Он прекрасно знал, как оно было. Одно вело к другому, затягивая тебя все глубже и глубже, и чем отчаяннее ты сопротивлялся, тем ниже опускался.
Взять хотя бы историю с Джоном Хинки. Кто мог ожидать, что придется иметь дело с его сыном? Кто вообще знал, что у него есть сын?
Одно это – достаточное основание для того, что он собирается сделать. Иначе весьма просто определить дальнейшее развитие событий… вызов к специальному обвинителю, пресс-конференции, которые воспоследуют, Брайан, который расколется и выдаст полное признание, швырнув его, Дарнинга, на съедение волкам.
Так какие же еще возможности есть у меня?
Вышибить себе мозги? Покорно отправиться в тюрьму?
В чисто практическом смысле такое возможностями не назовешь. Для других – вероятно, но не для него. Только не для него. Он утвердил себя в подобном качестве десять лет назад, когда квалифицировал предумышленное убийство как результат несчастного случая. Спасал большую шишку. И сам оказался запрограммированным на все последующее. Потом надо было только нажимать правильные кнопки.
И трупы громоздились один на другой.
При этой мысли его охватила слабость. Внезапная и неожиданная. Он постоял минуту, прислушиваясь к себе. Потом его вывернуло наизнанку в кухонную раковину. Он еще никогда не испытывал подобной дурноты. Выходит, что-то доброе сохранилось в нем после всех этих лет. И проявилось в некоем последнем бунте клеток, в распаде, от которого может удержать лишь инстинкт.
Наконец все прошло, он подставил лицо под кран и умылся.
Дарнинг сидел в гостиной, потягивая скотч и слушая этюд Шопена, когда увидел в окно, что на дорожку въехал “бьюик” и остановился перед домом.
Он смотрел, как Уэйны выходят из машины. Марси непрерывно что-то говорила, то и дело прикладывая к глазам носовой платок. Брайан глядел куда-то в пустоту.
Когда они вошли, Дарнинг встал с места и поздоровался. Поцеловал Марси в щеку, обнял своего друга и вручил каждому из них охлажденный “Мартини”.
Это был их дом, но он вел себя, как хозяин. Не теряя больше времени на любезности, перешел к делу.
– Самое неприятное первоначальный шок, – сказал он, – но этот шок уже миновал. Ты знал, – обратился он к Уэйну, – что у Хинки есть сын, который работал на него?
Директор ФБР покачал головой:
– Я видел старшего Хинки всего один раз у себя в офисе, и о сыне он не упоминал.
Марси снова заплакала.
– А что бы ты сделал, если бы Брайан это знал? – спросила она у Дарнинга. – Убил бы и сына? А как насчет других возможных помощников или партнеров? Ты бы попросту запланировал подложить бомбы в их конторы, чтобы взорвать всех разом?
Дарнинг посмотрел на Брайана:
– Что еще ты ей рассказал?
– Я желала бы от Господа лишь одного: чтобы Брайан рассказал мне как можно больше, – заговорила жена Уэйна, который только молча глотнул “Мартини”. – Я подняла бы крик на весь свет, и тогда бы не произошло ни одного из этих ужасных несчастий. – Она прикусила нижнюю губу, удерживая дрожь. – Дружба! Клянусь, что плюну, когда услышу в следующий раз это слово!
Глаза Дарнинга и Уэйна впервые встретились, и между мужчинами промелькнуло нечто, понятное только им, но не Марси.
– Марси, прошу тебя, – обратился к жене директор ФБР. – Что сделано, то сделано. Мы здесь не для взаимных обвинений.
– Черта с два! – отрезала Марси. – Это именно то, чего я хочу. Взаимных обвинений!
Одним глотком она проглотила половину своего “Мартини”. Потом глубоко вздохнула и обратила взгляд на мужа.
– Я намерена кое-что сказать тебе. – Она говорила с неожиданным спокойствием и совершенно холодно. – Я ненавижу твоего друга Генри Дарнинга. Я презираю все, что он делал для тебя эти годы. Он расчетливый эгоист, и ему наплевать, будем живы или умрем ты, я, любой другой человек, только бы он получал то, что ему надо. Ты ублажаешь его, потому что он однажды спас тебе жизнь, и с тех пор ты платишь ему долг и готов целовать задницу. Ты самый нравственный из всех людей, каких я знаю. Но когда он потребовал, чтобы ты предал себя и свое учреждение по причине, которую он тебе даже не назвал, ты не моргнув глазом пожертвовал жизнью пяти агентов.
Директор ФБР закрыл глаза, словно от боли.
– Марси, ради Бога…
– Не смей говорить мне о Боге! – взорвалась она. – Потом он велел уничтожить еще двоих, чтобы прикрыть дело об убийстве первых пяти, и теперь все это дерьмо летит тебе в физиономию, тебе, а не ему, и он при этом имеет наглость говорить о моей истерике!
