Карло Донатти продиктовал номер.
– Кроме вас, номер не должен быть известен никому. Запомните его, а потом сожгите запись. У вас есть вопросы?
– Могу я узнать, кто эта женщина?
– Мать исчезнувшего мальчика.
Несколько секунд на линии было тихо.
– Она не знает, что ее муж и его друг забрали мальчика? – спросил Сорбино.
– Очевидно, нет. Однако с уверенностью сказать не могу. – Карло Донатти взглянул на свои часы и продолжал: – У вас осталось пятьдесят минут на то, чтобы сделать необходимые звонки и запустить дело. Используйте как можно больше машин… ваших и полицейских… вам предстоит обследовать все участки в радиусе тридцати километров от Равелло. Когда обнаружите местонахождение телефона, то по крайней мере одна машина пусть выезжает не больше чем через несколько минут.
– Я это обеспечу.
– Благодарю вас, Дон Сорбино.
За четыре с половиной тысячи миль от Нью-Йорка Майкл Сорбино с гордостью и удовольствием смаковал первое официальное признание себя в качестве нового для него статуса босса. И признал его таковым не кто-нибудь, а сам всемогущий американский саро di tutti capi Дон Карло Донатти.
В Нью-Йорке Донатти положил трубку и начал перебирать в памяти подробности только что законченного разговора. Если все пройдет хорошо и удача ему не изменит, разговор этот может оказаться самым важным в его жизни. Но самой загадочной картой в игре по-прежнему оставался мальчик.
Где он?
Жив ли он?
Глава 55
Пегги въехала в Амальфи чуть позже семи вечера по местному времени. Она дважды объехала по кругу площадь Флавио Джиойя и остановилась таким образом, что по одну сторону машины тянулся длинный ряд магазинов для туристов, а по другую виднелось море.
Телефон она выбрала заранее. Он находился в стеклянной будке на дальнем конце площади, что позволяло Пегги видеть и площадь, и любого, кто направится к телефонной будке. Она хотела уберечь себя от неожиданностей во время разговора.
Пегги неподвижно сидела в машине и наблюдала за проходящими людьми. Солнце стояло низко, сделалось оранжевым, и кожа у пешеходов отливала медью. Они напоминали индейцев, и Пегги вдруг захотелось стать индианкой. Ах, да она согласилась бы стать кем угодно, только не самой собой! Но эти мысли не понравились ей, и она перестала думать о чем бы то ни было.
Недавно прошел дождь, и кое-где на мостовой стояли лужи. В них отражалось небо, дома вокруг площади и проходящие мимо люди. Лужи были гладкие и чистые, как зеркало, пока кто-нибудь не вступал в воду – тогда пропадали и зеркало, и отражение.
В семь двадцать пять Пегги вышла из машины и направилась к телефонной будке, чтобы заранее устроиться там. Будка была старого типа – со скамейкой и маленькой полочкой; Пегги уселась и постаралась чувствовать себя как можно удобнее и собраннее. Достала из пакета горсть монет и разложила их аккуратными столбиками. Достала блокнотик и ручку на случай, если придется что-то записать на дальнейшее. Дышала медленно и глубоко, чтобы унять растущую панику.
Сняла трубку и проделала еще раз процедуру соединения по личному номеру с министром юстиции Дарнингом в Вашингтоне.
На этот раз секретарь Дарнинга соединила ее немедленно, однако линия безмолвствовала.
– Генри? – сказала она.
– Хэлло, Айрин!
Десяти лет как не бывало. Голос у него не изменился.
– Может ли нас слушать кто-то еще? – спросила она.
– Нет. Как только я беру трубку, никто больше не может подключиться. Говори совершенно свободно.
– Не знаю, удастся ли мне достичь желаемого, – начала она, – но предпочитаю сразу перейти к делу. Жив мой сын или мертв?
Дарнинг не отвечал так долго, что Пегги казалось, будто в этом молчании – смерть Поли. Потом он произнес:
– Мальчик жив.
– И здоров?
– Да, здоров.
– Хорошо. В таком случае освободи его и ты получишь меня. Я приеду, куда ты велишь. Сделаю все, о чем ты меня попросишь.
Дарнинг снова долго молчал, потом сказал негромко:
– Прямо вот так?
– Прямо вот так.
– Боюсь, что это не так просто.
– Почему же? Ведь тебе нужна именно я. Не Поли. Я отдаю тебе себя, а ты освобождаешь Поли. Что тут сложного?
– Мы, – ответил Дарнинг. – Ты и я. Кто мы и что собой представляем. Тот факт, что на карту поставлены человеческие жизни. Некие гарантии, которые понадобятся для преодоления вполне понятного взаимного недоверия. Над всем этим так или иначе придется поработать.
Он не осведомил ее лишь об одном: что просто затягивает время, чтобы ее успели выследить.
– В таком случае, Бога ради, давай выработаем соглашение. Я всего лишь требую, чтобы Поли передали в отделение Международного Красного Креста в Неаполе. Как только это будет осуществлено, я выполняю свою часть соглашения.
Вздох Дарнинга долетел из Вашингтона до Амальфи.
– Ты была прекрасным юристом, но сейчас говоришь совсем не как юрист. Какие у меня гарантии, что ты не исчезнешь снова, как только твоего сына передадут в Красный Крест?
В разговор вмешалась телефонистка и предупредила, что надо произвести дополнительную оплату; несколько секунд Пегги потратила на то, чтобы бросить в телефон монеты. И за эти секунды нечто давнее пронзило ее, как личное, надолго позабытое горе, и этого оказалось достаточно, чтобы перенести ее в иное время, в иное измерение.
– Как ты мог это сделать, Генри? – вырвалось у нее, и даже голос ее изменился, смягченный болью десятилетней давности.
– Сделать что?
– Послать кого-то убить меня. Я имею в виду – тогда. Десять лет назад.
Он искал и не находил ответа.
– Разве ты не знал меня? – продолжала Пегги. – Я тебя обожала. Я скорее умерла бы, чем предала тебя. Для тебя я была готова на все. И доказала это.
Дарнингу понадобилось еще некоторое время, чтобы наконец ответить ей. И голос у него тоже изменился, как и у Пегги.
– Меня предало мое собственное безумие, а не ты. Что я могу сказать тебе, Айрин? Что если бы время обратилось вспять, я бы так не поступил? Хорошо. Я бы так не поступил. Ты полагаешь, что я горжусь содеянным? Я сделал еще худшее. Но похищение твоего мальчика не моя идея. Надеюсь, ты этому поверишь.
– Почему для тебя имеет значение, поверю или нет?
– Потому что ты любила меня когда-то. И, как это ни безумно звучит, я тоже любил тебя.
Пегги сидела, глядя перед собой в пустоту. Лживый ублюдок еще смел говорить о подобных вещах. И она почти готова была ему поверить.
– Это все из области истории, – устало проговорила она. – Единственная вещь, о которой я беспокоюсь сейчас, – это освобождение моего сына. Ты упомянул о гарантиях. Сказал, что не хочешь, чтобы я снова скрылась, когда Поли передадут в Красный Крест. Ладно. Какого рода гарантии ты хотел бы получить?
– Боюсь, это нечто большее, нежели просто гарантии.
– Что ты имеешь в виду?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127