Лицо у нее было красное, потное, но совершенно бесстрастное.
Бентли был обнажен только от пояса и ниже. Кисти рук по-прежнему прикованы наручниками к медным стойкам кровати, а в самом центре лба виднелась аккуратная дырочка. Тоненькая струйка крови тянулась вниз по лицу к подбородку. Голова, поддерживаемая распростертыми руками, лишь слегка склонилась набок.
– Что произошло? – скорее не сказал, а выдохнул Джьянни.
– Так глупо вышло. Я допустила неосторожность, он обхватил меня ногами за шею и пытался задушить. У меня не оставалось выбора.
Джьянни Гарецки посмотрел на нее. И ясно понял только одно: она лгала.
Мэри Янг наклонилась за своей одеждой. Ее ягодицы блестели. Не сходя с места, она быстро оделась.
– Давайте убираться отсюда, – сказала она. Потом подошла к столику за бутылкой “Наполеона” и сделала большой глоток. – Скажу вам, чего мы добились, – продолжала она. – Они и в самом деле агенты ФБР. Но расследование неофициальное. Бентли назвал это операцией по коду-три.
– Что это значит?
– Никаких записей и телефонных переговоров. И на их уровне не положено знать, откуда исходит приказ. Это может быть ЦРУ, госдепартамент, министерство юстиции и даже Овальный кабинет. Но всегда только с самых верхов и в порядке первоочередной срочности.
– То есть за самое короткое время?
– Да.
– Знают ли они о причине охоты?
– Ни в малейшей степени.
– Какие указания получили на наш счет?
– Любым способом добиться ответов. Но не убивать.
– Звучит устрашающе. Это все, что он вам сказал?
Она молча кивнула.
– Вы полагаете, что это правда?
– Очень похоже.
– Тогда зачем вы его убили?
– Я вам уже сказала.
– Я помню, что вы мне сказали, – заметил Джьянни.
Мэри Янг глянула на него поверх стаканчика бренди.
– К чему мне лгать вам?
– Вот это я и должен выяснить. – Художник зажег сигарету. – Мы завязли по самую маковку, Мэри Янг. Между прочим, пришили пяток настоящих фэбээровцев за три дня. Четверо из них угрожали нам оружием, так что меня лично особенно беспокоит только пятый. Вы заключили с парнем сделку. Он был прикован к кровати. Почему вы его застрелили?
На этот раз Мэри и не подумала ответить, но явно о чем-то размышляла.
– Нас только двое, – сказал Джьянни. – Но если я не могу доверять вам, то я немедленно ухожу отсюда. Вы этого добиваетесь?
– Нет.
– Тогда я хочу знать, почему вы мне солгали.
– Потому что боялась сказать правду.
– И какова же эта правда?
Ей понадобилось несколько секунд, чтобы найти нужные слова.
– Я не хотела, чтобы он рассказал, как я убила двоих. Теперь я, по крайней мере, могу отделаться от трупов. Как вы от тех двух. Теперь нас могут всего лишь подозревать.
– Вы это задумали, когда уединялись с ним в спальне?
– Да.
– А почему скрыли от меня?
– Потому что считала, что вам это не понравится.
– Можно подумать, что вы готовы плясать от радости.
– Я сделала то, что должна была сделать, Джьянни, – очень тихо проговорила она.
Джьянни промолчал, но она, как видно, уловила неодобрение у него на лице, и это ее задело.
– Простите, если я огорчила вас, – сказала она.
– Я отнюдь не безгрешен. Я просто не понимаю вас.
– Как же вам понять меня? Ведь вы едва меня знаете.
Она, пожалуй, права, подумал Джьянни.
– Все, что вам известно, вы прочли в этой дурацкой компьютерной распечатке. То есть кучу лжи, которую я сообщала для прессы.
– Так расскажите мне правду.
Она покачала головой:
– Боюсь, что после этого вы уж точно бросите меня.
– А вы попробуйте.
– Не могу воспользоваться этой возможностью. Тем более сейчас. С тремя трупами агентов ФБР в моем доме.
Ну что ж. Он по крайней мере понял, что она лжива, и к тому же сама себя считает немногим лучше шлюхи. Но понял он также и то, что бросить ее никоим образом не может.
Глава 9
Генри Дарнинг, высокий, импозантный мужчина с выразительными глазами, читал лекцию перед огромной аудиторией в Колумбийской юридической школе в Нью-Йорке. Это была одна из многих таких лекций, которые он регулярно произносил с наиболее престижных подмостков страны.
