-- Как торжественно.
-- Когда речь заходит о моем бизнесе, я становлюсь
торжественным. Подвизаться в погребальном деле, означает быть
своего рода блюстителем. Как живых, так и мертвых. Это
достойное поприще. Я мог бы даже сказать, что в нем
присутствует нечто, сопричастное искусству. Не говоря уж о том,
что смерть -- это своего рода обновляющая пауза в жизни тех,
кто остался здесь.
-- Вот с этим я согласна.
-- К тому же это занятие позволяет мне встречаться с
людьми, подобными вам. И, надеюсь, вы поверите мне, миссис
Соурпюсс, если я скажу, что видел слезы истинной смертной тоски
и знаю: они струятся не по щекам.
-- Сила господня. Сидеть здесь вот так. С похоронных дел
мастером. Нет, вы поймите меня правильно. Я против вашего
бизнеса ничего не имею. Но это действительно нечто. Слышите, у
меня телефон со стенки срывается. Это потому что каждый мужик,
какого я когда-либо знала, сейчас звонит сюда. Ждет не дождется
возможности примчаться ко мне. Чтобы я уронила голову ему на
плечо. И вот она я. Гарри отбросил коньки. А я рассиживаюсь с
человеком, который его схоронил.
-- Я всего лишь принимал в этом участие. И надеюсь, не
показался вам чрезмерно навязчивым.
-- Какое там навязчивым. Вы защитили меня. Такому долдону,
как Вилли, подобного унижения хватит до скончания века. Он же
больше ничего не умеет. Только выпятить грудь и объявить: щас я
тебя прикончу. Голыми руками.
Миссис Соурпюсс накалывает на вилку оливку. Кончиком языка
облизывает ее. Затем обнимает зеленый шарик губами и всасывает.
Чтобы пережевать и запить виски с содовой. Она сидит бочком,
опираясь о пол ладонью. Большой овальный бриллиант на пальце
переливается синевой и вспыхивает белым пламенем. Приподнимает
ногу, чтобы туфелькой постучать по моей подошве. Свет от ламп
расходится веером по стенам. Золотые с синим и красным иконы в
позолоченных рамах. Воздетые кресты. Головы святых. Фотографии
и зарисовки храма Александра Невского. А у меня трусы совсем
истлели в паху.
-- У вас очень милая квартира.
-- Гарри получает долю доходов с этого дома. Теперь, если
верить моему адвокату, это моя доля. Я тут снесла уйму стен,
которые понастроила его первая жена. Вкус у нее был -- курам на
смех. Дерьмо, а не вкус. Ну я и пригласила двух педиков.
Плясали они тут, плясали, обили все тканями. Камин вот, видите,
обложили синей и белой плиткой. Вроде ничего получилось. Вон
там висят шары из зеленого стекла, так они в них напихали
настоящих рыбацких сетей. Это, говорят, изящный морской стиль.
А стены, говорят, в наши дни полагается затягивать тканью. В
наши дни. Какие такие дни, черт его знает. Через месяц они мне
заявляют, что наступает весна, и ни один человек, который хоть
что-то собой представляет, не допустит, чтобы его застукали в
зимних стенах. Ну, я с ними согласилась. Начали они сбивать
штукатурку до самых кирпичей. Все лето корячились. Теперь,
говорят, у вас это выглядит как осенний сплав леса в Новой
Англии. В конце концов я велела к чертовой матери убрать все со
стен, заштукатурить их и выкрасить в оранжевый цвет.
-- Вышло очень красиво.
-- Налейте себе еще виски, Корнелиус.
-- Спасибо. А вам.
-- Да. Дополна. Я, наверное, могла бы сказать, что у меня
есть все, о чем мечтает большинство женщин. Я почему-то всегда
была уверена, что создана для красивой жизни. И уж во всяком
случае не для той, какую вела моя мать. Она все гладила в
подвале, гладила. А потом поднималась наверх и накрывала нашей
лучшей скатертью стол к воскресному обеду. С ума можно спятить
от скуки. Я с пяти лет все время пыталась удрать из дому. В
шестнадцать выскочила замуж и тут же развелась. В семнадцать
опять вышла. Сидела в жуткой норе, дыра дырой, пока Вилли
пытался заработать на жизнь, играя в футбол, а зарабатывал
только очередной перелом переносицы. Мы с ним никуда не
выходили. Он не позволял мне завести друзей или пригласить
кого-нибудь в гости. И вот однажды, ровно в три часа смертельно
скучного дня. Сижу, читаю журнал. Помню каждый предмет, бывший
тогда на столе. Пачку ньютонок. Стакан молока. Читаю, значит,
что поевши свеклы, станешь писать розовым. Это и было самым
интересным, что меня ожидало в жизни. Ну я и слопала две
свеклы, которые собиралась почистить. Да заодно уж едва початую
коробку печенья. И вот, переворачиваю страницу. А там орава
каких-то олухов и дурацкая моторная лодка на тропическом
острове, которым владеет некий хмырь. У него еще собственное
поле для гольфа и гидросамолет. И девки дуют на пляже мятный
сироп. И я сказала, задерись оно все конем, если я не уйду
отсюда и не пойду туда. Быстро-быстро. Так я и сделала. И вот,
добралась, и до старости еще далеко, и видит бог, мне здесь
хорошо. По крайней мере, я надеюсь, что дальше будет лучше. Как
только я покончу со всеми этими чертовыми неприятностями.
Потому что совершенно невозможно понять, в безопасности ты,
наконец, или нет. Вот как сегодня. Детективы уходят. Появляется
Вилли. А они мне обходятся в сотню долларов за день. Хотя это,
в общем, недорого, если сравнить с расходами Гарри, у которого
в восьми штатах сидела в дюжине, примерно, отелей ровно дюжина
сучек и все в очень дорогих люксах. Как раз сейчас они оттуда
съезжают. Я каждой из них сама позвонила. Сообщила приятную
новость. Что больше им ничего не обломится. Все на выход.
Потому как отламывать теперь буду я. И знаете, милый мальчик. Я
вам вот что хочу сказать. Впрочем, господи-боже, для чего я все
это рассказываю. Что в этом поймет счастливое дитя, вроде вас.
Хотя мне кажется, что вы все понимаете. Судя по тому, как вы
сидите молча и слушаете. Лучше бы я была сиротой, как вы.
Миссис Соурпюсс привстает. Чтобы сменить пластинку в
проигрывателе. На котором изысканными буквами написано:
Стромберг Карлсон. Поднимает руки, изогнувшись, проезжается
бедрами по полу. Глядя на Кристиана, у которого торчит из рта
половинка последнего бутерброда. Опуская левую руку, она
вытягивает правую, а после снова взлетает левая, покачиваясь,
будто змея. Непонятно, чего теперь делать с набитым ртом. Жуй
давай. В такт музыке.
-- Я хочу вас кое о чем спросить, Кристиан. Я совсем
ничего про вас не знаю. Вы, случаем, не женаты.
-- Нет.
-- Хотя все равно звонить вашей жене уже поздновато. Да и
кто будет сидеть у телефона и ждать. Надо жить собственной
жизнью. На этом все и держится. Думаешь-думаешь, как бы убить
вечерок. И в конце концов, отправляешься в Рокфеллер-центр
кататься на коньках и каждый раз, как поднимаешь глаза, знаешь,
что половина из тех, кого ты видишь, детективы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113