Манкузо взял пистолет.
— Но ведь это только двадцать второй калибр!
— Капитан, полностью заглушить выстрел из пистолета крупного калибра практически невозможно, если только не снарядить его глушителем длиной в руку подобно тем, что насаживают на свое оружие парни из ФБР. А вот мне нужно что-то, умещающееся в кармане. Вот Микки и изготовил для меня это, а лучше Микки нет специалиста в этом деле.
— Кто?
— Микки Финн. Между прочим, это его настоящее имя. Он спроектировал глушитель системы «Куал-А-Тех», и я никогда не воспользуюсь глушителем другой системы. Видите ли, капитан, наша работа не имеет ничего общего со шпионскими сериалами на телевидении. Чтобы глушитель выполнил поставленную перед ним задачу, необходимо использовать пистолет малого калибра со скоростью полета пули ниже звуковой и закрытым затвором. И конечно, лучше, если выстрел произведен на открытом воздухе. Внутри помещения — как здесь у вас — вы услышите выстрел, несмотря на глушитель, потому что звук отразится от стальных переборок. На открытом воздухе вам покажется, что вы услышали какой-то звук, если выстрел произведен на расстоянии тридцати футов, но вы не поймете, что это за звук. Глушитель надевается на конец ствола вот так, поворачивается — Кларк продемонстрировал простую операцию, — и перед вами однозарядный пистолет. При надевании глушителя полуавтоматическое действие пистолета прекращается. Чтобы снова зарядить пистолет, необходимо вручную передернуть затвор.
— Вы хотите сказать, что отправляетесь на операцию с однозарядным пистолетом двадцать второго калибра?
— Именно так и осуществляется операция, капитан.
— Вам приходилось когда-нибудь...
— Капитан, вы не должны задавать такие вопросы. К тому же я не имею права отвечать на них. — Кларк усмехнулся, — Даже у меня нет допуска такой степени секретности. Если вам так уж хочется, скажу — да, иногда мне бывает страшно, но мне платят за такую работу.
— Но если...
— В этом случае вы немедленно уходите из этого района. Не забудьте, капитан, что мне дано право отдать вам такой приказ. До сих пор подобного еще не происходило. Не стоит беспокоиться об этом — у меня хватит тревог на нас обоих.
25. Сближение
Мария и Катя Герасимовы всегда путешествовали с максимальным комфортом, как и надлежит ближайшим родственникам члена Политбюро. На машине КГБ их отвезли из восьмикомнатной квартиры на Кутузовском проспекте, находящейся под круглосуточной охраной, в аэропорт Внуково, используемый главным образом для внутренних авиалиний, и провели в удобную гостиную, предназначенную для высокопоставленных лиц. Здесь находилось больше персонала, чем требовалось для обслуживания даже многочисленных делегаций, а этим утром остальные избранные, находившиеся здесь, старались держаться в стороне. Один служитель помог им снять пальто и шляпки, другой провел к роскошному дивану, тогда как третий спросил, что им принести. Обе женщины заказали только по чашке кофе. Обслуживающий персонал — особенно женщины — с завистью поглядывали на их одежду. В гардеробной служительница провела рукой по шелковистой глади мехов, и ей неожиданно пришло в голову, что в прошлом ее предки, наверно, с такой же завистью, какую она испытывала по отношению к этим двоим, разглядывали царскую знать.
Мать и дочь сидели отдельно от всех остальных подобно королевам, рядом находились только телохранители. Они пили кофе, глядя через огромные окна на стоящие поблизости авиалайнеры.
Мария Ивановна Герасимова, хотя и родилась в Эстонии пятьдесят лет назад, не была эстонкой. Все ее предки были русскими, поскольку это маленькое балтийское государство составляло часть Российской империи, управляемой царем, и испытало всего лишь кратковременное «освобождение» — так называли этот период смутьяны — между двумя мировыми войнами. В течение этого периода эстонские националисты приложили немало усилий, чтобы сделать жизнь для этнических русских, проживавших в Эстонии, не слишком приятной. Ее детские воспоминания о жизни в Таллинне были полны горечи, но она, подобно всем детям, имела там друзей, которые остались друзьями навечно. Эта дружба выдержала даже ее замужество, когда она вышла за молодого партийного чиновника, ставшего, ко всеобщему изумлению — и больше всех оказалась изумленной именно она, — во главе самой ненавистной организации советского правительства. Но что еще хуже, он сделал карьеру на подавлении диссидентов. То, что детская дружба выдержала такие испытания, явилось наглядным доказательством ее интеллекта. Несколько человек были спасены от трудовых лагерей, а несколько — переведены из тюрем строгого режима в обычные колонии благодаря ее заступничеству. Мария Ивановна помогла детям ее друзей поступить в университеты. Хуже пришлось тем, кто в детстве насмехался над ее русским именем, хотя и в этом случае она помогла одному из насмешников, проявив тем самым еще и милосердие. В результате она все еще оставалась частицей небольшого пригорода столицы Эстонии, хотя уже давно переехала в Москву. Немалое значение имело и то, что ее муж только один раз сопровождал жену на родину, в дом, где она провела детство — Она не была злопамятной и представляла собой человека, привыкшего к уважению, являющемуся следствием власти, подобно принцессе в былые времена, вела себя деспотично, но не обижая окружающих. На лице ее застыла маска высокомерия, что соответствовало образу. Прелестная девушка двадцать пять лет назад, она и сейчас оставалась красивой, хотя и казалась слишком серьезной. В свете официального положения, которое занимал ее муж, она вынуждена была играть свою роль в этой игре — не в такой степени как жена западного политического деятеля, разумеется, но ее поведение по крайней мере должно было быть выше подозрений. Теперь у нее накопился немалый опыт. Те, кто следил за ней, никогда не смогли бы догадаться, о чем она думает.
Мария Ивановна не могла понять, что происходит. Ей было ясно лишь одно — все это исключительно серьезно. Муж попросил ее быть в определенном месте в определенное время, не задавать ему никаких вопросов и только пообещать, что она поступит в точности, как ей скажут, невзирая на последствия. Эти слова, произнесенные спокойным, бесстрастным тоном на фоне шума воды, текущей из крана на кухне их квартиры, напугали ее не меньше, чем грохот немецких танков на мостовых Таллинна в 1941 году. Но пребывание в немецкой оккупации научило ее одному — она поняла, насколько важно выжить.
Ее дочь не знала, что происходит. На ее поведение нельзя положиться. Катя — их единственный ребенок — никогда не сталкивалась в своей жизни с опасностью, только с редкими неприятностями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200