Мэри Янг находилась на двадцать человек впереди. Обдумывая каждый свой шаг, она пристроилась к небольшой группе тайваньских туристов, и это оказалось отличным прикрытием. Оживленно улыбаясь и болтая с ними, она была так же незаметна, как любой из них.
И все же напряженность имела место. Сущность того, что им приходилось делать, включала ее как неизбежный элемент. Покинув такое укрытие, как город с восьмимиллионным населением, они вынуждены были пройти сквозь весьма ограниченное количество билетных контролеров… перед одним из них на короткое время утратить свою анонимность, предъявить ему фальшивые паспорта и подвергнуться досмотру и расспросам.
Самое подходящее место для какой-нибудь неприятности. А после того, что они видели в последнем выпуске вечерних новостей и прочитали в сегодняшних газетах, опасность значительно возросла.
Самое скверное заключалось в том, что теперь отпали малейшие сомнения в том, кем были на самом деле застреленные ими пять человек. Они убили и похоронили настоящих правительственных агентов. До сих пор Джьянни вроде бы и знал об этом – и не знал. Оставался где-то глубоко внутри упорно звучащий, хоть и очень негромкий голос, который все не хотел умолкать и твердил, что в этой стране ничего подобного с людьми происходить не может.
Теперь этот голос умолк.
Весьма интересуясь тем, какое объяснение гибели трех агентов будет дано официально, Джьянни читал, смотрел и слушал все, что мог найти. Все, начиная с местной полиции, которая обнаружила и извлекла из земли трупы, и кончая самим директором ФБР, либо лгали, либо отделывались недомолвками.
Директор, высокий импозантный мужчина с глазами цвета стали и квадратной нижней челюстью в полном соответствии с голливудскими стандартами, со спокойным достоинством выразил скорбь о погибших и обещал, что убийцы будут схвачены и преданы суду.
А пошел ты, подумал Джьянни.
Но потом стал размышлять, сколько правды известно даже этому человеку.
Очередь пассажиров медленно продвигалась вперед. Джьянни с дорожной сумкой в руке двигался вместе с очередью.
Он следил глазами за Мэри Янг… за клерками, проверяющими паспорта, билеты и багаж… за всеми, кто мог представлять возможную угрозу.
В особенности он приглядывался к одиноким мужчинам с подчеркнуто безразличными физиономиями, одетым в деловые костюмы: чаще всего именно так и выглядят сыщики. Некоторое количество подобных типов сшивалось поблизости. Мало того, двое таких торчало за длинной билетной стойкой.
Что, если один из них направится к нам?
К несчастью, возможные действия были ограничены. Джьянни и Мэри не были вооружены, так как их могла проверить служба безопасности аэропорта. Они оба заранее выбросили пистолеты в подходящий мусорный ящик. Значит, все, что они могли сделать в лучшем случае, – это дать деру и попробовать затеряться в толпе. Если один из них будет схвачен, второй должен отбросить всякую мысль о нелепом героизме и незаметно покинуть терминал.
Если обоим удастся улизнуть поврозь, они должны встретиться на следующий день в двенадцать часов у расположенного на Пятой авеню входа в публичную библиотеку на Сорок второй улице. Если первая попытка не удастся, повторяют ее следующие три дня подряд. После этого каждый действует на свой страх и риск.
Но это, разумеется, были сценарии на худой конец. Простые и утешительные, но ни Джьянни, ни Мэри не считали, что их удалось бы осуществить…
Подошла очередь Мэри Янг. Джьянни видел, как она поставила сумку на прилавок и протянула агенту “Алиталии” свой билет и новенький липовый паспорт. Примерно через пять минут она освободилась и направилась к выходу на посадку.
Через восемнадцать минут то же сделал и Джьянни Гарецки.
А еще через полчаса огромный авиалайнер поднялся в воздух и полетел в Рим.
Покидая Америку, Джьянни чувствовал, что покидает и Терезу. Годами он твердил ей, что они вместе поедут в Италию, “страну предков”, но его работа постоянно мешала осуществить задуманное путешествие. А потом Тереза умерла, и стало уже поздно. Я слишком долго откладывал. Нужно было увезти ее раньше.
Кончай ныть, приказал он себе. Ты сделал то, что сделал, а чего не сделал, того не сделал. Нечего бить себя в грудь, этим горю не поможешь. Кроме того, разве она обижалась на это? Жаловалась?
Нет.
Не Тереза, а ты постоянно твердил об Италии, верно?
Да.
А что она всегда говорила?
Если Италия так восхитительна, почему так много итальянцев уезжали и уезжают оттуда в Америку?
