Она вдыхала прохладный ночной воздух и глядела на темный контур гор на фоне более светлого неба. Все ее благоговение перед жизнью, вся ее любовь к сыну и мужу пели в ней нежными голосами. И на какое-то время эти голоса избавили ее от чувства полного одиночества.
В маленьком доме высоко на холмах Сицилии было тихо. Поли делал карандашный набросок Доменико, который ему позировал. Тони растянулся на диване, листая иллюстрированный журнал и потягивая пиво.
У Поли как раз возникли проблемы со ртом Дома. Рот был закрыт и в таком положении казался неестественным. Но поскольку Дом держал рот в таком виде, Поли так его и рисовал. Губы и глаза ему всегда было трудно изображать. Они менялись. Выглядели по-другому в каждую минуту.
– Над чем ты сейчас работаешь? – спросил Дом, заинтригованный самим процессом изображения его лица на бумаге.
– Я рисую ваш рот, – ответил Поли.
– Женщины говорят, что он у меня красивый. Уверяют, что он сводит их с ума. Пожалуйста, рисуй его со всей осторожностью. В нем все мое будущее.
Мальчик рисовал так же, как всегда. Со спокойной серьезностью. Хорошо бы с ним были здесь его краски и холст, тогда бы он сделал настоящий цветной портрет. Но карандаш все же лучше, чем ничего, и во время рисования время шло быстрее. Ему нравилось лицо Доменико, нравились грубые, неровные черты. Казалось, что их когда-то разъединили ударом в самую середину и после этого они соединились неправильно.
Работая над портретом Доменико, Поли одновременно наблюдал за Тони. Ему казалось важным наблюдать за ними обоими сразу и ничего не упускать. Он видел, что Тони, листая журнал, в то же время следит за всем вокруг. Он все время за всем следит и как будто чего-то ждет. Даже когда он совсем неподвижен, глаза у него бегают. Мальчик решил, что у него глаза стрелка. В вестернах, которые он видел про таких стрелков, они всегда смотрели человеку в глаза, чтобы угадать, когда тот перейдет в наступление.
– Почему ты работаешь так долго? – спросил Доменико.
– Совсем не долго. Леонардо да Винчи понадобилось семь лет, чтобы написать Мону Лизу.
– Ого! Через семь лет я буду мертвый.
Когда рисунок был закончен, Поли протянул его мафиози, чтобы тот полюбовался. Дом засмеялся и удивленно покачал головой.
– Да это я и есть, право слово! Ты просто гений, паренек. Ты даже сумел нарисовать мой красивый рот. – Он показал портрет Тони. – Правда, здорово?
– Как раз то, что нужно всему миру. Любоваться еще одной такой физиономией, как твоя.
– Хотите, я и вас нарисую? – спросил мальчик. Он старался ладить с обоими. Ему казалось, что будет лучше, если он им понравится и если они поверят, что тоже нравятся ему. Может, тогда они не будут такими осторожными, и у него появится шанс.
Тони покачал головой:
– У карабинеров и без того хватает моих портретов.
Позже Поли сидел, натянув свою собачью цепь до конца, и смотрел, как Доменико чистит и смазывает свой пистолет. Мальчику нравилось, как он это делает, беря в руки и держа каждую часть как что-то совсем особенное. Поли считал, что в гангстерском бизнесе все должно быть особенное. Если даже самая маленькая частица окажется неисправной и подведет тебя – ты мертв.
Дом поднял на него глаза:
– Тебе нравится оружие?
– Не знаю. У меня его никогда не было. Я об оружии ничего не знаю. – И добавил в пояснение: – Мне ведь только восемь.
Дом засмеялся:
– Когда мне было восемь, я уже застрелил четверых.
Поли уставился на него широко раскрытыми глазами.
– Ладно, не бойся, я пошутил.
Мальчик немного помолчал, потом сказал:
– Если вы научите меня, как обращаться с пистолетом, я научу вас рисовать.
– Это дело, малыш. А потом ты, может, станешь богатым деловым парнем, а я уйду в отставку и стану знаменитым художником.
У Доменико был девятимиллиметровый автоматический пистолет, он показал Поли все части и объяснил, как они действуют: особый механизм выбрасывает после каждого выстрела пустую гильзу и загоняет в патронник новый патрон, тогда пистолет снова готов к стрельбе.
Когда Поли все это усвоил, Доменико показал ему, как надо стрелять.
– Просто не верится, что сижу и глазею на всю эту чепуху.
Мальчик заметил, как вдруг переменился Доменико, каким он сделался серьезным, когда объяснял, что к чему. Никаких дурачеств и пустяковой болтовни, и его он уже не поддразнивает, как маленького. Поли понял: Дом хочет, чтобы он знал, что оружие предназначено для настоящих мужчин, а не для ребятишек, что из пистолета убивают людей. С пистолетами не играют. Нельзя наставлять на кого-то пистолет, если ты не собираешься стрелять в этого человека. А если тебе придется стрелять, то для этого существуют правильный способ и неправильный, вот так-то!
Использовать правильный способ – значит первым долгом установить, есть ли у пистолета предохранитель, и спустить его. Потом ты нацеливаешь пистолет двумя руками, а руки надо вытянуть и мягко, не дергая, нажать на спуск.
Вынув обойму, Дом показал, как все это делается. Протянул незаряженный пистолет Поли и велел ему самому попробовать.
Мальчик почувствовал тяжесть оружия, и у него внезапно задрожали колени. Он спустил предохранитель. Нацелил дуло обеими вытянутыми руками по направлению к трещине в стене. Задержал дыхание и нажал на спуск.
– Банг! – произнес он.
Самое удивительное, что все это оказалось очень даже просто.
Глава 47
Дом Дона Пьетро Равенелли находился точно в том месте, которое назвал и описал Витторио и Джьянни старик из Неаполя. Он стоял в предгорьях северо-восточной Сицилии, примерно в десяти километрах на запад от Палермо и не слишком далеко от прибрежной дороги на Пунта-Раизи.
Это была большая белая вилла в средиземноморском стиле с оранжевой черепичной крышей, за высокой стеной, огораживающей несколько акров хорошо обработанной земли. Пространство между стеной и домом патрулировали четыре вооруженных до зубов охранника. Кроме того, были установлены стратегически расположенные прожекторы и поворачивающиеся телекамеры, чтобы отслеживать не дай Бог упущенное охранниками.
Наступал вечер; Джьянни и Витторио уже четыре часа наблюдали за домом и участком. Запоминали расположение, отмечали каждого, кто входил в имение и кто из него выходил, и, разумеется, были совершенно уверены, что Равенелли из дома не выезжал.
Заняв позицию у вершины лесистого холма, на расстоянии около трехсот ярдов от виллы, они потихоньку переговаривались, не отрываясь от двух мощных полевых биноклей. Машина была спрятана за кустами; с правой стороны до них доносился приглушенный расстоянием шум транспорта, идущего по прибрежному шоссе в Палермо и обратно.
Долгая бессонная ночь, целодневная дорога, составление планов, а теперь еще слежка… Время от времени один из них вытягивался в высокой траве, чтобы подремать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127