Она повернулась к Генри Дарнингу.
– Прекрасно, мистер министр юстиции Соединенных Штатов, – проговорила она почти что ласково, но глаза у нее были сухие и жесткие, а лицо словно заледенело. – Вы пока еще не видели моей настоящей истерики. И если вы воображаете, что я буду сидеть тихо, в то время как моего мужа распинают, а вас никто не трогает, то вы не столь сообразительны, как я думала.
В комнате воцарилась тишина.
Дарнинг и Уэйн смотрели друг на друга со странным, почти смущенным выражением. Марси не смотрела ни на одного из них. Стояла и допивала “Мартини”. Потом не спеша направилась в дальний конец комнаты и начала смешивать себе еще один коктейль.
Мягким жестом Дарнинг взял своего друга за руку.
– Забудь, – сказал он. – Скверно всем нам. Но можно облегчить положение, если мы несколько минут поговорим с глазу на глаз и обсудим некоторые вещи.
Все еще держа Уэйна за руку, он, как слепого, повел его за собой в спальню.
У Брайана уже не было возможности вернуться.
Дарнинг нанес только один удар рукояткой пистолета – сильный удар в затылок, который уложил Уэйна без звука.
Министр юстиции стоял и смотрел вниз на своего друга. Спокойствие, которое Дарнинг сохранил, было достаточно хрупким, тут не следовало пережимать. Достаточно было постоять вот так не слишком долго, якобы утрясая некоторые проблемы. Он так и поступил, а потом вернулся в гостиную.
Марси уже кончила смешивать второй “Мартини” и стояла у окна, прихлебывая напиток.
Она должна была слышать, как он вошел, но не оборачивалась, пока он не приблизился к ней. Она увидела его, когда он делал последний шаг и уже вытянул руку. Под ее взглядом он невольно замер, ощутив неприятную пустоту в желудке. Звон разбитого о деревянный пол стакана избавил Дарнинга от наваждения, и он уложил Марси.
Я не подозревал, что она так ненавидит меня, подумал он и отнес ее к мужу.
Двигаясь теперь уже быстрее, он положил обоих рядом на кровать.
Их лица приняли безмятежное выражение, глаза глядели на него из тьмы.
Дарнинг натянул на руки пару хозяйственных резиновых перчаток, нашедшихся в кухне. Достал из шкафа двустволку и тщательно стер с нее все отпечатки пальцев.
Остальное требовало железной дисциплины.
Прежде всего необходимо создать убедительную картину самоубийства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
Взять хотя бы историю с Джоном Хинки. Кто мог ожидать, что придется иметь дело с его сыном? Кто вообще знал, что у него есть сын?
Одно это – достаточное основание для того, что он собирается сделать. Иначе весьма просто определить дальнейшее развитие событий… вызов к специальному обвинителю, пресс-конференции, которые воспоследуют, Брайан, который расколется и выдаст полное признание, швырнув его, Дарнинга, на съедение волкам.
Так какие же еще возможности есть у меня?
Вышибить себе мозги? Покорно отправиться в тюрьму?
В чисто практическом смысле такое возможностями не назовешь. Для других – вероятно, но не для него. Только не для него. Он утвердил себя в подобном качестве десять лет назад, когда квалифицировал предумышленное убийство как результат несчастного случая. Спасал большую шишку. И сам оказался запрограммированным на все последующее. Потом надо было только нажимать правильные кнопки.
И трупы громоздились один на другой.
При этой мысли его охватила слабость. Внезапная и неожиданная. Он постоял минуту, прислушиваясь к себе. Потом его вывернуло наизнанку в кухонную раковину. Он еще никогда не испытывал подобной дурноты. Выходит, что-то доброе сохранилось в нем после всех этих лет. И проявилось в некоем последнем бунте клеток, в распаде, от которого может удержать лишь инстинкт.
Наконец все прошло, он подставил лицо под кран и умылся.
Дарнинг сидел в гостиной, потягивая скотч и слушая этюд Шопена, когда увидел в окно, что на дорожку въехал “бьюик” и остановился перед домом.
Он смотрел, как Уэйны выходят из машины. Марси непрерывно что-то говорила, то и дело прикладывая к глазам носовой платок. Брайан глядел куда-то в пустоту.
Когда они вошли, Дарнинг встал с места и поздоровался. Поцеловал Марси в щеку, обнял своего друга и вручил каждому из них охлажденный “Мартини”.
Это был их дом, но он вел себя, как хозяин. Не теряя больше времени на любезности, перешел к делу.
– Самое неприятное первоначальный шок, – сказал он, – но этот шок уже миновал. Ты знал, – обратился он к Уэйну, – что у Хинки есть сын, который работал на него?
Директор ФБР покачал головой:
– Я видел старшего Хинки всего один раз у себя в офисе, и о сыне он не упоминал.