Что еще она говорила?
Что для нее не важно, где мы находимся, важно, что мы вместе.
И ты ей верил?
Да.
Прекрасно. В таком случае оставь это и усни.
Глава 25
Питер Уолтерс глотнул воды из бутылки, которая стояла возле него, и почувствовал, как приятно прохладная влага опускается по пищеводу. Только что миновал полдень, солнце сияло в зените, и на улице совсем не было тени.
Он сидел у занавешенного окна в комнате, снятой в доме почти напротив дома Абу Хомейди. Винтовка с оптическим прицелом высокого увеличения лежала поперек подоконника, и Питер время от времени дотрагивался до нее.
Ну, Абу Хомейди, давай. Что довольно, то довольно.
Теперь Питер испытывал скорее нетерпение, чем негодование. Гнев – это всего лишь выброс адреналина. После него остаются усталость и подавленность.
Больше двух с половиной суток прошло с тех пор, как ему пришлось застрелить палестинскую девушку, и ее смерть изменила все. Люди Хомейди очень редко выходили из дома, и насколько Питер мог судить, сам Хомейди не выходил вовсе.
Ты двигался немного поспешно, сказала ему тогда девушка.
И вот она бессмысленно погибла, Хомейди насторожился, а Питер утратил преимущество неожиданности.
Когда же он начал делать промашки?
Когда выполнял предыдущее задание, это ясно. Забыл проверить сирены. А до того?
Или он просто запсиховал? Такое бывало. Начинаешь сам себе задавать вопросы и строить догадки. О чем-то беспокоишься, сомнения растут, и, прежде чем разберешься, ты уже уверен, что случится самое худшее.
Психо-чепуха.
И однако не стоит с такой легкостью гнать от себя эти мысли. У него появились ошибки, которых он не делал раньше. До сих пор ему везло, но как долго можно полагаться на везение? Ему уже под сорок. Может, он староват, чтобы держаться на рефлексах и собранности?
Он отлично привык к пустынному ландшафту. И не было никого, кто мог бы сделать этот ландшафт менее пустынным для него.
Когда-то был, конечно, Джьянни Гарецки. Они сблизились, как люди одной крови, как братья. Но с тех пор прошло двадцать лет. И теперь они находятся даже не в одном и том же мире.
Мысли о Джьянни Гарецки приносили ему радость. Парень реализовал себя. Приятно, что хотя бы один из них сумел это сделать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
И все же напряженность имела место. Сущность того, что им приходилось делать, включала ее как неизбежный элемент. Покинув такое укрытие, как город с восьмимиллионным населением, они вынуждены были пройти сквозь весьма ограниченное количество билетных контролеров… перед одним из них на короткое время утратить свою анонимность, предъявить ему фальшивые паспорта и подвергнуться досмотру и расспросам.
Самое подходящее место для какой-нибудь неприятности. А после того, что они видели в последнем выпуске вечерних новостей и прочитали в сегодняшних газетах, опасность значительно возросла.
Самое скверное заключалось в том, что теперь отпали малейшие сомнения в том, кем были на самом деле застреленные ими пять человек. Они убили и похоронили настоящих правительственных агентов. До сих пор Джьянни вроде бы и знал об этом – и не знал. Оставался где-то глубоко внутри упорно звучащий, хоть и очень негромкий голос, который все не хотел умолкать и твердил, что в этой стране ничего подобного с людьми происходить не может.
Теперь этот голос умолк.
Весьма интересуясь тем, какое объяснение гибели трех агентов будет дано официально, Джьянни читал, смотрел и слушал все, что мог найти. Все, начиная с местной полиции, которая обнаружила и извлекла из земли трупы, и кончая самим директором ФБР, либо лгали, либо отделывались недомолвками.
Директор, высокий импозантный мужчина с глазами цвета стали и квадратной нижней челюстью в полном соответствии с голливудскими стандартами, со спокойным достоинством выразил скорбь о погибших и обещал, что убийцы будут схвачены и преданы суду.
А пошел ты, подумал Джьянни.
Но потом стал размышлять, сколько правды известно даже этому человеку.
Очередь пассажиров медленно продвигалась вперед. Джьянни с дорожной сумкой в руке двигался вместе с очередью.
Он следил глазами за Мэри Янг… за клерками, проверяющими паспорта, билеты и багаж… за всеми, кто мог представлять возможную угрозу.
В особенности он приглядывался к одиноким мужчинам с подчеркнуто безразличными физиономиями, одетым в деловые костюмы: чаще всего именно так и выглядят сыщики. Некоторое количество подобных типов сшивалось поблизости. Мало того, двое таких торчало за длинной билетной стойкой.
