свои сапожки- вечно она бегает на станцию в моей обуви…
- Пф! - отвечает Ида, справившись со своей челкой.
- И мои перчатки… Ну, знаешь, это уж слишком… - Луиса выхватывает у Иды перчатки. Двери хлопают еще несколько раз.
- Что случилось, детки? - спрашивает фру Абель. Она выходит из кухни. Руки у нее мокрые - она чистила картошку…
- Ида таскает мои вещи! - Луиса-Старшенькая плачет от злости.
Вдова Абель безмолвно прибирает одежду, разбросанную Малюткой-Идой, и возвращается на кухню чистить картошку…
- Милая фру Бай, - говорит Ида, стоя на пороге. - Нет, нет, заходить я не стану. Здравствуйте, господин Хус. Ах, я в таком ужасном виде… Я на минутку. Здравствуйте…
И фрекен Абель входит в комнату. Под плащом на ней платье с глубоким вырезом.
- Ах, знаете, в канун рождества такая уйма дел… Простите, господин Хус, я вас побеспокою - я только пройду.
Фрекен Абель проходит к дивану. На нем так приятно сидеть, говорит она.
Но ей не сидится на месте. Слишком многое приводит ее в восторг. Фрекен Ида по-детски непосредственна.
- Ах, какая чудная салфеточка…
Фрекен Абель непременно должна пощупать салфеточку.
- Ах, простите господин Хус. - Ей снова надо пройти. Она щупает салфетку…
- Мама говорит, что я всегда порхаю, - заявляет Малютка-Ида.
Вдова Абель иногда называла своих дочерей «порхуньи-горлинки». Но прозвище не привилось. Было в Луисе-Старшенькой нечто такое, что не укладывалось в представление о «горлинке».
Остались «птенчики».
При появлении фрекен Абель управляющий Хус довольно быстро откланивался.
- Когда приходит фрекен Ида, в комнате становится тесновато для большого общества, - говорил он.
Близилось рождество.
Раз в неделю Хус ездил по делам в Рандерс. Фру Бай всегда давала ему какое-нибудь поручение по секрету от Бая. Сойдя с поезда, Хус долго перешептывался с ней в гостиной.
Катинка уже много лет не радовалось рождеству так, как в этом году.
Да и погода выдалась какая-то праздничная.
Стояли ясные морозные дни, выпал снег.
Возвращаясь из Рандерса, Хус оставался выпить чаю на станции. Он приезжал с восьмичасовым поездом. Фру Бай часто еще не зажигала света.
- Поиграйте, пожалуйста, - просил он.
- Да ведь я играю одни и те же пьесы…
- Ну и что ж, раз они мне нравятся… - Он сидел в углу на стуле у дивана.
Катинка играла свои неизменные пять пьес, похожие одна на другую. Ей бы никогда не пришло в голову играть в чьем-нибудь присутствии. Но Хус сидел в уголке так тихо, будто его и не было в комнате. И к тому же он был совершенно лишен слуха.
Когда она переставала играть, они иной раз сидели, не говоря ни слова, пока Мария не приносила лампу и чай.
После чая Бай зазывал Хуса в контору.
- Мужчинам полезно побыть в своей компании, - говорил он.
Стоило им с Хусом остаться вдвоем, как Бай заводил разговор о женщинах.
- Я был большой ходок в прежние годы, еще в училище… А в Копенгагене- вот где были бабы… не чета нынешним… Говорят, теперь они уезжают в Россию… Все может быть… Нет, те, прежние, не чета нынешним… Взять, например, Камиллу, - Камиллу Андерсен… роскошная была баба, баба-загляденье, жаль, она плохо кончила, выбросилась из окна… А гордячка, какой свет не видывал. - Бай подмигивал. Хус делал вид, что понимает, какая гордячка была Камилла. - Редкая гордячка… Я-то ее хорошо знал, роскошная баба…
Бай болтал без умолку. Хус курил сигару, не проявляя заметного интереса к разговору.
- Тут вот летом к пастору на каникулы приезжали сыновья, я их спрашивал: молодые люди, говорю, каковы, говорю, нынешние девицы? Ничего, подходящие? Дешевка, старина, дешевка… Говорят, они теперь уезжают в Россию- все может быть.
Хус не высказывал никакого мнения по поводу отъезда девиц в Россию. Он бросал взгляд на часы.
- Мне пора, - замечал он.
- Какого черта…
Но Хус торопился уезжать. До усадьбы было пять километров с лишком.
Они возвращались в гостиную.
- Может, проводим Хуса, - говорила фру Бай. - На улице так хорошо.
- Что ж, пожалуй. Полезно размять ноги… Они втроем выходили на улицу.
Катинка шла под руку с Баем. Хус рядом - с другой стороны. Под ногами поскрипывал снег.
- Как много звезд в этом году, - говорила Катинка.
- Да, куда больше, чем в прошлом, Тик. - Бай всегда оживлялся, посидев «в мужской компании».
- Пожалуй, - подтверждала Катинка.
- Редкостная погода, - говорил Хус.
- Верно. - Это отзывался Бай. - Канун Рождества и морозец.
- Он продержится до Нового года…
- Да ну? Неужто…
Они шли молча, а когда разговор завязывался опять, он снова был о чем-нибудь в этом лее роде.
У поворота супруги Бай прощались с Хусом.
По дороге к дому Катинка напевала. На станции Бай брал ручной фонарь и шел осматривать путь перед ночным поездом, а она оставалась стоять на пороге.
Возвращался Бай.
- Ну, вот и все, - говорил он. Катинка медленно выдыхала воздух.
- Какой славный мороз, - говорила она и отгоняла рукой пар, сгустившийся от ее дыхания.
Они входили в дом.
Бай докуривал в постели сигару.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36