- Черт подери, одни юнцы…
«Мошенники», - думал Бай. Он смотрел в зал, подперев щеку рукой.
- Одни юнцы, - повторил он снова.
В зале кричали, стучали тросточками: английская танцовщица энергично задирала юбки выше головы. Бай все эти вечера любовался задранными юбками.
Он почти со злостью глядел вниз, на беснующиеся тросточки.
- Есть от чего с ума сходить, - проворчал он.
Он потягивал содовую и смотрел вниз на восьмерку девиц, которые сидели рядком, точно сонные куры на насесте, и на юнцов, которые орали, чтобы убедить самих себя, что им весело…
Он прождал почти три четверти часа - шайка так и не явилась.
- Ну и пусть, может, оно к лучшему, что нет ни их, ни их розовощеких «кукол»…
А подцепить престарелую «девицу» он может и без их помощи.
Да еще эти двое мужланов обзывают их «старыми хрычами».
Бай посмотрел в дальний угол зала: двое юнцов кокетничали с двумя девицами. Одна была совсем молоденькая, свеженькая, с ямочками на щеках…
Молодой человек наклонился к ней и под покровом вуалетки украдкой сорвал с ее губ поцелуй.
Шайка все не приходила. Бай смотрел, как милуются два голубка, и в его душу закрадывалась горечь и обида…
- Черт побери, никого… Обобрали, и след простыл. Зал мало-помалу пустел. Поредела толпа внизу, парочки с галереи одна за другой исчезали на лестнице.
Дым и пивные пары тяжелой, плотной пеленой висели над столиками с недопитыми стаканами.
По галерее семенила взад и вперед только одинокая дама средних лет и искусительно кивала Баю.
В зале уже прикрутили лампы, а Бай все сидел, подперев голову ладонями, и смотрел в опустевший, грязный зал.
Потом чертыхнулся и встал.
Дама средних лет засуетилась у балюстрады:
- А вы все еще здесь, сударь…
- Катись к черту!
Весь запас своей злости Бай вложил в пинок, которым он наградил даму средних лет.
- Как вы смеете, - взвизгнула дама, - так обращаться с дамой… с домовладелицей!..
Кьер уже лежал в постели.
- Ну что, - спросил он, - весело было?
Бай стащил с ног сапоги.
- Они не пришли, - пробормотал он. - Подонки, - сказал Кьер.
Бай молча разделся.
Он еще немного полежал при свете. Потом погасил лампу.
- Захандрил, старина? - спросил Кьер.
- Да не то чтобы…
- Ну тем лучше… Спокойной ночи.
- Стареем мы, брат, - сказал Бай. - Да, - медленно повторил он. - В этом вся загвоздка…
Кьер повернулся в постели.
- Чушь, - сказал он. - Не принимай этого близко к сердцу, старина. Просто нельзя терять сноровку… И дело пойдет на лад, старина, - сказал он. - Да еще как пойдет.
Къер умолк. И вскоре захрапел. Но Баю не спалось. Полночи ему мерещился запах пива, и он ворочался с боку на бок.
На другой день Бай складывал чемодан, - из него выпала фотография Катинки, вложенная между двумя носовыми платками.
Ее положила туда фру Абель.
Она умиленно посмотрела на фотографию и обернула ее папиросной бумагой.
- Милочка, - сказала она. Луиса-Старшенькая; «моя единственная», обозлилась:
- Пф, может, еще дашь ему с собой музыкальный ящик. Чтобы наигрывал «мелодии милочки»…
У Луисы, «моей единственной», была дурная привычка передразнивать маму, когда что-нибудь было ей не по нраву.
Вдова молча положила портрет между двумя носовыми платками:
- Пусть увезет с собой частицу дома…
…Бай поднял портрет с пола и долго смотрел на него увлажнившимися глазами.
Семейство Абель встречало Бая на станции. В доме убрали, как перед праздником. Висели накрахмаленные занавески, пахло чистотой.
Бай восседал за столом на диване.
- В гостях хорошо, а дома лучше, - говорил он. - Дома, в родном гнезде.
Он пил и ел так, словно с самого отъезда у него во рту не было маковой росинки.
Фру Абель долго и любовно глядела на «нашего дорогого путешественника» и даже прослезилась.
Бай рассказывал о поездке.
- Театры, - говорила вдова.
- Разгар сезона…
- И памятник купил… бешеные деньги…
- Тут уж не приходится считаться, - говорила вдова. - Последний знак любви.
- Вот-вот, я так и сказал Кьеру… последний знак любви, - поддакивал Бай.
Луиса-Старшенькая изощрялась во все новых и новых сюрпризах.
- Не глядите, - приказала она и закрыла Баю глаза, а вдова тем временем снимала крышку с очередного блюда - рагу.
- Чего она только не наготовила, - с улыбкой сказала вдова. - Моя старшенькая.
- Все мы домашние животные, - сказал Бай. Он положил обе руки на стол и вкушал отдых с видом счастливого довольства.
Был октябрь. К приходу вечернего поезда на платформе собралось очень много народу. Пришла старушка Иенсен, пастор со своими домашними и мельничиха с дочерью.
Вдова Абель собиралась уезжать, чтобы устроить гнездышко для своей Малютки-Иды.
- Луиса приедет позже, - говорила вдова и стискивала ладонями голову своей «единственной». - Она у меня домоседка.
- Она приедет к самой свадьбе, - говорила вдова. Свадьбу должны были сыграть в доме «моей сестры, статской советницы».
- Там они обрели друг друга, - говорила вдова. Объявили о приближении поезда. Бай принес багажную квитанцию и билет.
- Он- мое провидение, - сказала вдова и закивала ему. За лугом показался поезд.
- Кланяйтесь Иде, - сказал старый пастор. - Мы будем думать о ней в день ее свадьбы.
- О, мы знаем, - отвечала вдова. - Мы знаем, что у нас есть друзья. - Она была растрогана и раздавала поцелуи направо и налево.
- Ах, - говорила она, - я еду навстречу утрате… Поезд прибыл.
- Ну же, милая фру, - сказал Бай. - Пора.
- Ах… моя Луиса. Берегите ее… Бай уже затолкал вдову в купе…
- До свидания, фру Линде… до свидания… Луиса вскочила на подножку- «поцеловаться»…
- Последний раз, - говорила она.
- Луиса, - кричала вдова. Поезд тронулся.
Бай подхватил на руки Луису, «мою единственную»…
И все кивали и махали, пока поезд не скрылся из глаз.
Пастор Линде с домочадцами и мельничиха с дочерью шли по дороге к дому.
Луисе-Старшенькой зачем-то понадобилось заглянуть в почтовый ящик, и она ворвалась впереди Бая в контору. Их громкий хохот разносился по всей платформе.
Старушка Иенсен понуро прислонилась к столбу семафора. Стрелочник Петер унес с платформы бидоны с молоком и перевел стрелку. А фрекен Иенсен все еще стояла одна-одинешенька, прислонившись к столбу.
…Пастор с Женой и дочерью вернулись домой.
Старый пастор сидел в гостиной с Агнес, пока матушка заваривала чай.
Было сумеречно. Пастор едва различал фигуру дочери, сидевшей за фортепиано.
- Спой что-нибудь, - попросил он.
Пальцы Агнес медленно прошлись вверх и вниз по клави-атуре. И своим низким грудным голосом она негромко запела песню о Марианне:

Здесь, под камнем, схоронили,
Нашу Марианну
Ходят девушки к могиле
Бедной Марианны.

В темной комнате стало тихо.
Старый пастор дремал, сложив руки на коленях.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36