Марси снова заплакала.
– А что бы ты сделал, если бы Брайан это знал? – спросила она у Дарнинга. – Убил бы и сына? А как насчет других возможных помощников или партнеров? Ты бы попросту запланировал подложить бомбы в их конторы, чтобы взорвать всех разом?
Дарнинг посмотрел на Брайана:
– Что еще ты ей рассказал?
– Я желала бы от Господа лишь одного: чтобы Брайан рассказал мне как можно больше, – заговорила жена Уэйна, который только молча глотнул “Мартини”. – Я подняла бы крик на весь свет, и тогда бы не произошло ни одного из этих ужасных несчастий. – Она прикусила нижнюю губу, удерживая дрожь. – Дружба! Клянусь, что плюну, когда услышу в следующий раз это слово!
Глаза Дарнинга и Уэйна впервые встретились, и между мужчинами промелькнуло нечто, понятное только им, но не Марси.
– Марси, прошу тебя, – обратился к жене директор ФБР. – Что сделано, то сделано. Мы здесь не для взаимных обвинений.
– Черта с два! – отрезала Марси. – Это именно то, чего я хочу. Взаимных обвинений!
Одним глотком она проглотила половину своего “Мартини”. Потом глубоко вздохнула и обратила взгляд на мужа.
– Я намерена кое-что сказать тебе. – Она говорила с неожиданным спокойствием и совершенно холодно. – Я ненавижу твоего друга Генри Дарнинга. Я презираю все, что он делал для тебя эти годы. Он расчетливый эгоист, и ему наплевать, будем живы или умрем ты, я, любой другой человек, только бы он получал то, что ему надо. Ты ублажаешь его, потому что он однажды спас тебе жизнь, и с тех пор ты платишь ему долг и готов целовать задницу. Ты самый нравственный из всех людей, каких я знаю. Но когда он потребовал, чтобы ты предал себя и свое учреждение по причине, которую он тебе даже не назвал, ты не моргнув глазом пожертвовал жизнью пяти агентов.
Директор ФБР закрыл глаза, словно от боли.
– Марси, ради Бога…
– Не смей говорить мне о Боге! – взорвалась она. – Потом он велел уничтожить еще двоих, чтобы прикрыть дело об убийстве первых пяти, и теперь все это дерьмо летит тебе в физиономию, тебе, а не ему, и он при этом имеет наглость говорить о моей истерике!
Она повернулась к Генри Дарнингу.
– Прекрасно, мистер министр юстиции Соединенных Штатов, – проговорила она почти что ласково, но глаза у нее были сухие и жесткие, а лицо словно заледенело. – Вы пока еще не видели моей настоящей истерики. И если вы воображаете, что я буду сидеть тихо, в то время как моего мужа распинают, а вас никто не трогает, то вы не столь сообразительны, как я думала.
В комнате воцарилась тишина.
Дарнинг и Уэйн смотрели друг на друга со странным, почти смущенным выражением. Марси не смотрела ни на одного из них. Стояла и допивала “Мартини”. Потом не спеша направилась в дальний конец комнаты и начала смешивать себе еще один коктейль.
Мягким жестом Дарнинг взял своего друга за руку.
– Забудь, – сказал он. – Скверно всем нам. Но можно облегчить положение, если мы несколько минут поговорим с глазу на глаз и обсудим некоторые вещи.
Все еще держа Уэйна за руку, он, как слепого, повел его за собой в спальню.
У Брайана уже не было возможности вернуться.
Дарнинг нанес только один удар рукояткой пистолета – сильный удар в затылок, который уложил Уэйна без звука.
Министр юстиции стоял и смотрел вниз на своего друга. Спокойствие, которое Дарнинг сохранил, было достаточно хрупким, тут не следовало пережимать. Достаточно было постоять вот так не слишком долго, якобы утрясая некоторые проблемы. Он так и поступил, а потом вернулся в гостиную.
Марси уже кончила смешивать второй “Мартини” и стояла у окна, прихлебывая напиток.
Она должна была слышать, как он вошел, но не оборачивалась, пока он не приблизился к ней. Она увидела его, когда он делал последний шаг и уже вытянул руку. Под ее взглядом он невольно замер, ощутив неприятную пустоту в желудке. Звон разбитого о деревянный пол стакана избавил Дарнинга от наваждения, и он уложил Марси.
Я не подозревал, что она так ненавидит меня, подумал он и отнес ее к мужу.
Двигаясь теперь уже быстрее, он положил обоих рядом на кровать.
Их лица приняли безмятежное выражение, глаза глядели на него из тьмы.
Дарнинг натянул на руки пару хозяйственных резиновых перчаток, нашедшихся в кухне. Достал из шкафа двустволку и тщательно стер с нее все отпечатки пальцев.
Остальное требовало железной дисциплины.
Прежде всего необходимо создать убедительную картину самоубийства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127