Что, если один из них направится к нам?
К несчастью, возможные действия были ограничены. Джьянни и Мэри не были вооружены, так как их могла проверить служба безопасности аэропорта. Они оба заранее выбросили пистолеты в подходящий мусорный ящик. Значит, все, что они могли сделать в лучшем случае, – это дать деру и попробовать затеряться в толпе. Если один из них будет схвачен, второй должен отбросить всякую мысль о нелепом героизме и незаметно покинуть терминал.
Если обоим удастся улизнуть поврозь, они должны встретиться на следующий день в двенадцать часов у расположенного на Пятой авеню входа в публичную библиотеку на Сорок второй улице. Если первая попытка не удастся, повторяют ее следующие три дня подряд. После этого каждый действует на свой страх и риск.
Но это, разумеется, были сценарии на худой конец. Простые и утешительные, но ни Джьянни, ни Мэри не считали, что их удалось бы осуществить…
Подошла очередь Мэри Янг. Джьянни видел, как она поставила сумку на прилавок и протянула агенту “Алиталии” свой билет и новенький липовый паспорт. Примерно через пять минут она освободилась и направилась к выходу на посадку.
Через восемнадцать минут то же сделал и Джьянни Гарецки.
А еще через полчаса огромный авиалайнер поднялся в воздух и полетел в Рим.
Покидая Америку, Джьянни чувствовал, что покидает и Терезу. Годами он твердил ей, что они вместе поедут в Италию, “страну предков”, но его работа постоянно мешала осуществить задуманное путешествие. А потом Тереза умерла, и стало уже поздно. Я слишком долго откладывал. Нужно было увезти ее раньше.
Кончай ныть, приказал он себе. Ты сделал то, что сделал, а чего не сделал, того не сделал. Нечего бить себя в грудь, этим горю не поможешь. Кроме того, разве она обижалась на это? Жаловалась?
Нет.
Не Тереза, а ты постоянно твердил об Италии, верно?
Да.
А что она всегда говорила?
Если Италия так восхитительна, почему так много итальянцев уезжали и уезжают оттуда в Америку?
Что еще она говорила?
Что для нее не важно, где мы находимся, важно, что мы вместе.
И ты ей верил?
Да.
Прекрасно. В таком случае оставь это и усни.
Глава 25
Питер Уолтерс глотнул воды из бутылки, которая стояла возле него, и почувствовал, как приятно прохладная влага опускается по пищеводу. Только что миновал полдень, солнце сияло в зените, и на улице совсем не было тени.
Он сидел у занавешенного окна в комнате, снятой в доме почти напротив дома Абу Хомейди. Винтовка с оптическим прицелом высокого увеличения лежала поперек подоконника, и Питер время от времени дотрагивался до нее.
Ну, Абу Хомейди, давай. Что довольно, то довольно.
Теперь Питер испытывал скорее нетерпение, чем негодование. Гнев – это всего лишь выброс адреналина. После него остаются усталость и подавленность.
Больше двух с половиной суток прошло с тех пор, как ему пришлось застрелить палестинскую девушку, и ее смерть изменила все. Люди Хомейди очень редко выходили из дома, и насколько Питер мог судить, сам Хомейди не выходил вовсе.
Ты двигался немного поспешно, сказала ему тогда девушка.
И вот она бессмысленно погибла, Хомейди насторожился, а Питер утратил преимущество неожиданности.
Когда же он начал делать промашки?
Когда выполнял предыдущее задание, это ясно. Забыл проверить сирены. А до того?
Или он просто запсиховал? Такое бывало. Начинаешь сам себе задавать вопросы и строить догадки. О чем-то беспокоишься, сомнения растут, и, прежде чем разберешься, ты уже уверен, что случится самое худшее.
Психо-чепуха.
И однако не стоит с такой легкостью гнать от себя эти мысли. У него появились ошибки, которых он не делал раньше. До сих пор ему везло, но как долго можно полагаться на везение? Ему уже под сорок. Может, он староват, чтобы держаться на рефлексах и собранности?
Он отлично привык к пустынному ландшафту. И не было никого, кто мог бы сделать этот ландшафт менее пустынным для него.
Когда-то был, конечно, Джьянни Гарецки. Они сблизились, как люди одной крови, как братья. Но с тех пор прошло двадцать лет. И теперь они находятся даже не в одном и том же мире.
Мысли о Джьянни Гарецки приносили ему радость. Парень реализовал себя. Приятно, что хотя бы один из них сумел это сделать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127