Должен уметь расслабляться и чему-то радоваться.
Чему же?
Она восхитительно улыбалась. Конечно же, ей.
И теперь, погружаясь вместе с ней в мир глубокого наслаждения сексом, Генри Дарнинг казался себе освеженным, невесомым, полным жизни. Какая она чувственная, какая страстная! С какой радостью воспринимает все, что они делают. Это само по себе возбуждало его. Просто лежать на ней было все равно что плыть по жарким волнам. Она излучала пыл, и он входил в него. Даже ее дыхание полно было желания.
Вдруг непонятно откуда в памяти возник Брайан Уэйн, его недавние слова, и Дарнинг сразу остыл.
Илона почувствовала это.
– Что случилось?
– Я подумал о ненужных вещах.
– Сейчас я это исправлю.
Изогнувшись, словно золотистое животное, пьющее воду, Илона склонилась над ним. Она целовала его губы, шею, грудь, живот, ниже… и остановилась. Мысли Дарнинга, свернув не на ту дорогу, не хотели возвращаться на прежний путь. Илона старалась напрасно.
– Прости, – сказал он. – Может быть, позже.
Но она возобновила усилия. – Нет. Подожди. Все будет хорошо.
Он очень осторожно попытался высвободиться, сдвинуть ее с себя, но она не уступала, и он в конце концов покорился.
Необычная женщина. Он чувствовал, как ее тело становится твердым, ощущал скрытое напряжение. Отключившись в эти минуты от секса, он наблюдал за ее приемами, за тем, что она умеет, а умела она очень многое. Еще один эксперт. Кажется, в постели ему везет на виртуозных партнерш. Каждая – мастер своего дела. Откуда они так много знают? Все такие молоденькие. Может, это передается с генами?
А он? Вечное божество, Эрос во плоти. Исключая нынешнюю ночь. А также и другие ночи – чем дальше, тем чаще. Прими это как должное, Генри. Тебе приходится напрягаться. Ты должен постоянно что-то придумывать… Он все еще выдерживал это в большинстве случаев, но начинал испытывать чувство унижения.
Лампа горела, и Дарнинг следил за ее отсветами на стенах и потолке. Но думал он снова об Уэйне.
“Как человек окончательно впадает в грех” – такими словами его друг определил состояние растущего страха, и определил вполне точно. За исключением того, что Дарнинг не имел намерения ни во что впадать. Брайан хорош и как профессионал, и как друг, но он закоренелый паникер и всегда им был. При достаточном нажиме таких людей легко убедить. Подчинить своей воле. В основном поэтому Дарнинг не рассказал ему эту несчастную историю полностью. Была и другая, более существенная причина, почему он предпочел удержать подробности при себе: твердые этические и моральные принципы Брайана, которые вынудили бы его критически отнестись к другу, а это крайне несвоевременно.
Дарнинг продолжал думать “не о том” и не помогал Илоне. Попробовал сосредоточиться… но при виде того, как она неистово трудится, просто отчаянно, он вдруг пожалел ее, и это уничтожило последнюю надежду. Бедная девочка. Он наконец приподнялся и обнял ее. – Сейчас ничего не получится.
Лицо у Илоны пошло пятнами, расплылось. Тело выпрямилось в напряжении. Она впилась пальцами ему в грудь.
– Брось, это не трагедия, – сказал он.
– Нет, именно трагедия.
– Ты не должна так оттаиваться.
Она легла на постель, податливая плоть казалась тяжелой, как свинец.
– Мне ненавистна даже мысль о неудаче.
– Если кто и виноват в ней, так это я. Но не ты.
– Если женщина не в состоянии возбудить мужчину, виновата она.
– Это не более чем шовинистическая пропаганда мужчин.
Илона молчала несколько минут.
– Такого со мной никогда еще не случалось, – сказала она.
Перед глазами у Дарнинга промелькнули эротические образы ее успешных стараний. Они тянулись в бесконечность.
– Жаль, что я испортил твой рекорд.
Но ему больше не хотелось говорить на эту тему. Чересчур много. Он вдруг понял, что разговор зашел слишком далеко, когда взглянул через плечо Илоны в окно на далекую звезду и ощутил в ее загадочном свете некое далеко не безгрешное сияние, исходящее от легионов женщин, которыми он обладал в жизни, сияние, пронизывающее не только пространство, но и его самого. И пустота его лишенных любви совокуплений вдруг поразила его как удар; его охватило чувство, что единственно верный путь – это путь от сердца к сердцу, из глубин одного в глубины другого. И по сравнению с этим все его логические измышления ничего не значат.
Теперь он избегал смотреть на бледный, отдаленный свет. Впрочем, спустя некоторое время и после новых соприкосновений с этим волшебным золотистым сорным растением угроза звезды ослабела.