Дарнинг обращался к обществу в такой и разных других формах, потому что выступления позволяли ему быть увиденным и услышанным именно так, как ему хотелось. Он считал, что любое выступление заключает в себе пропагандистские возможности. У вас есть идея, концепция, намерение – и вы их распространяете. Если вы делаете свое дело достаточно хорошо, если ваши слова доходят, то они непременно западают в души и оказывают на них влияние.
Что касается его самого, то Дарнинг, министр юстиции Соединенных Штатов, старался внушить думающим слушателям, что даже самые лучшие законы не имеют никакой цены, пока их истинный дух не воспринят должным образом, не усвоен и не введен в практику.
О чем он толковал сегодняшней аудитории? Какие быстродействующие лекарства для застойных болезней страны предлагал он со своим обычным напором?
Никаких легких решений. Он развивал свою основную и главную доктрину: до тех пор, пока для какого-либо одного американца, мужчины либо женщины, негра, белого или желтокожего, родившегося в Штатах или за их пределами, существует угроза ущемления его законных прав, эта угроза существует и для любого другого американца.
Он говорил ровно, произносил каждое слово ясно и парил над аудиторией на крыльях метафизической логики. Здесь, на этом подиуме, он выступал как олицетворение власти, как уважаемый руководитель департамента юстиции Соединенных Штатов и одновременно герой войны, которому собравшиеся внимали с благоговением. Быть может, и они и он одержимы? Дарнингу порой казалось, что это так и есть. Но гораздо чаще он считал, что истинных героев порождает умение подавлять собственную слабость и делать то, что ты должен, ни на что не жалуясь.
Однако орденом Славы его наградили совсем по другой причине и сделали из него героя совсем иного толка. Военного героя. Возможно, для них он стал символом. Правда, Дарнинг не представлял себе, символом чего. Тем не менее существовал его имидж как бывшего интеллектуала, профессора права, научившегося убивать врагов своей страны с исключительным мастерством.
Министр юстиции не задержался после лекции. Обычно его радовали вопросы после выступления, лесть студентов, пыл созревших для замужества студенток, все эти подвижные тела и сияющие глаза, подчеркнутое уважение преподавателей. Пища для это. Господи, сколь суетны дни мои! Однако сегодня Генри Дарнинг ничего подобного не испытывал.
Он сразу же велел своему шоферу отвезти его в аэропорт Ла-Гардиа, где уже ждал самолет, который должен был доставить Дарнинга в Вашингтон.
Едва Дарнинг поднялся на борт самолета и уселся в кресло, как ему вручили скопившиеся за два часа телефонограммы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
Бентли был обнажен только от пояса и ниже. Кисти рук по-прежнему прикованы наручниками к медным стойкам кровати, а в самом центре лба виднелась аккуратная дырочка. Тоненькая струйка крови тянулась вниз по лицу к подбородку. Голова, поддерживаемая распростертыми руками, лишь слегка склонилась набок.
– Что произошло? – скорее не сказал, а выдохнул Джьянни.
– Так глупо вышло. Я допустила неосторожность, он обхватил меня ногами за шею и пытался задушить. У меня не оставалось выбора.
Джьянни Гарецки посмотрел на нее. И ясно понял только одно: она лгала.
Мэри Янг наклонилась за своей одеждой. Ее ягодицы блестели. Не сходя с места, она быстро оделась.
– Давайте убираться отсюда, – сказала она. Потом подошла к столику за бутылкой “Наполеона” и сделала большой глоток. – Скажу вам, чего мы добились, – продолжала она. – Они и в самом деле агенты ФБР. Но расследование неофициальное. Бентли назвал это операцией по коду-три.
– Что это значит?
– Никаких записей и телефонных переговоров. И на их уровне не положено знать, откуда исходит приказ. Это может быть ЦРУ, госдепартамент, министерство юстиции и даже Овальный кабинет. Но всегда только с самых верхов и в порядке первоочередной срочности.
– То есть за самое короткое время?
– Да.
– Знают ли они о причине охоты?
– Ни в малейшей степени.
– Какие указания получили на наш счет?
– Любым способом добиться ответов. Но не убивать.
– Звучит устрашающе. Это все, что он вам сказал?
Она молча кивнула.
– Вы полагаете, что это правда?
– Очень похоже.
– Тогда зачем вы его убили?
– Я вам уже сказала.
– Я помню, что вы мне сказали, – заметил Джьянни.
Мэри Янг глянула на него поверх стаканчика бренди.
– К чему мне лгать вам?
– Вот это я и должен выяснить. – Художник зажег сигарету. – Мы завязли по самую маковку, Мэри Янг. Между прочим, пришили пяток настоящих фэбээровцев за три дня. Четверо из них угрожали нам оружием, так что меня лично особенно беспокоит только пятый. Вы заключили с парнем сделку. Он был прикован к кровати. Почему вы его застрелили?
