Но, может, он зря беспокоится?
Поли решил проверить.
Он приметил мальчика примерно своего возраста, который гонял по пристани футбольный мяч, и поиграл с ним немного. Потом остановился и сказал:
– Слушай, если бы ты сделал мне одно одолжение, я бы тебе дал три тысячи лир.
– Шутишь?
– Нет.
Мальчишка рассиялся в улыбке – сплошные черные кудри и белые зубы.
– Кому я должен перерезать глотку?
– Никому. Я дам тебе денег, и ты купишь мне билет на паром, а потом получишь три тысячи.
Мальчишка проделал со своим мячом замысловатый финт на месте.
– И это все, что я должен сделать?
– Больше ничего не нужно.
– Если больше ничего не нужно, почему бы тебе не купить билет самому? Сохранил бы свои три тысячи.
– Потому что я сбежал от своего клятого папаши только вчера и думаю, что он послал карабинеров следить за мной. – Поли показал подбородком на билетные окошечки. – Вон они там, два подонка.
– Не врешь? – Улыбка у мальчишки стала еще шире. – А куда ты собираешься потом из Неаполя?
– У меня бабушка в Риме. Поеду к ней.
– Иисусе! – воскликнул мальчишка, во взгляде у которого зависть смешивалась с восхищением.
– Так ты это сделаешь для меня? – спросил Поли.
– Конечно! Почему бы и нет?
Поли отсчитал деньги на билет. Потом поглядел, как мальчишка ловко провел свой футбольный мяч сквозь толпу к ближайшей очереди, ярдах в пятидесяти отсюда.
А теперь увидим…
Перед мальчиком было в очереди человек двенадцать, но очередь двигалась быстро, и через некоторое время тот оказался пятым.
Он был третьим, когда Поли увидел, что к мальчику подошел карабинер, нагнулся и заговорил с ним.
Поли чертыхнулся про себя и начал медленно отступать в гущу толпы.
Мальчик подошел уже к самой кассе, но карабинер продолжал с ним разговаривать. Обходя их, билеты начали покупать те, кто стоял позади.
Поли видел, что его новый знакомец стоит опустив голову, иногда что-то говорит, но больше слушает. Вот он разжал руку и показал полисмену деньги, на которые тот посмотрел очень серьезно.
Минутой позже мальчишка обернулся и поглядел туда, где оставил Поли, но не нашел его там. Потом все же разглядел Поли в толпе и показывал на него карабинеру до тех пор, пока тот не увидел.
Полисмен крикнул что-то, чего Поли не расслышал, и побежал. За ним кинулись второй карабинер и двое подстриженных, и все они неслись как черти.
Поли бросил последний взгляд на лицо мальчишки, белое от страха. Поли был тоже напуган.
Потом он просто бежал со всех ног, виляя в толпе и между огромными грузовиками, моторы которых грозно рычали, а также между медленно продвигавшимися рядами легковых машин и автобусов. Он бежал без оглядки, путаясь среди людей и машин, поняв теперь, что опасения его были верными, что карабинеры караулили в очереди именно его, восьмилетнего мальчика, и то же самое делали мафиози с аккуратной стрижкой и в хороших костюмах, и, если они изловят его теперь, один Бог знает, что с ним будет.
Он ударился о бок восемнадцатиколесного грузовика, который стоял неподвижно, и несколько секунд ничего не соображал.
Приткнувшись к грубому брезенту, которым был накрыт огромный кузов грузовика, Поли отдышался и вдруг почувствовал себя необычайно спокойным. Он не видел никого, и его никто не видел. Перед ним свисали перекрученные концы пеньковой веревки, которой угол брезента был привязан к кузову. И Поли видел не только эту веревку, но милосердную руку Господа Бога, предлагающего ему спасение.
Поли быстро развязал веревку, влез в кузов под брезент и тщательно закрепил веревку снова.
Он лежал во внезапно наступившей тьме. Слышал голоса людей, но его никто не обнаружил и не тронул.
Немного погодя грузовик начал двигаться. Медленно, с остановками подавалась вперед эта часть длинной змеи из машин, вползающей в огромное брюхо парома. Возникли совсем другие звуки и ощущения, когда грузовик коснулся колесами стальной палубы. Глухо и гладко. Если перевести на язык красок, то в представлении Поли это было нечто темно-сине-зеленое. Как давно он не занимался живописью, интересно, сумеет ли вспомнить.
Глупость какая-то… это все равно что забыть, как надо дышать.
Заработали двигатели, и вскоре паром уже покачивался на длинных пологих волнах.
Поли подумал, что хорошо бы вылезти из-под брезента и погулять по пароходу. Но тут же решил оставаться там, где он есть.
Так он и лежал под брезентом, в полной темноте, и пытался думать о том хорошем, что было до того, как все это началось.
И на какое-то время ему стало хорошо даже теперь. Приятно вглядываться в блеклые, розоватые туманы воспоминаний, где все кажется более светлым и милым, чем было на самом деле.
Самое замечательное, что там с ним постоянно находились папа и мама. А самое плохое, что, какими бы светлыми и ясными они ни возникали в его памяти, прикоснуться к нему они пока не могли.
Поли понял, что именно этого ему сейчас больше всего не хватает.
Чтобы к нему прикоснулись.
Глава 63
Витторио Батталья лежал ночью один со всеми своими трубками и мигающими огоньками мониторов, лежал и думал о том, чтобы Джьянни Гарецки поскорее вернулся.
Мысли, которые приходили к нему, когда он оставался один, были хуже боли – достаточно сильной. Но он понимал, что это признак выздоровления. Не случайно его сняли с морфина.
Боль облагораживает душу.
Какой идиот это сказал?
Идиот, который определенно никогда не испытывал настоящей боли либо чертовски мало знал о душе.
Впрочем, нынче ночью его больше всего мучили не боль и не душа. Его терзал страх. Не за себя, разумеется, а за жену и ребенка. Страх казался единственной реальностью среди галлюцинаций его полубессознательного состояния, и потому он обладал единственно истинной значимостью.
Джьянни, привези мне добрые вести. Прошу тебя!
Вопреки своему желанию он, должно быть, задремал. Первое, что увидел, проснувшись, был Джьянни Гарецки: он сидел на своем стуле возле постели и смотрел на Витторио.
– Ты мне чудишься? – пробормотал Витторио. – Или ты и в самом деле тут?
Джьянни слабо улыбнулся. И даже это потребовало почти что больше усилий, чем он мог наскрести.
– Я в самом деле тут.
Глаза Витторио шарили по лицу Джьянни, стараясь что-то прочитать, но это не удалось: на лице у Джьянни не было написано ничего.
– Сколько времени ты здесь?
– Минут двадцать.
– Почему ты не разбудил меня?
– Мне показалось, что тебе нужно поспать.
– Мне больше всего нужны хорошие новости.
Джьянни не сказал ни слова; Витторио вслушивался в его молчание, уже из него черпая ответ. Он закрыл глаза и вздохнул медленно и глубоко.
– Ты обнаружил ее мертвой? – спросил он наконец. – Или ее просто там нет?
– Ее там нет. Но она оставила письмо. Оно лежало там, где ты сказал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127