В конце концов, он из тех, кто держит себя под контролем. Он никогда не доводил себя до неуправляемого эмоционального взрыва. Сдержанность чувств – его девиз, его жизненная философия. Он усердно применял ее на практике. Трудился бесконечно и достиг значительных успехов. И слава Богу, надеется, что и на смертном ложе будет вполне в форме.
Позже, когда они занимались любовью, угроза звезды померкла окончательно.
Глава 18
Марти Элман, агент Джьянни, жил в элегантном высотном здании довоенной постройки на Пятой авеню, в пятнадцати минутах ходьбы от его художественной галереи на Мэдисон-авеню. Насколько Джьянни знал, прогулка от дома до галереи и обратно была единственным упражнением, которое совершал Марти, – во всяком случае, так было все десять лет их тесного общения. Но делалось это неизменно, в любую погоду, шесть дней в неделю.
То же самое было и нынешним утром. С одной едва заметной разницей. Нынешним утром за Марти велась слежка.
Джьянни засек наблюдателя примерно час назад – толстопузого парня в мятой куртке и широких брюках, который стоял, прислонившись к ограде Центрального парка, и читал “Дейли ньюс”. Художник решил, что это скорее обычный полицейский, а не агент ФБР. Пусть даже так, но все равно расход неоправданный, если учесть незначительность такого объекта слежки, как Марти.
Очевидно, не столь уж незначительный это объект.Вышагивая по Пятой авеню в южном направлении, Джьянни держался на расстоянии квартала от переодетого полицейского, а тот находился примерно в семидесяти футах позади Элмана. Джьянни хотелось убедиться, что полицейского не подстраховывает еще кто-то, ведь обычно сыщики работают парами. Но этот, кажется, был один.
Элман повернул к востоку, на Шестьдесят восьмую улицу, ведущую к Мэдисон-авеню. Потом прошел еще два квартала, отпер дверь и вошел в галерею изящных искусств “Готэм”.
Джьянни остановился и уткнулся в витрину. Он увидел, как полицейский пересек Мэдисон-авеню и уселся в серый седан, припаркованный прямо перед галереей. Сел, закурил сигарету и приготовился к дневному дежурству.
Галерея располагалась в небольшом трехэтажном здании на углу Мэдисон-авеню и Шестьдесят шестой улицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
Чему же?
Она восхитительно улыбалась. Конечно же, ей.
И теперь, погружаясь вместе с ней в мир глубокого наслаждения сексом, Генри Дарнинг казался себе освеженным, невесомым, полным жизни. Какая она чувственная, какая страстная! С какой радостью воспринимает все, что они делают. Это само по себе возбуждало его. Просто лежать на ней было все равно что плыть по жарким волнам. Она излучала пыл, и он входил в него. Даже ее дыхание полно было желания.
Вдруг непонятно откуда в памяти возник Брайан Уэйн, его недавние слова, и Дарнинг сразу остыл.
Илона почувствовала это.
– Что случилось?
– Я подумал о ненужных вещах.
– Сейчас я это исправлю.
Изогнувшись, словно золотистое животное, пьющее воду, Илона склонилась над ним. Она целовала его губы, шею, грудь, живот, ниже… и остановилась. Мысли Дарнинга, свернув не на ту дорогу, не хотели возвращаться на прежний путь. Илона старалась напрасно.
– Прости, – сказал он. – Может быть, позже.
Но она возобновила усилия. – Нет. Подожди. Все будет хорошо.
Он очень осторожно попытался высвободиться, сдвинуть ее с себя, но она не уступала, и он в конце концов покорился.
Необычная женщина. Он чувствовал, как ее тело становится твердым, ощущал скрытое напряжение. Отключившись в эти минуты от секса, он наблюдал за ее приемами, за тем, что она умеет, а умела она очень многое. Еще один эксперт. Кажется, в постели ему везет на виртуозных партнерш. Каждая – мастер своего дела. Откуда они так много знают? Все такие молоденькие. Может, это передается с генами?
А он? Вечное божество, Эрос во плоти. Исключая нынешнюю ночь. А также и другие ночи – чем дальше, тем чаще. Прими это как должное, Генри. Тебе приходится напрягаться. Ты должен постоянно что-то придумывать… Он все еще выдерживал это в большинстве случаев, но начинал испытывать чувство унижения.
Лампа горела, и Дарнинг следил за ее отсветами на стенах и потолке. Но думал он снова об Уэйне.