На этот раз Мэри и не подумала ответить, но явно о чем-то размышляла.
– Нас только двое, – сказал Джьянни. – Но если я не могу доверять вам, то я немедленно ухожу отсюда. Вы этого добиваетесь?
– Нет.
– Тогда я хочу знать, почему вы мне солгали.
– Потому что боялась сказать правду.
– И какова же эта правда?
Ей понадобилось несколько секунд, чтобы найти нужные слова.
– Я не хотела, чтобы он рассказал, как я убила двоих. Теперь я, по крайней мере, могу отделаться от трупов. Как вы от тех двух. Теперь нас могут всего лишь подозревать.
– Вы это задумали, когда уединялись с ним в спальне?
– Да.
– А почему скрыли от меня?
– Потому что считала, что вам это не понравится.
– Можно подумать, что вы готовы плясать от радости.
– Я сделала то, что должна была сделать, Джьянни, – очень тихо проговорила она.
Джьянни промолчал, но она, как видно, уловила неодобрение у него на лице, и это ее задело.
– Простите, если я огорчила вас, – сказала она.
– Я отнюдь не безгрешен. Я просто не понимаю вас.
– Как же вам понять меня? Ведь вы едва меня знаете.
Она, пожалуй, права, подумал Джьянни.
– Все, что вам известно, вы прочли в этой дурацкой компьютерной распечатке. То есть кучу лжи, которую я сообщала для прессы.
– Так расскажите мне правду.
Она покачала головой:
– Боюсь, что после этого вы уж точно бросите меня.
– А вы попробуйте.
– Не могу воспользоваться этой возможностью. Тем более сейчас. С тремя трупами агентов ФБР в моем доме.
Ну что ж. Он по крайней мере понял, что она лжива, и к тому же сама себя считает немногим лучше шлюхи. Но понял он также и то, что бросить ее никоим образом не может.
Глава 9
Генри Дарнинг, высокий, импозантный мужчина с выразительными глазами, читал лекцию перед огромной аудиторией в Колумбийской юридической школе в Нью-Йорке. Это была одна из многих таких лекций, которые он регулярно произносил с наиболее престижных подмостков страны.
Дарнинг обращался к обществу в такой и разных других формах, потому что выступления позволяли ему быть увиденным и услышанным именно так, как ему хотелось. Он считал, что любое выступление заключает в себе пропагандистские возможности. У вас есть идея, концепция, намерение – и вы их распространяете. Если вы делаете свое дело достаточно хорошо, если ваши слова доходят, то они непременно западают в души и оказывают на них влияние.
Что касается его самого, то Дарнинг, министр юстиции Соединенных Штатов, старался внушить думающим слушателям, что даже самые лучшие законы не имеют никакой цены, пока их истинный дух не воспринят должным образом, не усвоен и не введен в практику.
О чем он толковал сегодняшней аудитории? Какие быстродействующие лекарства для застойных болезней страны предлагал он со своим обычным напором?
Никаких легких решений. Он развивал свою основную и главную доктрину: до тех пор, пока для какого-либо одного американца, мужчины либо женщины, негра, белого или желтокожего, родившегося в Штатах или за их пределами, существует угроза ущемления его законных прав, эта угроза существует и для любого другого американца.
Он говорил ровно, произносил каждое слово ясно и парил над аудиторией на крыльях метафизической логики. Здесь, на этом подиуме, он выступал как олицетворение власти, как уважаемый руководитель департамента юстиции Соединенных Штатов и одновременно герой войны, которому собравшиеся внимали с благоговением. Быть может, и они и он одержимы? Дарнингу порой казалось, что это так и есть. Но гораздо чаще он считал, что истинных героев порождает умение подавлять собственную слабость и делать то, что ты должен, ни на что не жалуясь.
Однако орденом Славы его наградили совсем по другой причине и сделали из него героя совсем иного толка. Военного героя. Возможно, для них он стал символом. Правда, Дарнинг не представлял себе, символом чего. Тем не менее существовал его имидж как бывшего интеллектуала, профессора права, научившегося убивать врагов своей страны с исключительным мастерством.
Министр юстиции не задержался после лекции. Обычно его радовали вопросы после выступления, лесть студентов, пыл созревших для замужества студенток, все эти подвижные тела и сияющие глаза, подчеркнутое уважение преподавателей. Пища для это. Господи, сколь суетны дни мои! Однако сегодня Генри Дарнинг ничего подобного не испытывал.
Он сразу же велел своему шоферу отвезти его в аэропорт Ла-Гардиа, где уже ждал самолет, который должен был доставить Дарнинга в Вашингтон.
Едва Дарнинг поднялся на борт самолета и уселся в кресло, как ему вручили скопившиеся за два часа телефонограммы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127