“Как человек окончательно впадает в грех” – такими словами его друг определил состояние растущего страха, и определил вполне точно. За исключением того, что Дарнинг не имел намерения ни во что впадать. Брайан хорош и как профессионал, и как друг, но он закоренелый паникер и всегда им был. При достаточном нажиме таких людей легко убедить. Подчинить своей воле. В основном поэтому Дарнинг не рассказал ему эту несчастную историю полностью. Была и другая, более существенная причина, почему он предпочел удержать подробности при себе: твердые этические и моральные принципы Брайана, которые вынудили бы его критически отнестись к другу, а это крайне несвоевременно.
Дарнинг продолжал думать “не о том” и не помогал Илоне. Попробовал сосредоточиться… но при виде того, как она неистово трудится, просто отчаянно, он вдруг пожалел ее, и это уничтожило последнюю надежду. Бедная девочка. Он наконец приподнялся и обнял ее. – Сейчас ничего не получится.
Лицо у Илоны пошло пятнами, расплылось. Тело выпрямилось в напряжении. Она впилась пальцами ему в грудь.
– Брось, это не трагедия, – сказал он.
– Нет, именно трагедия.
– Ты не должна так оттаиваться.
Она легла на постель, податливая плоть казалась тяжелой, как свинец.
– Мне ненавистна даже мысль о неудаче.
– Если кто и виноват в ней, так это я. Но не ты.
– Если женщина не в состоянии возбудить мужчину, виновата она.
– Это не более чем шовинистическая пропаганда мужчин.
Илона молчала несколько минут.
– Такого со мной никогда еще не случалось, – сказала она.
Перед глазами у Дарнинга промелькнули эротические образы ее успешных стараний. Они тянулись в бесконечность.
– Жаль, что я испортил твой рекорд.
Но ему больше не хотелось говорить на эту тему. Чересчур много. Он вдруг понял, что разговор зашел слишком далеко, когда взглянул через плечо Илоны в окно на далекую звезду и ощутил в ее загадочном свете некое далеко не безгрешное сияние, исходящее от легионов женщин, которыми он обладал в жизни, сияние, пронизывающее не только пространство, но и его самого. И пустота его лишенных любви совокуплений вдруг поразила его как удар; его охватило чувство, что единственно верный путь – это путь от сердца к сердцу, из глубин одного в глубины другого. И по сравнению с этим все его логические измышления ничего не значат.
Теперь он избегал смотреть на бледный, отдаленный свет. Впрочем, спустя некоторое время и после новых соприкосновений с этим волшебным золотистым сорным растением угроза звезды ослабела.
В конце концов, он из тех, кто держит себя под контролем. Он никогда не доводил себя до неуправляемого эмоционального взрыва. Сдержанность чувств – его девиз, его жизненная философия. Он усердно применял ее на практике. Трудился бесконечно и достиг значительных успехов. И слава Богу, надеется, что и на смертном ложе будет вполне в форме.
Позже, когда они занимались любовью, угроза звезды померкла окончательно.
Глава 18
Марти Элман, агент Джьянни, жил в элегантном высотном здании довоенной постройки на Пятой авеню, в пятнадцати минутах ходьбы от его художественной галереи на Мэдисон-авеню. Насколько Джьянни знал, прогулка от дома до галереи и обратно была единственным упражнением, которое совершал Марти, – во всяком случае, так было все десять лет их тесного общения. Но делалось это неизменно, в любую погоду, шесть дней в неделю.
То же самое было и нынешним утром. С одной едва заметной разницей. Нынешним утром за Марти велась слежка.
Джьянни засек наблюдателя примерно час назад – толстопузого парня в мятой куртке и широких брюках, который стоял, прислонившись к ограде Центрального парка, и читал “Дейли ньюс”. Художник решил, что это скорее обычный полицейский, а не агент ФБР. Пусть даже так, но все равно расход неоправданный, если учесть незначительность такого объекта слежки, как Марти.
Очевидно, не столь уж незначительный это объект.Вышагивая по Пятой авеню в южном направлении, Джьянни держался на расстоянии квартала от переодетого полицейского, а тот находился примерно в семидесяти футах позади Элмана. Джьянни хотелось убедиться, что полицейского не подстраховывает еще кто-то, ведь обычно сыщики работают парами. Но этот, кажется, был один.
Элман повернул к востоку, на Шестьдесят восьмую улицу, ведущую к Мэдисон-авеню. Потом прошел еще два квартала, отпер дверь и вошел в галерею изящных искусств “Готэм”.
Джьянни остановился и уткнулся в витрину. Он увидел, как полицейский пересек Мэдисон-авеню и уселся в серый седан, припаркованный прямо перед галереей. Сел, закурил сигарету и приготовился к дневному дежурству.
Галерея располагалась в небольшом трехэтажном здании на углу Мэдисон-авеню и Шестьдесят шестой улицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127